Колодец забытых желаний
Шрифт:
— А еще про яйца рассуждают!.. А того не знают, что машина у нас не «мерин» называется, а «Мейбах»!..
Договорив всю эту бессмыслицу. Гена отряхнул ладони, сказал тому, длинноволосому и окровавленному у стены, чтобы шел домой, и вернулся в машину.
— Куда тебя понесло? — помолчав, спросил Олег Петрович, когда «Мейбах» тронулся. — Зачем?..
— Да нехорошо, когда двое на одного, Олег Петрович!
— А тебе-то что?
— А я не человек, что ли?
Олег вздохнул.
— Я тоже человек, — пробормотал он себе под нос, — и, кажется, никого не волнует, что этот человек опаздывает.
В зеркале заднего вида Гена поймал его
— Это наезд, Олег Петрович?
Впрочем, Олег сам прекрасно понимал, что винить Гену в опоздании смешно. К Василию Дмитриевичу, которого «бес попутал», он поехал исключительно по собственной воле, да и барышню провожать до ее элитной многоэтажки Гена его тоже не заставлял! Так что нечего на Гену пенять, коли у самого рыло в пуху!..
— А все-таки нехорошо, когда двое на одного, Олег Петрович. Всегда помочь охота, а потом разберемся! У нас в полку сержант был, так он говорил: какою мерою мерите, такой отмерено будет и вам.
— Это не сержант, — глядя в окно, скучным голосом поправил Олег. — Это Лука.
Гена подумал немного.
— Да нет, не Лука его звали. Его звали Петраков Евгений. А с чего вы взяли, что Лука-то?
— С того, что это цитата из Евангелия от Луки.
— А Петраков тогда при чем?
— А тогда и выходит, что Петраков ни при чем! — весело сказал Олег Петрович и выбрался из машины перед неприметной дверцей, на которой была затейливо нарисована литера «М». Литера была изображена таким образом, что не было до конца понятно, что такое скрывается за дверцей — общественный ли сортир для мужчин или же некий секретный вход в метро.
И то и другое предположение были бы ошибкой. Едва машина Олега Петровича остановилась перед дверкой, как та распахнулась и из нее выскочил дюжий охранник, но не какой-нибудь штатский, а в самой настоящей камуфляжной форме и с самым настоящим «Калашниковым», болтающимся на бедре.
Должно быть, и машина, и сам Олег Петрович были охраннику хорошо известны, потому что он замахал руками, приглашая Гену проехать на крошечную стояночку, огороженную мавзолейными голубыми елочками, но почему-то в кадках, а перестав махать, открыл перед гостем дверь.
Олег вошел, на ходу снимая куртку и смутно сожалея о том, что не успел переодеться. Виктор Иванович Назаров, человек деловитый и обстоятельный, был большим поборником так называемого делового стиля и никаких вольностей в одежде не признавал. Впрочем, переодевание заняло бы еще полчаса, а Олег и так опоздал.
Он взбежал по широким ступеням, привычно обошел рамку металлоискателя, установленную при входе, и оказался — нет, не в метро и не в мужском отделении сортира, а в богатом вестибюле престижнейшего, секретного и закрытого для посторонних клуба «Монарх».
Швейцар в малиновой ливрее выскочил из-за полированной дубовой стойки, на ходу перехватил у Олега Петровича куртку, а в ладонь ему вложил тяжеленький и очень солидный номерок.
Олег кивнул, мельком глянул на себя в большое зеркало, обрамленное искусной резьбой, и прошел дальше.
Блистательный дворец Топ-Капы в Стамбуле с его восточной чрезмерностью и неописуемой роскошью убранства каждому входящему в помещение клуба должен был представляться жалкой и бедной лачугой!.. Султан Мехмед, построивший стамбульский дворец, наверное, зарыдал бы от отчаяния, если б хоть раз ему удалось побывать в парадных покоях «Монарха», и начал выдергивать волосы из своей султанской головы и посыпать ее пеплом, а затем приказал бы повесить всех придворных архитекторов. И дело даже не в роскошной лепнине высоченных потолков, и не в золотых светильниках, которые держали в пухлых ручонках шаловливые и лукавые купидоны, и не в роскошных коврах, сотканных вручную иранскими мастерицами, и не в каррарском мраморе, которым были отделаны громадные камины, и не в разноцветных бликах веселого света, брызгающих во все стороны от хрустальных подвесок громадных люстр, и не в наборном начищенном паркете, по которому бесшумно скользили услужливые и незаметные официанты, а в том состоянии уюта и комфорта, который охватывал каждого, кому посчастливилось проникнуть в это волшебное место!
Здесь собиралась московская знать самой высшей пробы, если только у знати на самом деле есть место, куда можно поставить эту самую пробу! Здесь, в исключительно семейной и дружественной обстановке, выпивали перед концертом глоток отличного коньяку знаменитые скрипачи и дирижеры, а респектабельные адвокаты, попыхивая сигарами, назначали встречи не менее респектабельным клиентам, попавшим в щекотливое положение. Здесь отродясь не побывал ни один нахальный журналист в обтрепанных и не слишком чистых джинсах и с диктофоном — почти что фигой! — в кармане. Здесь заключались миллионмие сделки и расторгались устойчивые браки. Здесь шли ко дну финансовые «Титаники» и создавались новые, ничуть не хуже прежних. Здесь не принято было громко говорить о делах, и пара мужчин в итальянских костюмах, раскинувшихся друг против друга в удобных кожаных креслах, не привлекала ничьего повышенного внимания. Ни один уважающий себя член клуба ни за что на свете не нарушил бы уединения другого.
Тут подавали самый вкусный в Москве кофе, самые свежие ананасы и только что выловленных в Сен-Мало устриц. Тут праздновали дни рождения выросших дочерей и их помолвки с «достойными людьми», которые или уже состояли в клубе, или же автоматически должны были стать его членами.
Олег Петрович Никонов, бывший старший научный сотрудник, бывший начальник лаборатории и автор многих научных статей, когда-то экономивший свои честно заработанные двадцать долларов, которые непременно нужно было привезти домой «нетронутыми», чтобы порадовать жену, обожал клуб «Монарх» и платил бешеные деньги за членство в нем.
— Кофейку, Олег Петрович? — негромко спросил возникший из приглушенного света знакомый метрдотель и неуловимым движением указал Олегу Петровичу именно то место, где его ожидал партнер. Это было сделано так виртуозно и незаметно, что Олег Петрович его движения даже и не заметил, а просто глаза словно сами по себе сразу нашли нужного человека.
— Олег Петрович! А я вас… уже давненько поджидаю.
— День сегодня нескладный, — негромко сказал Олег, направляясь к креслам.
— На лыжах катались? Погодка сегодня замечательная!
Счет пошел. Это был первый удар по воротам.
— Холодно на лыжах, Виктор Иванович! — возразил Олег, подходя, и энергично тряхнул сильную сухую руку.
— Выпьете?
— Не откажусь.
Партнер пил коньяк, который Олег не любил, но пришлось заказать то же самое.
— И кофе, как обычно.
«Как обычно» — это означало большую чашку очень крепкого кофе, коричневый сахар, глоток холодных сливок и итальянскую минеральную воду.
Олег Никонов всерьез верил, что итальянская минеральная вода лучше французской или скандинавской, что кофе должен быть определенной марки, а сливки именно холодными, и от души презирал тех, кто ни во что это не верил.