Колодец тьмы
Шрифт:
Хельмос покачал головой.
— Отец, он же почти неграмотен. Он едва способен нацарапать каракулями свое имя.
— Дагнарус участвует в дневных приемах, — возразил Тамарос. — Я несколько раз просил его высказать свои суждения, и он говорил мудро и справедливо. Никто не решится оспаривать, что Дагнарус — прекрасный воин и командир.
— В смышлености ему не откажешь, — согласился Хельмос— Он обладает природным умом и обыденным здравым смыслом. Я этого не отрицаю. В равной степени я не отрицаю его мужество воина и умение командовать солдатами в бою. Так пусть и ограничится этим, отец. Пусть он станет верховным командующим нашей армии. Но не давай ему, повторяю, отец, — не давай ему магическую силу Владыки! Не думаю, чтобы он всерьез хотел стать Владыкой. Ведь священная и подкрепленная клятвой обязанность Владыки — сохранять мир.
— Верно, — сказал Тамарос. — Первоначально мы так и думали. По крайней мере, я так думал. Возможно... возможно, я ошибался.
Встав из-за стола, Тамарос подошел к восточному окну кабинета, обращенному к горам. На дворе стояла поздняя осень. Солнце клонилось к западу. Его лучи цвета червонного золота упали на короля, позолотив всю его фигуру, словно он был статуей, олицетворяющей мудрость и долг. Королем, чье наследие тянулось сквозь время. Богоподобным королем из легенд.
Хельмос думал про себя: я буду хорошим королем. Но я не буду великим королем. Отец это видит. Хотя он и любит меня, это его огорчает. Что ж, я таков, какой есть. Таким меня сотворили боги, и я не могу измениться.
Заложив руки за спину, Тамарос повернулся к сыну.
— Я надеялся, что разделение Камня Владычества объединит расы, что мы научимся жить вместе в мире. Мои надежды оказались тщетными. Эльфы продолжают отхватывать себе наши приграничные земли, дворфы также завладели несколькими нашими поселениями, которые, по их утверждениям, были построены на их земле.
— Дворфы считают, что вообще вся Виннингэльская империя построена на их земле, — сухо заметил Хельмос.
— Считают, но я надеялся, что их устремления изменятся. Мне представляется, что Камень Владычества сделал другие расы сильнее и бесцеремоннее, а нас — слабее. Они думают, что, получив части Камня Владычества, могут безнаказанно нападать на нас. Наверное, мы действительно нуждаемся во Владыке Войны, который не только поклянется поддерживать мир, но в случае необходимости подкрепит клятву силой оружия.
— Если у нас появится Владыка Войны, что помешает эльфам, дворфам и оркам избрать своих Владык Войны? — с непривычным напором возразил Хельмос, вставая перед отцом. — Нет, отец, не будем разочаровываться в Камне Владычества. Будем верить в него и в богов. Просто ты ожидаешь слишком многого и хочешь, чтобы это произошло как можно быстрее. Твои мечты о мире исполнятся, но для их исполнения понадобится время. Мы постоянно общаемся с другими Владыками, учимся понимать друг друга и уважать чужое мнение. Только достигнув взаимного доверия, можно будет изменить представления, мешающие установить истинный мир.
— В твоих словах, сын мой, звучит мудрость, однако ты пока что не король. А я — король, и я должен делать то, что наилучшим образом послужит нашему народу и сейчас, и в будущем.
Солнце скрылось за горизонтом. В кабинет через окна вползли тени. Фигура богоподобного короля превратилась в фигурку старика, уставшего и придавленного множеством забот.
— Отец, успокой меня и скажи, что пока ты не обещал Дагнарусу своей поддержки в этом, — тихо произнес Хельмос.
Тамарос не ответил. Он отвернулся к окну.
Хельмос молчал. Тени в кабинете становились все гуще. Появился слуга, чтобы зажечь свечи. Хельмос подал ему знак, и слуга неслышно ушел.
— Я еще никогда в жизни не шел против твоих желаний, отец, — наконец заговорил Хельмос. — Но здесь я не встану с тобой на одну сторону. Я буду противиться избранию моего брата и сделаю все, что в моих силах, дабы помешать его замыслу.
Король по-прежнему молча стоял и глядел в окно.
— Отец, у Дагнаруса не будет причин обвинять в этом тебя, — добавил Хельмос. — Всю вину я возьму на себя. Ты публично заявишь о своей поддержке. Он не станет любить тебя меньше из-за моего отказа.
— Ты сделаешь то, что считаешь правильным, как я и учил тебя, — ответил Тамарос, но голос его звучал холодно. — Тем не менее мне больно быть свидетелем войны между моими сыновьями.
Хельмос молчал, борясь с желанием поддержать отца, однако он не мог идти против голоса сердца. Он знал, как решить спор в свою пользу; знал, что сказать, чтобы полностью опозорить брата и навсегда развенчать его в глазах отца. Но тогда пришлось бы говорить такие ужасные, гадкие и страшные слова, которые Хельмос не мог заставить себя произнести вслух. Он всерьез опасался, что нанесенный им удар может стоить отцу жизни. К тому же у Хельмоса не было настоящих доказательств. Источник сведений не отличался надежностью — просто одна из женщин Дагнаруса утверждала, что принц во сне бормотал что-то о магии Пустоты. Эта женщина пришла к Хельмосу, рассчитывая получить деньги за свое молчание. Отец откажется поверить в ее небылицы, и его нельзя будет за это упрекать.
Эту ношу Хельмос должен нести один.
— Прости меня, отец, — сказал он и вышел из кабинета.
Тамарос еще долго стоял в темноте. Слуга, обязанностью которого было зажигать свечи, подслушивал за дверью. Стычка между королем и кронпринцем настолько потрясла и ошеломила его, что слуга боялся входить в кабинет.
Глава 3
Мальчик для битья вырос
Гарет буквально валился с ног.
Весь день, с раннего утра и дотемна, был посвящен занятиям — его обязательным занятиям. Половину вчерашней ночи он посвятил совсем другим занятиям — тайным. Гарет не собирался засиживаться столь долго, однако он уже вступил на тропу открытий, будоражащих и не дающих покоя. И потому молодой послушник продолжал двигаться по этой тропе тайных знаний до тех пор, пока глаза не взбунтовались и не закрылись сами собой.
Гарет спал, навалившись на стол и придавив собой книгу. Проснувшись от звона утреннего колокола, он долго не мог расправить одеревеневшие плечи, а малейший поворот затекшей шеи причинял ему боль. На занятиях Гарет был сонлив, отвечал невпопад, чем вызвал гнев наставника. Молодой послушник жаждал поскорее вернуться в келью, чтобы пораньше лечь и выспаться. Неудивительно, что письменное уведомление принца, требующее присутствия Гарета на вечернем приеме во дворце, где ему предстояло сегодня заночевать, вызвало только раздражение.
Гарет напрягал мозг, подыскивая убедительную причину для отказа. Лучше всего было бы сослаться на плохое самочувствие. Однако Главный Ментор, разрешивший ему отправиться на прием и смотревший на послушника с нескрываемой завистью, мог бы посчитать такую причину крайне странной и начать расспросы. Потом Гарету непременно пришлось бы отвечать перед разъяренным Дагнарусом. Принц всегда приходил в ярость, когда противились его воле.
Пришлось наряжаться в приличествующую случаю одежду, предусмотрительно оставленную Сильвитом в его келье. Приличествующая одежда состояла из особой длиннополой блузы с жилетом, к которой непременно полагались шерстяные облегающие панталоны, украшенный драгоценными камнями пояс и мягкие кожаные туфли. Одеваясь, Гарет думал о том, насколько неудобно и скованно он чувствует себя в таком костюме после свободной одежды послушника: простой коричневой сутаны, надеваемой прямо на нижнее белье, башмаков и чулок.