Колыбельная Кассандры

Хакимова Эля

Но теперь у нее появился немаловажный повод для настоящей радости. В данный момент она ехала в отдаленную деревушку, которую ей рекомендовали как место, идеальное для тихой и уединенной жизни известной всему свету поэтессы. Вдали от восторженных поклонников и психически нездоровых фанатов.

Кассандра Барт стала знаменитой в раннем детстве, когда ее стихам присудили «Золотую арфу» на фестивале искусств. Благодаря удивительному таланту и жизни, полной грязных тайн, за которыми с фанатизмом помешанных энтомологов, как за еще неизвестным науке насекомым, охотились толпы журналистов и почитателей, она была одним из наиболее известных литераторов

своего времени.

Публика держала потные руки на сбивчивом пульсе ее семейных проблем и скандалов — громкого суда над бабушкой, убившей своего сбежавшего мужа; психической болезни матери; многочисленных подробностей, связанных с личной жизнью.

Но мало кто знал, и еще меньше кто в состоянии был увидеть и понять ее настоящую беду, терзавшую свою жертву с упорством, неотвратимостью и жестокостью стаи орлов, выгрызающих ежедневно заново отраставшую печень Прометея.

Глава 2

Самая большая беда в жизни знаменитой поэтессы была в том, что ее давно уже оставил талант. В одно прекрасное утро взял и испарился, причем почти сразу, как осиял своим божественным неземным светом рыжую и сероглазую голову девочки. Без предупреждения, без намека на конец.

Живой гений перестал дышать в ее стихах. Но к этому времени она приобрела имя, достаточно громкое, и звания, достаточно гремучие, чтобы эту катастрофу мог разглядеть кто-то, кроме пытливого и мудрого читателя. А ведь таких в наше время нечасто сыщешь.

На несчастье или счастье, подмену никто не заметил. Как соседи бедной женщины, в люльку которой эльфы вместо ее родного дитя подложили свое уродливое отродье, никто бы и не поверил, открой им Кассандра свою тайну. И она выкармливала «детей» — уже действительно своистихи (а не божественные строки, амброзией спущенной свыше, как было ранее). Совсем как та бедная женщина, вскармливала молоком чудовище, которое убило ее кровинку.

Кассандра продолжала писать, но отнюдь не под давлением властной в своем эгоизме матери. И не только из страха, что хоть в чем-то разочарует толпы людей, поверивших в ее талант, зависевших от нее и так бесконечно высоко оценивших ранние стихи, под которыми стояла ее подпись. Хотя обман пугал ее настолько, что она просыпалась в холодном липком бреду глухими ночами, в мерзком и беспомощном омуте страха. А потому стоически продолжала нести тяжкое бремя ранней славы. Даже более того, постепенно стала мастером самовыражения. Она изучила творения и авторские методы всех самых великих поэтов, в особенности Эмили Барт, с которой чаще всего сравнивали ее ранние стихи.

Кассандра достигла поистине невиданных доселе высот в своем ремесле. С безумством проклятого кузнеца или ювелира, продавшего душу дьяволу, она выковывала и выпаивала филигрань мертвого, бездушного стиха все искуснее раз от раза. В ее поэзии отныне изысканная и замысловатая новая форма подменяла прежний простой и чистый смысл.

Лишь изредка из рукоплещущего зала раздавались голоса тех, кто задумывался о разительных переменах в ее лире. Их тут же зашикивали оголтелые поклонники, привыкшие ориентироваться не на собственный слух и вкус, а на громкие имена и награды.

Очень мало кто видел беспомощность творца новых поэм. Ее последующие стихи, мертвые и хладные, походили на искусственных бабочек с шелковыми крыльями, раскрашенными кистью умельца. Жалкие мумии, изготавливаемые тысячами для украшения интерьеров. Как далеки эти поделки даже от местами помятых, утерявших то лапки, то усики экспонатов какой-нибудь захудалой коллекции энтомолога-любителя. Не говоря уже о бабочках живых, парящих в знойном танце над разогретыми джунглями Амазонки.

Более того, ее новые стихи пользовались бешеным успехом. Многие читатели изумлялись им, их софистской точностью, бухгалтерской четкостью, юридической оправданностью. Восхищались каждой неожиданной именно в этом месте запятой, каждым вымученным, будто в лаборатории генного инженера, образом, непонятностью затейливых метафор. Но в то же время никто в целом мире не любил ее новых стихов. По-настоящему ценили только простые детские и по-детски же безыскусные строки ее первых сборников.

Впрочем, никто в целом мире не любил и ее саму. Великую и неповторимую Кассандру Барт. Никто не любил ее. Мать меньше других. Еще бы! После того как дочь расстроила ее предстоящую свадьбу с врачом, лечившим их обеих. И спавшим с обеими своими знаменитыми пациентками, как оказалось впоследствии.

Кэрри обвиняла Кассандру в том, что та соблазнила ее возлюбленного. Кассандра обвиняла мать в том, что та назло подыскала проходимца, который втерся к ним в доверие только для того, чтобы написать грязную пошлую книжонку, впрочем, сильно нашумевшую и, скорее, подстегнувшую внимание публики к угасающей было звезде Кассандры. Книжонку, в которой откровенно были изложены, описаны и с медицинской методичностью зафиксированы все язвы их семьи.

Кэрри так больше и не пыталась выйти замуж, обрести женское счастье и поняла, что ей стоит удовлетвориться скромным, увы, недостаточным, материнским. С методичностью сумасшедшего мстила она дочери за это, изводя ее своей истеричной любовью и патологической заботой.

Сама Кассандра была настолько одинокой, что не могла спать в своей кровати. Дошло до того, что она почти каждую ночь скреблась в запертые двери материнской спальни, пока та, ругаясь и рыдая, не пускала дочь к себе в постель. Так и засыпали они под утро, обнявшись под одним одеялом, уткнувшись друг в друга распухшими от слез лицами.

Сама Кассандра склонна была любить себя еще меньше других. Тело ее было покрыто синяками и ссадинами — так редко удавалось матери уследить за ней, невзирая на параноидную внимательность к слабому здоровью дочери. Не было дня, чтобы Кассандра не истекала кровью. Алой и юной артериальной — из мелких порезов на пальцах и щеках. Темной и взрослой венозной — из порезов на запястьях и под коленками. Синяя кровь просвечивала сквозь кожу на местах многократных кровоподтеков и ушибов. Очередной врач осторожно заподозрил проблемы с координацией или зрением, на том и порешили.

Со всей возможной честностью и постоянной, неистребимой болью сквозила эта кровь в новейших и блестящих, как машинки с конвейера, стихах. За эту-то честность отдельно и ценили Кассандру особо матерые критики журналов по искусству и многоумные академики литературных факультетов.

О да! Кассандра была чрезвычайно честна. До обнаженности трупа на препараторском столе патологоанатома. До самых запрещенных законом порнографических фильмов с изнасилованиями и убийствами в режиме онлайн.

Единственный факт, в отношении которого она не была честна никогда, — это уродливый, отвратительный факт имитации потерянной ею некогда способности слышать божественную гармонию гениального стиха.