Колонист. Слуга

Лернер Марик Н

Это не мой, хозяйский. А вот точило собственное. И доверять заточку никому не собираюсь. Тут главное - правильно выдерживать угол. Привычка нужна, иначе недолго испортить хорошую вещь.

– Пошли.

И мы отправились в свинарник, где дожидалась своей участи уже с утра загнанная в отдельное стойло некормленая свинья (а оно кому-то надо - резать свинью с полным кишечником?). Дело, между прочим, совсем не такое простое, как иным кажется. Многие предпочитают попросить умельца, чем самим возиться. Ты попробуй грохнуть эту скотину

с первого раза, и тогда увидишь. Бить надо для начала по голове, в лобную часть. Чуток промахнешься или не вложишь нужной силы - и визгу с беготней обеспечена полная корзинка. Еще ведь смотрят и ухмыляются, будто сами лучше справились бы. Ниче, примериваясь обухом к глупо пытающейся найти жрачку в корыте черной свинье, подумал я, это мы могем.

Бац! В тютельку. Свинья молча свалилась. С трудом перевернул тушу на левый бок, поднял правую ногу, доверив Жаку ее придержать. Нащупал сердце по ударам и вогнал в артерию нож одним движением. Обычно режут к Рождеству, но хозяин намеревался закоптить еще и колбас. Кишки с требухой выбрасывать нельзя. Мало кто из соседей делает колбасы: дорогое удовольствие. Кроме специй и соли, еще и селитра нужна. Скоро Рут замуж отдавать, и положено гостей хорошо принять. Потому сегодня даже не одна, а три свинки в расход идут. Работы предстоит немерено.

Когда свиней подтащили к дому, Жак отделил ножом сухожилия на задних ногах и вставил распорки. Совместными усилиями туши повесили на балки, выступавшие из-под навеса крыши. Потом всей семьей носили кипяток с кухни и ошпаривали. Я взрезал и осторожно извлек внутренности, а девочки тем временем скребками убирали щетину. Сегодня трудились все. Вообще странно это. Рут почти на девять лет старше двойняшек. И это не значит, что мать ее, Мари, не рожала. Почему-то не выживали дети. Потом вдруг сразу двойня. Мальчик с девочкой. Наверное, отмолила грехи, хотя, по мне, если она сейчас достойна, то что было раньше? Жуть.

– Завтра с самого утра продолжим, - сказал Жак, глядя на меня.

Я вежливо промолчал. Еще не хватает давать указания при всей семье, даром что Кэтрин притомилась и спит, а Том тоже изрядно устал, пусть и готов трудиться хоть до рассвета. Все же дети. В конце концов, это не первая убоина у хозяина. Не хуже любого знает: для изготовления колбас необходимо брать безукоризненно свежее мясо. И не на жаре полежавшее, естественно. Если учесть выпавший вчера снежок и позднее время, все идет правильно. А полезут во двор из леса какие любители полакомиться мяском - так аж два пса имеется.

Утром стоило зашевелиться, и раздался просительный голос. Причем опять на паршивом английском:

– Послушай, как тебя зовут?

– Дик Эймс, к вашим услугам, монсеньор, - ответил я, старательно кланяясь. В полумраке, привыкнув, наверняка увидит.
– Чего изволите? Откушать деликатеса или еще че? Горшок серебряный после ночи не желаете? Прям щас сбегаю!

– Я очень прошу меня выслушать, -

тщательно выговаривая каждое слово, произнес он, не иначе всю ночь готовился.

– И чего тебе надобно, козел рыжий?

– Понимаю, звучит дико, но я - не он. Не тот, которого ты знал. Он вчера не очнулся. Непонятным образом моя душа вселилась в это тело. Я - Василий Строгов, родился в стране Россия в одна тысяча девятьсот девяностом году и помню себя до сорока двух лет.

Тут уж я не выдержал и заржал в голос.

– Молодец!
– сказал, вытирая выступившие слезы.
– Такой байки мне еще не приходилось слышать. А по жизни встречал больших забавников.

– Это правда!
– вскричал он, дернувшись, и невольно вскрикнул, скривившись. Спина пока еще не в порядке.

– Ага. Как это ты народился в будущем, когда оно не пришло? Нет его! Или как?

– Не знаю!
– В голосе его сквозила боль.
– Последнее, что помню, - как в лоб по трассе идет грузовик.

– Кто идет?

– Машина такая. На колесах.

Телега, что ли? Раз груз.

– Я находился в другой машине, а он пер по встречке.

Сказал, а чего сказал - пес знает.

– Должно быть, умер тогда.

– Ага. Умер.

Ну вообще. В холодную воду, что ли, окунуть его, чтобы жар сбить?

– Не знаю я! Может быть, Господь решил, что я должен изменить свою жизнь, может, окружающий мир!

– Ты бы насчет Бога пасть защелкнул, ежели не мечтаешь под церковный суд пойти и уже кнута попробовать. После Фронды ни католики, ни протестанты поминающих зазря не любят. Жечь, правда, перестали, но в колонии высылают по-прежнему. Э... ты, собственно, к какой конфессии относишься?

– Православный, - сказал он как-то не особо уверенно.
– Меня крестили в детстве.

– Православный - это чего?

– Ну ортодокс. Как греки.

– Тогда символ веры прочти.

– "Отче наш, иже..." - Тут он запнулся, что особого доверия не вызвало.

– Это на каковском?
– уточнил я. Опять какой-то чужой язык.

– Так на русском!
– воскликнул он со слезой в голосе.
– В России на нем говорят. Это на востоке. За Балтикой. Германия, потом Польша, Скандинавия и Россия. Иван Грозный, Петр Первый. Англичане плавали искать северный проход в Америку и в Тихий океан.

– Переведи.

– Чего? Тихий океан?

– Молитву, недоделанный.

Перевел. Может, он просто правильных слов подобрать не может? Или еретик? Совсем весело. Ну и пес с ним. В наших краях сойдет. Тем более что он католиком записан, а кюре в Де-Труа отсутствует. Исповедоваться некому.

– Да, а зачем на север плавали?
– уточнил я.
– Через Атлантику в колонии добираться проще.

– За перцем и другими специями, - ответил он, запнувшись. По-моему, просто не вспомнил, как эти "другие" называются.
– В Индию. По морю, мимо осман. Ну турок ты хоть знаешь?