Коля Тайга. Полосатый крысолов
Шрифт:
– Ты чего, дед, попутался? – удивился шнырь Гоша. – С каких это Коржик шаманит? За шамана здесь вроде как я…
«Шаманить» на зоновской мове значит в хате прибираться.
– Дык он в натуре шаманит! – растолковал Потаскун. – Ты на метле лётаешь, а он злых духов скликает…
– Я ему, блядь, поскликаю! – сурово пригрозил Коля Тайга. – Эй, Коржик, захлопни помойку! Чего орёшь, как халява потерпевшая?
Вова тут же прекратил вертеться юлой и харкать верблюдом.
– Я чего? – жалобно заскулил он. – Я ничего… Тайга, ты сам погляди! Не, вот если бы тебе такую
Вова неожиданно присел и начал скакать на манер лягушки, одновременно шаря по асфальту пухлыми ручонками. Наконец, что-то отыскал и радостно сунул под нос смотрящему так резво, что тот едва успел отшатнуться.
– Что ты мне за дрэк в нюх суёшь? – недовольно отмахнулся Тайга.
– Гляди, какие нынче на воле рандолики лепят! – заныл Коржик, и братва увидала на его грязной ладошке огрызок карамельки. – Не смотрят, падлы, что суют!
Действительно, из конфеты торчала часть жирного тельца чёрного таракана.
– И как, вкусно? – поинтересовался Тайга.
– Тебе хорошо шутить! – возмутился Коржик и всхлипнул. – Попробовал бы сам, тогда узнал бы…
– Ты у нас сейчас и не то попробуешь, – вкрадчивым ласковым голосом пообещал Вове смотрящий и сделал знак своему подручному Алихану. Коржик растерянно захлопал глазами, но тут неожиданно в локалку ввалился председатель СДП Сёма Панько со своими «лохмачами». СДП – это секция дисциплины и правопорядка, проще говоря, лагерная полиция из арестантов.
– Вонючки – на выход! – громыхнул Панько и нетерпеливым жестом пригласил «мебельщиков» к калитке.
– Слышь, Пенёк, ты нам Коржика оставь на полчаса, – спокойно и вальяжно попросил Тайга председателя СДП приказным тоном. – У меня к нему базар есть.
Обычно с Колей «красные» вязаться не любят. Он всё ж таки на бродяжьем ходу и в большом авторитете. Так что вякать поперёк – себе дороже. Да и Сёма – мужик средней подлючести, с ним договориться можно. Но в этот раз он оказался непокобелим и на предложение Тайги ответил жёстким отлупом:
– Не в падлу, Тайга, но к нему базар не только у тебя. Этих чудаков сам кум желает помытарить. Так что придётся потерпеть маленько.
– Ну что ж, потерпим, – согласился смотрящий. – Господь терпел и нам советовал.
ТАК ПРИМЕРНО ЧЕРЕЗ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСИКА после Коржиковых шаманских плясок Старпёр отправил нас с Кошмариком на промзону спионерить фанерный шит для стенгазеты «Светлый путь». Путь наш светлый пролегал мимо «хитрого домика», где обитают опера. Едва мы поравнялись с этой обителью скорби и слёз, как в кабинете «кума» Димы Куткова раздался громкий хлопок, а следом – серенада бешеных макак на два голоса. Солировал трубный рык «кума», а ему звонко подвизгивал наш Коржик. Затем распахнулась дверь, и ударной волной наружу выбросило тело несчастного Вовы. «Кумовская» комната расположена во втором этаже, куда ведёт железная лестница. Вова слетел с неё, не коснувшись перил, и приземлился носом в асфальт – прямо у ног работяг из мебельного цеха, ожидавших своей очереди на допрос с пристрастием. Работяги шуганулись во все стороны, а Вова остался лежать. Наверно,
Коржик ещё не коснулся асфальта, а на пороге уже возник капитан Кутков собственной персоной. Рожа персоны была чёрной – вроде как в саже или в грязи.
– Ах ты, блядво тунгусское! – заорал «кум», обращаясь к Вове, который тщетно пытался заключить мать сыру землю в сыновьи объятия. – Ах ты, муджахед сраный! Ах ты, террорист недорезанный! Волоките его назад! – приказал Кутков своим подчинённым, которые высыпали на крики, как бомжи – на приглашение к бесплатной похлёбке. – Я этому уроду сейчас хрен на пятаки порублю!
Кошмарик в ужасе спрятался за мою спину. А я подгрёб поближе, чтобы узнать подробности. Но за любопытство получил дубиналом по спиняке от прапорщика Пилипко и ускоренной рысью унёсся вместе с Кошмариком в сторону «промки».
Лишь значительно позднее удалось выяснить детали происшествия в «хитром домике». Оказалось, Коржика «кум» вызвал на задушевную беседу одним из первых. Вова стоял перед Дмитрием Сергеичем навытяжку, руки у него тряслись, голосок вибрировал. Вскоре «кума» это дело стало раздражать.
– Ну ты, трясогузка! – зарычал он. – Я тебя сюда позвал не чечётку сбацать! У нас для плясунов клуб есть. Чё мандражируешь? Чуешь, падло, что пришёл твой смертный час?
После таких ободряющих слов уши Коржика похолодели, а кости застучали в такт зубам.
– Отставить бздо! – грозно приказал «кум». – Можешь закурить. А то мы так с тобой ни хера и за час не продвинемся.
Дрожащими ручонками Вова достал из кармана пачку сигарет и попытался вставить одну из них в отверстие между пухлыми пересохшими губами.
– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался яркой пачкой Кутков. – Дай глянуть. Ишь ты! Я таких не видал. Чё написано? «Файерболл», что ли… Угостишь начальника оперчасти?
Не дожидаясь ответа, Кутков сунул сигарету в рот, щёлкнул зажигалкой, затянулся.
– Ничего, – одобрил он. – Хоть вонь отобьёт. Тяжёлая у меня всё-таки работа. Надо, наверно, всю вашу сволоту на дворе пытать. А то кабинет за неделю не выветрится…
На этом месте кумовских размышлений огонёк сигареты дрогнул, затем брызнула вспышка – и что-то грохнуло! Когда дымок рассеялся, первое, что в ужасе увидел Вова Коржик – закопчённую физиономию «кума» с серыми плошками безумных глаз. Хлебальник Куткова был широко распахнут, в углу его прилипла злосчастная сигарета, ствол которой так разворотило, что он напоминал головку диковинного цветка с лепестками вразлёт. Дальнейшее вам известно…
Коржика с тех пор никто не встречал. Поговаривали, что после долгого лечения в больничке для зэков его загнали этапом на далёкую инвалидную командировку. Ходила ещё параша, будто Вове вмандячили ко всем прелестям жизни ещё то ли 205-ю как потомственному террористу, не то 317-ю за покушение на жизнь мента – и отправили в бессрочку на остров Огненный. Но это, по-моему, звиздёж и провокация. Рылом Коржик не вышел для пожизненной зоны. Да и чего тому «куму» сделалось? Харю вымыл – и опять сверкает, как новый гривенник.