Колыбель времени
Шрифт:
— Не переживай так, мне уже лучше. Иди, не стоит надолго оставлять гостей, — Анила слабо улыбнулась, Сурама кивнула и спустилась по бамбуковой лестнице вниз.
— Что будешь делать с Амалой? — внезапно спросила вампирша, когда Сурама была уже на последней ступеньке.
Женщина остановилась, нахмурила лоб и изрекла печально:
— Придется принести ее в жертву богине Кали. Ей скоро четырнадцать, а замуж ее никто не хочет брать. Ты же знаешь, что мы выдаем дочерей с пяти лет.
— Я могу ее забрать к себе, — немного подумав сказала Эверилд, доедая вторую порцию бобов с мясом.
—
— Ее не придется приносить в жертву, с богиней я договорюсь, — подмигнула Эверилд, и в этот момент хлопнула входная дверь, вошел Араджи. Он снял обувь в прихожей, а потом пересек коридор и прошел в кухню.
— Добрый вечер, что у нас сегодня поесть? — раздался зычный голос главы семьи.
Это был высокий мужчина с бронзовой кожей, бенгалец, он часто любил подкручивать свои усы, вот и сейчас он делал это. Уловив запах мяса, Араджи нахмурил брови:
— Опять мясо готовишь? — недовольно проговорил муж.
— Ты же знаешь, что Эверилд любит мясо. Для тебя я приготовила рис с чечевицей, — извиняясь сказала Сурама.
— Сегодня к нам на ночлег попросился путник, примем. Может, вторую дочь просватаем за него, — с улыбкой оповестил Араджи. Жена едва заметно кивнула.
Глава семьи вышел в прихожую, распахнул двери на улицу, сделал приглашающий жест. На пороге дома возник новый гость: крепкий молодой человек, одетый в батистовую рубашку фиолетового цвета, черные шаровары, на голове — фиолетовый чурбан. Мужчина откинул ткань, и взору жителей дома предстало молодое лицо с двухдневной щетиной, шрамом, который начинался от левого виска, огибал глаз, спускался на щеку и кончался под носом. Жуткое зрелище!
Знакомый Араджи пришел с бутылкой вина. Он присел, поставил вино на пол. Мужчина снял сандалии в прихожей, затем поднял бутылку и босиком прошел по циновке черного цвета, соединяющей коридор и кухню. Гость поставил бутылку вина на стол и сел, скрестив ноги. Сурама засуетилась, выставила глиняные чашки. Посетитель открыл вино, налил всем. Эверилд взяла свою чашку со стола, недоверчиво поднесла ее к носу и принюхалась: пахло виноградом, спиртом и какими-то травами.
— Странный аромат, — задумчиво проговорила Эверилд.
— Жена, неси еду, не стоит гостя заставлять ждать, — приказал Араджи. Сурама всё поняла и покорно принесла бобы и сыр.
— Садись с нами за стол и отведай вина гостя, — пригласил отец среднюю дочь, которая только что вышла из своей комнаты. Девушка заглянула на кухню, чтобы поприветствовать отца. Она подошла к Араджи и обняла его крепко. Папа крякнул и мягко освободился из объятий средней дочери.
Она обладала округлыми формами, короткими ногами, глаза были маленькими, лицо изуродовано шрамом. Вторая дочь на дрожащих ногах подошла к столу, присела на циновку и взяла чашу с вином, в ее глазах читалась обреченность. Эверилд уловила отголоски ее мыслей: «Лучше бы меня родители убили в младенчестве». Вампирша бросила на девушку задумчивый взгляд, но говорить ничего не стала, лишь увидела блеснувшие слезы в очах цвета земли.
— Завтра я заберу твою дочь, — сообщил визитер. Араджи кивнул. Мать обрадовалась, вот только отец радости не выказывал ни капли. Они все отведали вина. Эверилд его вкус
— Араджи, отдай мне ее, — попросила Эверилд. — Я ее пристрою к делу, не стоит этому человеку ее отдавать.
Араджи бросил хмурый взгляд на их покровительницу, он считал неприемлемым вмешиваться женщинам в разговор. Хозяин дома устало потер переносицу.
— Араджи, я хочу вложиться в твое дело. Предлагаю обмен: ты мне отдаешь свою дочь, а я вкладываю крупную сумму в твое текстильное производство. Приданое твоей дочери я беру на себя. Как тебе сделка? — вампирша вопросительно посмотрела на главу дома, а затем перевела взгляд на девушку и подмигнула ей. Молодая особа посмотрела на отца с надеждой.
— Это было бы замечательно. Мы на грани разорения. Предки часто рассказывали историю, что к нам в гости всегда являлась мертвенно-бледная девушка с огненными волосами, небесными глазами и спасала семью в самый сложный период жизни.
— Не думаю, что они говорили про меня, — лукаво улыбнулась Эверилд.
Все выпили еще по чашечке вина, они просидели так три часа. Вампирша ощутила странную дрожь в ногах.
— Идем, пока банк не закрылся, завтра мне будет не до этого, — сказала Эверилд и поднялась первой из-за стола, нарушая все правила этикета. Визитер тоже поднялся. Он обратился к хозяину дома:
— Рад, что всё решилось, — гость протянул руку для пожатия. Араджи с чувством ее пожал, он не желал смерти дочери.
Эверилд мысленно связалась с Нагайной: «Можешь подойти на улицу Тукхулана, 3?» — попросила королева вампиров.
«Как прикажете, Ваше Величество», — Нагайнаизобразила воображаемый поклон, и Эверилд хихикнула.
«Клыки выдерну», — шутливо пригрозила она собеседнице по ментальной связи.
«Уже боюсь. А ты опять благородством занимаешься? Откуда в тебе столько добра?» — с легким восторгом поинтересовалась Нагайна.
«Многие с тобой не согласятся, я очень злая упырица, — усмехнулась Эверилд и ехидно добавила: — У тебя минута».
Нагайна цветисто выругалась. «Обойдешься. Я буду через пять минут», — огрызнулась подруга Эверилд, но вскоре была на нужном месте.
Королева ментально приказала детям идти к Нагайне. Четыре девочки, словно марионетки, поднялись: одна — Агния, вторую звали Миди, она обладала небесными глазами, пшеничными волосами и любила носить военную одежду, в чём Эверилд ей потакала. С ними встали двойняшки с бронзовой кожей, ярко-зелеными глазами и темно-русыми волосами, только Бругинда была повыше и с более тонкими чертами лица, а Бронислава обладала высоким лбом и более грубыми чертами, еще у нее на лице была родинка, а рядом с ней шрам, так и не заживший после пыток серебром.
Эверилд подошла к выходу, дети последовали за ней. Нагайна их ждала перед крыльцом, куря трубку. Она подошла к детям и ментально велела идти за ней. На Нагайне была военная форма, волосы она собрала в конский хвост.
— Ты что, молодого офицера английской армии ограбила? — пошутила Эверилд и обняла подругу.
— Почти, — ответила та, не выпуская трубку из зубов. Она кивнула детям, те дернулись, будто их вели за нитки, и подошли к ней. — Мы пошли.
— Поохотишься с ними, я поздно вернусь.