Колония
Шрифт:
Несколько секунд Багиров простоял неподвижно, впитывая рассудком открывшуюся картину.
Мысли никак не желали выходить из лихорадочного, беспокойного темпа, да и мог ли он рассуждать здраво?
Он не испытывал страха, но и пронзительный восторг от открытий исчез, с появлением чуждой механической формы всё стало много сложнее, ситуация требовала действий, но каких?
С одной стороны, очнувшийся от миллионолетнего забвения механизм проявил агрессию, но он не причинил Багирову явного вреда, лишь вырвал из его рук оружие, чтобы расправиться с внешне безобидными модулями, которые по непонятной
Нелогично, учитывая, что уничтоженные аппараты входили в комплектацию камеры, на что явно указывали соответствующие по форме и размеру гнёзда.
Багиров медленно повернулся, покидая мрачный отсек.
Его состояние сложно описать. Разные люди в такой ситуации принимали бы абсолютно неоднозначные решения. Один забился бы в тёмный угол, изнывая от ужаса, другой, наверное, расстрелял бы остатки магазина, попытавшись расправиться с древней механической формой, как говорится — от греха подальше, — но Иннокентий Осипович не относился к крайностям как к разумной линии поведения. В молодости — да, но сейчас, испытывая всю присущую нормальному человеку гамму противоречивых чувств, он всё же пытался мыслить здраво, несмотря на крупный озноб, пробегавший мурашками по спине и затылку.
Один шанс. Одна попытка. Одна уникальная возможность перекинуть мостик через бездну времени, разве не за этим он прилетел на Марс?
Он неторопливо шёл по проходу, к огромному панорамному окну, на фоне которого чётко выделялась чуждая скелетоподобная фигура древнего механизма, а внутри всё сжималось в тугой нервный комок, вставший где-то в груди, мешая дышать, думать, лишь рука в кармане порванной и испачканной куртки сжимала рукоять пистолета да мысли, редкие, как глухие удары пульса, бились в такт шагам…
Другого шанса, возможно, уже и не будет.
Такое выпадает один раз на целую историческую эпоху…
Нужно иметь огромное мужество, открытый разум, честную, не привыкшую лгать душу, чтобы мыслить именно таким образом, шаг за шагом приближаясь к чуждой, внушающей лишь подсознательную дрожь древней форме, которая минуту назад могла убить его…
И всё же Багиров шёл.
Он мог поступить как-то иначе, но не факт, что из этой замурованной в скалах конструкции существовал реальный выход на поверхность, и ему казалось предпочтительнее прожить несколько полных нечеловеческого напряжения минут… хотя бы попытаться вступить в контакт, заглянуть в глаза истине, какой бы та ни была, чем затягивать агонию и, в конце концов, загнуться в мрачных лабиринтах от истощения и безысходности.
Паника, охватившая сектор «Новой Азии», была подобна взрывной волне, она распространялась тугим валом сообщений, которые поначалу контузили своей лаконичной информативностью — в эфире некоторое время царил настоящий содом, а потом всё вдруг стихло, словно кто-то вырубил каналы спутниковой связи, погрузив разум тысяч людей в ватную тишину неведения…
Ясно было одно: нужно бежать, ибо сообщения о вышедшей из-под контроля армии андроидов, уничтожающих всё и вся, тысячекратно продублированные в первые минуты паники, пока ещё работала связь, не вызывали сомнений в
Люди ещё не оправились от потрясения, слухи, один страшнее другого, множились, обрастая несуществующими подробностями, когда на территории личной резиденции Цинь Ляо вспыхнула и уже не угасала неистовая пальба, отзвук которой был слышен за десятки километров от столицы, где, подтверждая самые худшие предположения, вдруг начались множественные пожары.
Люди, обезумевшие от внезапного развития катастрофических событий, спешно покидали дома, устремляясь прочь, в естественном желании найти убежище для себя, своей семьи, — толпы беженцев инстинктивно двигались вдоль дорог, ведущих к другим секторам освоения, ни одному безумцу не пришло в голову искать укрытия в горах, контуры которых сейчас заслоняли пожары, объявшие промышленную столицу концерна.
Цинь Хуань стоял у огромного электронного окна, глядя на пылающий город.
На улицах бесновались короткие яростные столкновения людей и машин, он при желании мог бы рассмотреть подробности схваток, но рука Ляо так и не коснулась сенсоров увеличения. Он понимал, что наблюдает крах всех своих надежд, амбиций и планов.
Кто-то одним тонко рассчитанным ударом швырнул его на колени… и что осталось теперь? Молча созерцать, как катится по улицам города огненный вал смертей? После того как отключилась радиосвязь, он не мог управлять событиями, даже силы собственной безопасности оказались неподконтрольны главе могущественного процветавшего клана.
Это казалось сумасшествием, наваждением, бредом…
За спиной внезапно распахнулась дверь и раздались торопливые шаги.
Он медленно повернул голову.
Перед возвышением стоял командир его личной охраны.
— Сикоромо… — Хин Цео машинально опустился на колени, приложив руки к груди. Ляо машинально отметил, что униформа и экипировка командира гвардии грязна, порвана, испачкана кровью, но глаза лихорадочно блестят. — Я собрал основные силы на западной окраине города. Мои бойцы отбили атаку машин. Сейчас командиры формируют ударные колонны.
— Зачем? Где ты видишь спасение?
— Мы должны покинуть город. Биться с андроидами бесполезно. Они раздавят нас, перебьют всех до единого. Но мы можем оторваться от их преследования.
— Куда нам бежать? — с горечью спросил Ляо. — Мы окружены врагами.
— Российский сектор слабо защищён. Там всего лишь несколько подразделений правопорядка. Мы прорвёмся к космопорту «Южный», захватим его и покинем колонию на челночных кораблях.
— Ты предлагаешь мне стать изгоем, беженцем? На станции «Фобос» достаточно тех, кто с удовольствием депортирует меня на Землю для позорного суда.
— В наших руках будет оружие. Мы не допустим этого. Русские обязательно пришлют свои корабли, и, когда их крейсер состыкуется с орбитальной станцией, мы ворвёмся на его палубы. Это хороший план. Единственная надежда сохранить не только жизнь, но и власть.
В глазах Ляо блеснул огонёк надежды.
Боевой корабль.
После поражения в поясе астероидов он грезил той минутой, когда вновь сможет ступить на командную палубу крейсера.
Слова Хин Цео прокручивались в голове, находя всё больше аргументов в свою пользу.