Колония на кратере

Купер Джеймс Фенимор

— А ведь и в самом деле так! И как это я, старый болван, сразу об этом не догадался? Ну, а если мы с вами наткнулись на эту оглоблю, так уж, верно и все остальные части пинасы сложены тут же.

И действительно, все составные части этого судна были отысканы одна за другой и снесены на палубу. Хотя ни Боб, ни Марк не могли назваться искусными строителями, тем не менее оба они прекрасно знали место каждой отдельной части и не были совершенными невеждами в деле кораблестроения.

Трудно себе представить, какой громадный переворот произвела эта неожиданная находка в душе молодого моряка. Хотя он до сих пор ни на минуту не терял окончательно надежды на свидание с Бриджит, но, тем не менее, надежда эта угасала в нем с каждым днем.

Теперь же, когда существование

пинаса не было уже чем-то гадательным, когда он видел его своими глазами, он едва смог овладеть охватившим его чувством радости; вся кровь прилила разом к его сердцу, так что он принужден был прислониться к ящику, чтобы не упасть под влиянием охватившего его волнения.

В продолжение нескольких дней Марк находился в каком-то лихорадочном волнении, будучи положительно не в состоянии заняться каким-либо делом. Теперь он мог говорить только о Бриджит и думать исключительно о свидании с нею.

Боб отнесся к этому более спокойно. Он мысленно решил «поробинзонствовать» в продолжение нескольких лет и до того свыкся с этой мыслью, что она нисколько не огорчала его.

Марк не захотел даже отложить работы по постройке судна до более прохладного времени года. Боб без возражений высказал полную готовность приступить к работе немедленно.

Однако, жара становилась до того сильной, что не было никакой возможности работать, не устроив защиты от солнца. К тому же остов пинаса необходимо было собрать где-нибудь на берегу, чтобы иметь впоследствии возможность спустить это судно на воду. По зрелом обсуждении, решено было избрать для верфи место на западной окраине рифа, где самый утес представлял наиболее благоприятные условия для спуска будущего судна. Хотя отшельники еще не видели здешней зимы, но, судя по тому, как в какой нибудь час море подымалось на несколько футов, а во время бурь вода вторгалась и заливала даже часть долины кратера, — легко могло случиться, что пинас мог быть унесен в море прежде даже, чем его успеют окончить. На эту работу требовалось не менее шести или семи недель.

При закладке пинаса Марк назвал его «Нэшамони» в честь маленькой бухточки, лежащей почти напротив «Ранкокуса», другого небольшого заливчика, образуемого рекой Делавар и давшего свое имя доброму старому судну.

Два часа ранним утром и часы перед наступлением ночи, — вот все то время, которым могли располагать наши кораблестроители для своих работ по сооружению чего-то в роде навеса или сарая. Чтобы построить этот сарай, понадобилось прежде всего вырыть восемь ям глубиною около метра каждая. Это была бы гигантская работа, которая потребовала бы не менее года, если бы Марк не вздумал воспользоваться пушечным порохом. Он взорвал в восьми местах затвердевшую лаву, после чего оставалось лишь удалить находившиеся там обломки камня и утвердить столбы. Тем не менее, постройка верфи отняла у колонистов целый месяц. Боб был в восторге от своей верфи; Марк, с своей стороны, был не менее его доволен своим сооружением и на другой же день приступил к установке килевой части.

День этот ознаменовался еще одним немаловажным событием. Боб, отправившийся на вершину за каким-то инструментом, случайно взглянув на грядки, заметил, что дыни на них уже совершенно поспели, и, сорвав три-четыре штуки, снес их Марку. Побывав в свою очередь на вершине, он увидал, что не одни дыни дозрели и стали годными для употребления: лук, огурцы, помидоры и некоторые другие овощи тоже уже были совсем готовы и пригодны для кухни. Теперь наши приятели ежедневно имели к столу свежую зелень. Это совершенно успокоило Марка, сильно боявшегося до сих пор заболеть цынгою.

Осмотрев все составные части пинаса, Марк убедился, что каждый винт и каждая доска были тщательно помечены и занумерованы; оставалось только собрать их в должном порядке. За это кораблестроители и принялись с большим рвением: в одну неделю корпус был окончен, при чем ни разу не пришлось прибегнуть к помощи рубанка.

Измерив судно, Марк узнал, что килевая часть его имеет восемь метров длины при вместимости приблизительно в одиннадцать тонн [22] .

Собрать

корпус «Нэшамони» было не трудно, но с конопаткой судна предстояло несравненно больше хлопот. Целых две недели провозился Боб с этим делом. В течение этих же двух недель, перебирая кое-что в трюме «Ранкокуса», Боб случайно набрел на сваленную в кучу старую медь; на одном из листов стояла надпись: «Медь для обшивки пинаса». Это была важная находка в виду того, что в этих низких широтах подводные части судов немилосердно разрушаются громадными массами червей. Труднее всего оказалась настилка палубы, тем более, что на корме были устроены две маленькие каютки.

22

Тонна (грузовая) — около 1,2 кубич. метров. (Прим. ред.)

Теперь оставалось только спустить пинас в воду. И Марк, и Боб, конечно, не раз присутствовали при спуске судов и видали, как это делается; тем не менее, это дело представляло немало затруднений. Марк имел предусмотрительность поместить судно как можно ближе к воде, что значительно облегчило их трудную задачу. Наконец, Марк объявил, что предварительные меры предосторожности приняты, и все необходимые для спуска судна приготовления сделаны; так что на завтра можно будет приступить к спуску. Боб был другого мнения: почему бы им было не воспользоваться тем временем, пока пинас стоит еще на месте, и доступ к нему со всех сторон одинаково удобен, для того, чтобы перенести на него все необходимые припасы? Согласно его плану, на пинас были перенесены несколько боченков пресной воды, боченок с солониной и приличный запас сухарей. Кроме того, были снесены на «Нэшамони» и найденные в числе запасных материалов для пинаса небольшие якоря. Оставалось только устроить парусность судна, чтобы потом в любую минуту поставить паруса. Когда все приготовления были окончены, было уже слишком поздно, чтобы в тот же день приступить к спуску судна, а потому эта процедура была отложена на следующее утро.

Остатком дня Марк воспользовался для того, чтобы посетить свои грядки на вершине кратера и в нижнем саду и выбрать несколько дынь к ужину. Большинство плодов и овощей совершенно поспело; урожай был во всем чрезвычайно обильный, и — странное существо человек! — вид всех блестящих результатов их трудов породил в душе Марка нечто похожее на сожаление при мысли о том, что он должен будет оставить все это навсегда, предав все снова запустению.

Эту ночь и Марк и Боб провели на «Ранкокусе». Мысленно каждый из них говорил себе, что, быть может, это последняя ночь, которую им приходится провести здесь, и в силу той привязанности, какую питает каждый моряк к своему судну, они решили перед разлукой торжественно проститься со старым, добрым товарищем их радостей и бед, их верным другом «Ранкокусом».

Здесь следует сказать, что отшельники давно уже подвесили свои койки под кровлей того сарая, который служил для них верфью, для того, чтобы быть поближе к своей работе и, встав поутру, иметь возможность тотчас же приняться за дело. Ранним утром следующего дня Марк был разбужен шумом ветра в снастях; в первую минуту этот знакомый шум, от которого он успел уже отвыкнуть за последнее время, был ему даже приятен. Он поднялся наверх, и ему стало ясно, что над ними была настоящая буря; ничего подобного он никогда еще не видал в Тихом океане. День только что начинал брезжить, но Марк разбудил Боба.

И море, и небо приняли такой грозный вид, что заставляли опасаться за судно. Им, конечно, было бы весьма прискорбно видеть, как разобьется о подводные камни их верный «Ранкокус», но все же опасность, грозившая пинасу, волновала их несравненно более. На берегу со вчерашнего вечера осталось много разных орудий и инструментов, и хотя они должны были остаться на острове, Марк и Боб поспешили на берег и убрали все во внутрь кратера. Козочке открыли доступ к вершине, а свиней пустили во внутрь кратера, где они с особым наслаждением принялись рыться в огромной куче водорослей, не обращая ни малейшего внимания на затейливо распланированный сад.