Колодец тьмы
Шрифт:
— За мальчиком для битья уже послали, как вы велели.
Хельмос поманил жену, сидевшую возле вдовствующей королевы. Она добровольно возложила на себя этот труд и отдавала ему по несколько часов ежедневно, выдерживая капризы Эмилии и выслушивая ее бессвязную болтовню. Рука Анны нежно гладила высохшую руку Эмилии. Встав, она поклонилась так, словно мать Дагнаруса по-прежнему была королевой, а она — одной из фрейлин. Место Анны заняла врачевательница.
— Ваше величество, выпейте водички, — предложила врачевательница, поднеся ей деревянную чашку
Эмилия выбила чашку у нее из рук, расплескав воду себе на платье.
Врачевательница спокойно подняла чашку, налила туда воды и снова предложила больной.
— Даже не представляю, почему ей вдруг стало хуже, — тихо сказал Хельмос, обращаясь к жене.
Анна кивнула.
— Мне кажется, ее состояние понемногу ухудшается с каждым днем. Врачеватели уже перестали говорить, что время исцелит ее. Они хотят поместить ее в Приют Врачевателей, но я боюсь, что внезапная перемена просто погубит Эмилию.
— Забота о ней лежит на тебе тяжкой ношей, дорогая, — сказал Хельмос, привлекая жену к себе.
— Все не так уж плохо, — ответила Анна, улыбаясь и пытаясь выглядеть бодрой. — Когда я рядом, она бывает послушной. Врачеватели говорят, что мое присутствие хорошо на нее действует. Только я в состоянии уговорить ее поесть.
— Выйдем отсюда ненадолго, — попросил Хельмос. — Мне надо с тобой поговорить.
— Да, разумеется. — Взгляд Анны стал тревожным. — Что случилось? Я слышала... — Она приумолкла, затем сказала, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно: — Я слышала, что армия Дагнаруса занимает позиции напротив северной стены.
— Да, — ответил Хельмос. — По словам капитана Аргота, с рассветом они нападут на город.
Они молча шли по длинному коридору, соединив руки, шли в ногу. Пустые рыцарские доспехи несли молчаливый почетный караул, сопровождая короля и королеву. И вдруг где-то в середине коридора из проржавевшей латной рукавицы рыцаря выпало копье и с неимоверным грохотом покатилось по полу, почти под ноги королю.
Хельмос резко остановился и побледнел, словно копье ударило его. Анна вскрикнула и прижала руку к своему бешено заколотившемуся сердцу.
Грохот эхом разнесся по дворцу, заставив сбежаться слуг и караульных.
— Ваше величество!
Гвардейцы, обнажив мечи, бросились на поиски неведомого врага.
— Вы не ранены? Где нападавший?
— Вот он, — ответил Хельмос, натянуто улыбаясь. — Видите, сколь мы благословенны? Духи давно умерших рыцарей вернулись, готовые сражаться вместе с нами!
Караульные понимающе кивали, довольные шуткой короля. Кто-то из слуг поднял копье и попытался поставить на место, но латная рукавица настолько проржавела, что уже не могла его удержать. По знаку королевы слуга просто прислонил копье сбоку и поспешно удалился.
От глаз Анны не ускользнула пугающая бледность, появившаяся на лице мужа.
— Любовь моя, что это такое?
— Если бы я был орком, — сказал Хельмос, пристально разглядывая копье, — я бы поспешил выйти в море.
— Но ты не орк, — ответила трезво мыслящая Анна. — Ты знаешь, что перчатка проржавела, а мы своими шагами вызвали сотрясение воздуха, отчего это копье и упало на пол.
Она надеялась, что он улыбнется и посмеется над собой, однако лицо короля оставалось серьезным и угрюмым.
— Странная тяжесть лежит у меня на сердце, — тихо сказал Хельмос. — Сегодня я проходил по коридорам дворца, и мне казалось, что я иду по ним в последний раз. Нет, дорогая, не перебивай меня. Дай мне договорить. Я слышал, что накануне смерти перед человеком проходит вся его жизнь. Я видел свою мать, Анна, — сказал Хельмос, и его голос стал мягким и исполненным боли. — Я видел ее стоящей у окна. Она с улыбкой повернулась ко мне, но едва я захотел с нею заговорить, как она исчезла. Я проходил мимо бывшей комнаты для игр, и меня потянуло зайти туда. Я вошел и вновь увидел себя мальчиком, вместе с учителем читающим книги. Потом я увидел Дагнаруса и рядом — этого несчастного мальчика для битья, Гарета. Я слышал их смех и видел, как Дагнарус расставляет солдатиков в старой песочнице. И еще я видел отца. Отец был сегодня со мной весь день. Он смотрел на меня с такой грустью, будто хотел мне что-то сказать или объяснить. Может, это странно, но я вдруг почувствовал, что он просит у меня прощения. Неужели ему было совестно хоть за какой-то из своих поступков? И еще, я все время видел тебя, моя родная, моя единственная.
Хельмос остановился, повернулся к жене, схватил ее руки и поцелуями осушил слезы, тихо катившиеся из ее глаз.
— Ты — и мой благословенный сон, и моя благословенная действительность.
Хельмос поцеловал ее в лоб, словно давая жене благословение.
Анна долго не могла вымолвить ни слова. Наконец, подавив страх, сказала:
— Дорогой мой, последние три ночи ты совсем не спал. За все это время у тебя во рту не было и кусочка хлеба. Неудивительно, что тебя одолели эти странные фантазии. Бьюсь об заклад, — Анна нервно рассмеялась, — что хороший кусок жареного мяса развеет все твои видения!
Хельмос улыбнулся. Любовь наполнила его сердце, осветив ужасающую темноту. Он крепко обнял жену.
— Я отправляюсь в Храм, чтобы приготовиться к священному бдению. Я хотел проститься с тобой и еще раз настоятельно попросить тебя покинуть город.
Хельмос сжал лицо Анны ладонями, не позволяя отвести взгляд.
— Пока еще не поздно. Есть подземный ход, о котором ты знаешь. Он ведет в потаенное место в горах. Надежные слуги ждут, готовые сопровождать тебя.
Анна резко покачала головой.
— Я не уйду из города, — твердо сказала она. — Ты знаешь об этом, и потому не надо меня уговаривать. Я останусь с несчастной Эмилией. Шум и суматоха могут испугать ее. Я уповаю на богов и верю в тебя, мой дорогой.
Они стояли, крепко обнявшись и не желая расставаться, хотя долг звал каждого из них. Хельмос гладил волосы жены и смотрел в глубь коридора. Слуги зажигали факелы, и в их колеблющемся свете король видел, как на пустых доспехах поднимаются забрала и оттуда, подобно черной реке, изливается Пустота.