Колодец забытых желаний

Устинова Татьяна Витальевна

То ли они оба слишком многого ждали от поездки, какого-то всплеска любви и эмоций, а ничего не всплескивало. То ли к тому времени им было решительно не о чем друг с другом говорить. То ли думали они о разном — он, по привычке, о делах, а она, от незанятости, о магазинах. Но развелись они сразу по возвращении с последнего романтического уик-энда!

Слово-то какое гадкое — уик-энд! Хорошо образованному Олегу Петровичу чудилась в нем фальшь, киношность и вообще что-то свинское, может быть, потому, что свинья хрюкает именно такими звуками «уи-уи!».

Он не давал труда объяснить себе — почему

вышло так, а не иначе, почему любовь, которой когда-то было так много — в ней можно было купаться, — куда-то делась! Почему стало скучно, так невыносимо скучно, что выходные — худшее время — приходилось планировать гораздо более тщательно, чем самый сложный рабочий день! Планировать именно для того, чтобы не оставаться наедине, не сидеть перед телевизором, глядя нелепые картины, которые там показывали, не начинать с утра пить, потому что больше уж решительно нечем было себя занять, а дожить до работы как-то нужно!..

Вот квартира, и все в ней как всегда, и все привычно и удобно устроено, и когда поутру открываешь глаза и осознаешь, что сегодня никуда не надо, так и тянет немедленно повеситься в ванной на крючке для душа!..

И начинается день, и тянется бесконечно, и кофе уже выпит, и школьные дела дочери кое-как прояснены, хоть прояснять нечего — дочь всегда прилично училась, без блеска, но и без грозных провалов. И вроде бы уж надо как-то возрадоваться — желанное время, «выходные с семьей», и на работу не ехать, — а радости никакой! И все, что придумывается дальше — кино, гости, теннис, — все уж было в прошлые выходные и будет в следующие, и по большому счету это никому не нужно!.. У жены каждый день выходной, дочери охота к Ленке на день рождения, а он назначен только на пять, значит, сиди до пяти с родителями, как дура, у Олега телефон за все утро ни разу не зазвонил, а он давно привык к тому, что тот должен звонить, звать его к себе, разрывать на части! Он привык спешить, не успевать, распределять время, а тут раз в неделю и распределять ничего не нужно, хоть застрелись!.. Ему некогда было выдумывать праздники, а жена выдумывать, должно быть, не умела или не хотела, и праздники превратились в каторгу.

Сначала праздником были три десяточки гонорара, две из которых он привозил «нетронутыми». Новый год и майские выходные в паршивом доме отдыха, но все это было весело, радостно!.. Потом праздником стала шуба, ресторанчик с вкусной едой, грандиозные планы покупки новой квартиры. Праздником стали машины, дом в Подмосковье и этот самый уик-энд в Париже, будь он неладен!

А потом праздников не стало вовсе.

К сорока годам Олег Петрович точно понял, что скука — это не отсутствие веселья. Это отсутствие какого бы то ни было смысла.

Смысла в их общем существовании не стало никакого, и они развелись. Кажется, этого никто не заметил, даже дочь.

Потом он придумал то, что было ему удобно, — жена много лет не работала, а он работал как лошадь, и тут интересы их разошлись, или дороги, что ли, разошлись, как пишут в умных журналах. В общем, что-то разошлось и обратно никак не сходилось!

Она вскоре вышла замуж за Эдика, их общего приятеля, который к тому времени тоже с кем-то разошелся и решил, что, если он поменяет жену, этот самый пресловутый смысл, которого не стало, появится

вновь. Олег не знал, появился он или нет, но однажды встретил бывшую жену в ресторации с неким молодым неизвестным красавцем, смутно напоминавшим Гену Березина. Тогда в ресторане она вдруг покрылась пунцовым румянцем, засуетилась, стала пересаживаться так, чтобы он ее не заметил, и он сделал вид, что не замечает, и дал ей уйти непобежденной, и никогда ни о чем ее не спрашивал.

Со смыслом, видимо, и у нее было неважно.

Он старался не сожалеть и не вспоминать, но иногда вдруг подступала к самому горлу, к глазам мучительная тоска по прошлому, где было так радостно, так понятно, так чисто, где так весело было обниматься в выходные на диване, шептаться и замирать, когда вдруг маленькая Машка начинала возиться и пищать в своей кроватке!.. Где весь смысл их существования был только друг в друге, где все было ясно и надежно устроено, где ему сияли глаза жены и он чувствовал, что они, его девочки, без него пропадут и для них он самый лучший, самый нужный человек на свете!..

— Олег, — осторожно позвала жена из телефонной трубки. — Что ты замолчал?

— Я дам ей денег, — сказал он ледяным от вдруг подступившей тоски голосом. — Сколько нужно, столько и дам.

— Да особенно не нужно, — грустно ответила бывшая жена. — Эдик сказал, что купит ей билет. Это она уж так…

— Ты скажи ей, чтобы она мне позвонила.

— Скажу.

— Ну все, — не в силах продолжать эту муку, решительно объявил Олег Петрович. — Пока.

— Пока, — помедлив, сказала она. — Береги себя.

Он бросил нагревшуюся трубку на кровать, и она приземлилась как раз на брошенный свитер.

Я не буду думать, приказал он себе. Изменить ничего нельзя. И никогда было нельзя!..

Или я просто не пытался ничего изменить? Не думал о близких? Или думал как-то не так, как нужно было о них думать?

Олег Петрович натянул водолазку, а поверх нее самый любимый пиджак, будто этот пиджак мог как-то спасти его от несовершенства мира, вдруг обрушившегося на него, и крикнул в глубину квартиры:

— Гена!

— А?!

— Отвезешь икону на Фрунзенскую прямо сейчас.

Гена появился в распахнутых дверях гостиной и задумчиво покачал туда-сюда дубовую створку.

— А как же я вас одного оставлю, да еще в каком-то неизвестном месте!

— Все будет хорошо.

— Да лучше я завтра утречком поеду и заброшу ее!

— Забрасывать ничего не надо, — монотонным голосом сказал Олег Петрович. — Отвезешь икону прямо сейчас.

— Олег Петрович, у вас охраны никакой нету, а на самом деле…

— На самом деле я больше ничего не хочу слушать.

Гена Березин пожал плечами.

Шеф после разговоров с бывшей женой частенько бывал не в духе, и тут Гена решительно его не понимал!

Да у него такие крали водились, закачаешься просто! И еще будут водиться, ибо, как птички небесные, слетаются на его денежки целыми стаями и порхают, порхают!.. Уж такие прелести его окружают, уж такие лапушки, вот хоть сегодняшняя! А жена? Что жена? Ну, была одна, так еще будет, не век же ему бобылем маяться! Хотя он. Гена Березин, всех своих жен на такую маету, как у Олега Петровича, променял бы чохом и глазом не моргнул!..