Колония

Бова Бен

— … это может показаться тяжелым, опасным и даже жестоким. Но мы не можем позволить Всемирному Правительству указывать нам. Мы должны обрести свободу!

— Но ведь Всемирное Правительство не диктатура, — ответил он, по-прежнему не открывая глаз от медленно восходящей Луны. «Она действительно похожа с виду на лицо! Черт меня дери!»

— Оно берет с нас налоги и ничего не дает взамен, — сказала Бхаджат. Оно превращает все в одинаково серое. Почему арабы должны одеваться как европейцы, которые одеваются как американцы, которые одеваются как китайцы?

— Так

вы потому и угнали челнок — потому что вам не нравиться носимая вами одежда.

— А вы язвительны.

— Да, — признался Дэвид, оторвав внимательный взгляд от небес. — Но вы не очень реалистичны. Налоги Всемирного Правительства ниже расходов на вооружение, которые несли Ирак и другие страны до того, как появилось на свет Всемирное Правительство.

— Если налоги у нас ниже, то почему сейчас больше бедных, чем когда-либо раньше? Почему люди умирают от голода прямо на улицах?

— Потому что людей стало больше, — ответил Дэвид. — Какая сейчас численность населения в мире? Свыше семи миллиардов? Пока вы поддерживаете такой высокий темп рождаемости, вы двигаетесь к катастрофе.

— Я говорю об умирающих, — сказала Бхаджат. — О матерях, младенцах, стариках — умирающих с голоду по всему миру!

— Но в этом нет вины Всемирного Правительства.

— Конечно есть! Кто же еще виноват?

— Люди заводящие всех этих младенцев. Люди поддерживающие такой высокий уровень рождаемости.

— Они невежественны и напуганы, — сказала Бхаджат.

— Так дайте им образование, — возразил Дэвид. — И накормите их. Перестаньте зря терять время на угон космических челноков и держание людей заложниками.

— Мы не можем накормить. Богатые страны не делятся своим богатством. Ими вертят корпорации, так же, как вертят они Всемирным Правительством.

— Я видел все относящиеся к этой теме данные, — покачал головой Дэвид. — Я знаю расчеты. В мире недостаточно продовольствия для накормления людей. Его попросту нет. Даже если посадить всех на минимальную диету, его будет недостаточно — во всяком случае, семи с лишним миллиардам на этом не разгуляться. Голод неизбежен.

— Нет это не может быть правдой. Мы не допустим, чтобы это стало правдой!

Луна полностью поднялась над горизонтом. Она была почти полной, и в ее мягком свете Дэвид разглядел лицо Бхаджат. Оно было прекрасным, истинно прекрасным, несмотря на то, что выражало страх и гнев.

— Одного желания для этого мало, — как можно мягче сказал Дэвид. — Грядущей катастрофы никак не избежать. Уже слишком поздно остановить ее приход.

— Это бесчеловечно, — воскликнула она. — Вы бесчеловечны?

Бхаджат вскочила на ноги и, сердито печатая шаг, ушла обратно к асьенде.

Дэвид посмотрел ей вслед, затем отвернулся и посмотрел на Луну. Она улыбалась ему кривой улыбкой.

Бхаджат проснулась вместе с солнцем, сонно потянулась и обвела взглядом спальню. Несколько секунд она не могла вспомнить, где она, и почему находиться в этом незнакомом месте. Комната была небольшой но уютной. Занавески на окнах оставили достаточно открытыми,

чтобы в спальне струился утренний свет.

Она вылезла из слишком высокой постели и посмотрела на себя в большое зеркало, висящее по эту сторону двери. Всю жизнь она хотела обладать чувственным телом кинозвезды. А была вместо этого тонкой, маленькой, узкобедрой и малогрудой. Неудачное тело для деторождения, говорили жившие у них в доме женщины постарше, когда думали, что она их не слышит.

В одном углу комнаты стоял закуток с металлическим душем, прибавленный явно спустя немало лет после первоначальной постройки асьенды. От закутка шли голые трубы и исчезали в неровных отверстиях в стене.

Направившись в душ, Бхаджат прошла мимо окна и взглянула на равнину. Он все еще там! Она шагнула к окну, оставаясь за полуоткрытыми занавесками. Этот идиот, должно быть, так и проспал там всю ночь. Он лежал на спине, заложив руки за голову. Вопреки себе, Бхаджат улыбнулась. Проспал он свой первый восход солнца. А затем подумала: вероятно он никогда не слышал о росе, так же как и о морозе. Вероятно, он подхватил простуду. Или пневмонию. Как это глупо, всю ночь оставаться там!

К тому времени, когда Бхаджат закончила принимать душ и оделась в ту же блузку и юбку, она решила выйти из дома и посмотреть, все ли в порядке.

Но когда она спустилась по широкой голой деревянной лестнице, ведущей на первый этаж асьенды, один из охранников, офицер улыбнулся ей и передал:

— Освободитель желает срочно переговорить с вами.

Бхаджат отбросила все иные мысли и последовала за офицером в большой зал, где она впервые встретилась с Освободителем. Зал был пуст. Вдоль обшитых панелями стен выстроились портреты, канделябры и кресла с высокими спинками. Но ее никто не ждал.

— А где…

Офицер снова улыбнулся и нажал кнопку на панели в стене неподалеку от дверей.

Часть деревянной обшивки уехала в потолок, открыв белый видеоэкран. Бхаджат следила, как офицер придвинул кресло лицом к экрану, слегка поклонился ей, а затем покинул большой зал. И тихо закрыл за собой дверь.

Внезапно экран начал светиться. Потом Освободитель обрел твердые трехмерные очертания. Впечатление складывалось такое, словно в стене большого зала вырубили нишу, и он сидел в ней, за старым, видавшим виды столом из серого металла. Стена у него за спиной выгорела до бледно-зеленого цвета. Бхаджат видела даже трещины в ней.

Может, он и имеет аппаратуру голографической связи, подумала она, но живет он безусловно отнюдь не в роскоши.

Сейчас он выглядел не таким старым. Должно быть, он в такую рань не спит и действует. Судя по свету в его комнате, где бы он ни был, там еще даже не светает.

— Надеюсь, я не прервал ваш сон, — вежливо обратился он.

— Нет. Я встала вместе с солнцем, — ответила Бхаджат.

Освободитель позволил себе улыбнуться.

— Вот такой роскоши я не могу себе позволить, особенно когда должен совещаться с правительствами и беседовать с репортерами со всего света.