Колодец тьмы
Шрифт:
И все же Вэлура не могла оставить принца, равно как и он не мог оставить ее. Кинжал Врикиля связал их воедино, и мысли каждого из них стали доступны другому. Возможно, глубоко внутри у Дагнаруса теплилась надежда, что однажды он заглянет в эти мертвые глаза, где сейчас нет ничего, кроме тьмы, и вновь увидит себя.
Гарет отстранился от Вэлуры, однако его сердце сжималось от сострадания к ней. У него не было времени, чтобы утешить ее, если подобное вообще было возможно. Надо было завершать колдовство, или все усилия его чародеев окажутся напрасными. Рука принца к этому времени исчезла из виду. Тьма поглотила ее. Пустота ждала повелений Дагнаруса.
— Повелевайте же, ваше высочество! — потребовал Гарет. — Магия в вашем распоряжении! Не медлите!
Дагнарус поднял руку, и столб непроницаемой тьмы поднялся вместе с нею.
— Река! — крикнул принц.
Крик его был ужасен. Этот крик мгновенно поднял спящих солдат и заставил их схватиться за оружие, ибо они подумали, что на лагерь напали враги.
— Повелеваю тебе поглотить реку!
Тьма исчезла. Чародеи недоуменно глядели друг на друга, пока силы не оставили их и они не повалились на землю, обливаясь потом и хватая ртом воздух. Кто-то лишился чувств. Иные лежали неподвижно, словно умерли. Дагнарус вместе с Гаретом стояли на берегу и смотрели на реку. Вэлура осталась в тени. Она сторонилась первых лучей утреннего солнца, позолотивших рябь быстрых речных вод.
Все оставалось по-прежнему, и вновь у Гарета от страха и сомнений сжался желудок. Холодным разумом он понимал, что колдовство прекрасно удалось и теперь надо только подождать. И все же он испытал облегчение, увидев, как изменилась речная рябь. Посередине реки появился водоворот, и то, что там творилось, не поддавалось никакому описанию. Гарет прислонился к стволу дерева и с гордостью следил за делом рук своих.
По повелению Дагнаруса Пустота поглотила реку Хаммеркло, как земля поглощает вино из бочки с пробитым днищем. Речная вода все быстрее и быстрее уходила внутрь громадной темной утробы, а она разрасталась и разрасталась, пока не заняла все пространство между берегами. Водоворот бешено кружился, и эта жуткая картина усугублялась тем, что все происходило в полной тишине. Черное жерло вбирало в себя все звуки. Взошедшее солнце не могло пробить тьму. На поверхности мертвого водопада не вспыхивали радуги брызг.
За этим вихрем Пустоты лежало обнажившееся речное дно, блестя под утренним солнцем. На мокрых камнях бились умирающие рыбы, судорожно хватая ртом воздух. Дно было скользкой и достаточно опасной дорогой. То и дело попадались лужи, вязкий ил чавкал и пузырился. Но зато путь, предстоящий солдатам, был не слишком далеким. В утреннем свете впереди уже маячили башни королевского замка. Гарет знал, что там на стенах нет никого, ибо жители Виннингэля полагались на защиту реки. Армия Дагнаруса легко возьмет эти стены, проникнув внутрь по акведукам, подававшим речную воду в замок.
Водопады, дававшие жизнь Виннингэлю, станут причиной его гибели.
— Поторопитесь, ваше высочество, — крикнул Гарет. — Действие колдовства началось с восходом и на закате прекратится! Река вновь оживет!
— Нам вполне хватит этого времени, — сказал Дагнарус. — На рассвете Шакур начал штурм северной стены. Пока отряды моего брата будут отражать его нападение, мы подкрадемся к ним сзади и схватим за горло.
Принц издал боевой клич. И сразу же запели трубы, застучала дробь барабанов. Солдаты построились в боевой порядок, и войско, выкрикивая приветствия Дагнарусу, двинулось по дну реки на Виннингэль.
Глава 4
Битва за Виннингэль
В маленькой келье, которая и являлась Порталом Богов, Хельмос сражался в одиночку. Он сражался за то, чтобы боги услышали и поняли, как он нуждается в их помощи во имя спасения города и своих подданных. В это время солдаты яростно размахивали мечами и кинжалами, снова и снова отбрасывая врагов, пытавшихся овладеть северной стеной, но никому из солдат не было так тяжко в бою, как королю. Да, ему не угрожала холодная сталь вражеских мечей. Враги не заносили над его головой боевых топоров. Однако Хельмос предпочел бы сейчас сражаться с внешним противником. Его враги были коварнее. Они нападали изнутри, уничтожая надежду и разрушая уверенность, и потому их удары были намного страшнее.
Боги отвернулись от него; они не обращали на него внимания и не откликались на его призывы. Хельмос винил себя. Его вера была несовершенной, не то что вера покойного отца. Его чаще обуревали сомнения. Он не раз сомневался в путях богов, сомневался там, где отец смиренно принимал все как данное. Даже сейчас сердце Хельмоса бунтовало и негодовало, хотя ему надлежало бы исполниться смирением и покорностью.
«Вопрошать богов не есть грех, — думал он. — Их пути не всегда понятны людям. Как мы сможем понять богов, если не будем спрашивать их напрямую?»
И каждый вопрос короля начинался с «почему».
Почему вы допустили, чтобы моя мать умерла совсем молодой? Почему забрали ее от нас с отцом именно тогда, когда мы острее всего нуждались в ней? Почему создали Владык, но вместе с ними пустили в мир их темных антиподов? Почему не заставили другие расы выполнить принесенную вам клятву? Почему допустили, чтобы своевольный ребенок впал во зло? Почему позволили этому ребенку вырасти и даровали ему силу стать олицетворением зла? Почему посылали детей тем, кто их вовсе не желал, а нас с женой, сколько мы ни молили вас, оставили бездетными? Почему настолько ожесточили сердца наших союзников, что они не пришли нам на помощь? Почему допускаете, чтобы прекрасный, светлый город познал смерть и разрушения? Почему покинули нас именно в тот момент, когда вы нам так необходимы?
Пока губы Хельмоса произносили молитву, сердце продолжало задавать вопросы. Он молился со всей присущей ему искренностью, но молился шепотом, ибо явно не верил, что кто-то слушает его. Зато вопросы, обильно политые кровью сердца, гудели и звенели, словно громадный чугунный колокол, звон которого доходил до самых небес.
Хельмос взывал к богам не на коленях, а стоя во весь рост. Он кричал, умоляя богов услышать его. Он молился, пока не охрип и в горле не пересохло. Короля одолевала жажда, но он поклялся выносить те же трудности, что и его солдаты. Ни воды, ни пищи, пока сражение не закончится и город не будет спасен.
Наконец его одолела усталость — не столько телесная, сколько изможденность сердца и духа. Хельмос повалился на койку, на которой так часто отдыхал его отец.
Утомление погрузило короля в сон, хотя он и не собирался спать.
Он увидел себя ребенком, едва научившимся ходить и потому цеплявшимся ручонками за одежду кого-то из взрослых. Кого именно — он не знал; маленький рост мешал ему разглядеть этого человека. Однако он знал, что этот взрослый был высок и могучего телосложения. Малыш ковылял так быстро, как только мог, хватаясь за складки одежды, чтобы не упасть. Он слышал свой голосок, без конца повторявший: «Почему? Почему? Почему? Я хочу, я хочу, я хочу. Почему? Почему? Почему? Я хочу, я хочу, я хочу. Почему? Почему? Почему?»