Колымский котлован. Из записок гидростроителя
Шрифт:
— Ну, так как, други мои, ко мне, на стаканчик кофе?
— Спасибо, Карл Францевич, беспокойство вам…
— Никакого беспокойства, это только приятная обязанность. Погреемся и… Не займет много времени.
— Уважить надо, Антон, — сдался Василий Андреевич.
Пока Василий и Федор хлопотали около своих машин, устраивая их на ночь, мы с хозяином готовили ужин. Вернее, это делал Карл Францевич, а я рылся в книгах.
Когда в дверь ввалились Федор в Василий, на столе уже лежал большой кусок оленины и стояли
Карл Францевич был тих и приветлив. Говорил негромко, двигался осторожно. Разлив по чашечкам кофе, деликатно подставил нам стулья, а сам осторожно присел на край кровати, чтобы не потревожить пружины.
Половину его небольшой комнаты занимали чертежная доска и стеллажи с книгами. Еще в день приезда, отдыхая у Карла Францевича, я просмотрел его библиотеку. В основном у него справочники, технические книги и мемуарная литература.
Федор нарезал мясо пластинками, побросал на него толченый с солью чеснок, и мы придвинулись к столу поближе.
— А толковым оказался этот ваш знакомый, магаданский инженер.
— Толковый, говорите? Выходит, так: дал — толковый, не дал — бестолковый?
— Правда, правда, добрый мужик, ничего не скажешь! — не поняв интонации, поддержал меня Поярков.
— А вот давайте рассудим, — отставляя кофе, начал Карл Францевич. — У нас нет электродов, а у него есть. И он может дать или не дать — взаймы или за деньги — не суть, и его никто не может заставить это сделать, так?
Василий Андреевич согласно кивает и наяривает за обе щеки мясо. А кивает он оттого, что ему кажется, будто обращаются именно к нему.
— А ведь, казалось бы, — продолжает Карл Францевич, — если ты лишку ухватил, тут тебе и красный сигнал. Да и, в конечном счете, дело-то выполняем общее, он, как гражданин, не должен допустить простоя соседа, так как от срыва в работе страдает все общество, верно? А вот что можно предъявить такому человеку? По закону?
— Бороться с такими надо, народный контроль для чего? — выпаливает Поярков.
— С кем бороться? Он же преступления не совершил, приобрел электроды для коллектива, не для себя лично, аккуратно сложил их на полку — формально никаких претензий не предъявишь. Вот к такому «товарищу» мы и идем на поклон, а он с нас шкуру снимает, и мы же ему благодарны. И называется это — деловой контакт.
— Правда, белиберда получается… — говорит Василий Андреевич, — а ведь серьезно, Антон, ты посмотри — что у нас получается, — и, угадав намерение хозяина, прикрыл чашку ладонью, — спасибо, больше не могу, а то не засну.
— Ты мне лучше объясни, Карл Францевич: человек нас выручил, а если разобраться — обобрал. Где тут собака зарыта?
— Вопрос сложный. Скажем, надо построить дом. Утвердили план, разверстали. Под план и надо дать все необходимое: кирпич, доску, шифер, технику и так далее. Все точно на один дом, и ни гвоздя больше, и ни шурупика меньше! Ввод по графику. Ясно?
— Ясно-то ясно, только так не бывает. Вы все, Карл Францевич, берете идеально.
— Да, но к идеальному надо стремиться. Социалистическая система хозяйства в основе своей и имеет принцип планового ведения хозяйства, в этом и преимущество ее. А плановые органы наши еще недорабатывают, отстают. Но надо стремиться к идеальному! — Карл Францевич опять повысил голос. Затем помолчал, вздохнул и сказал: — А вообще, все это прописные истины, друзья мои. — И тут же предложил: — Еще по чашечке?
— Да спасибо, Карл Францевич, мы и так засиделись, Славка, поди, извелся, ожидаючи.
Федор и Карл Францевич провожают нас до дверей. Я выхожу, а Василий еще договаривается с Федором о делах на завтра.
Небо вызвездило. На горизонте четкая, изломанная линия гор. Василий размашисто догоняет меня.
— Ты заметил, Антон, как они дружны — Федор и Карл Францевич, как относятся друг к другу, можно подумать, кровные братья.
— А может, они и есть братья, почитай, на севере лет двадцать вместе.
— Ну, сейчас Вячеслав Иванович нам задаст, — сказал Василий, когда мы подошли вплотную к вагончику. — Ты только про кофе ни-ни, — Василий приставил к губам палец, — обидится! Скажем — на работе задержались.
И Василий толкнул дверь.
— Ну, где вы шляетесь, ведь договаривались, дядя Вася? — начал с упреков Славка, только мы переступили порог. — Второй раз кашу разогреваю! В кино-то пойдете? Про «зори тихие». Пойдете? Опаздываем.
— Мы что, рыжие? Пойдем, Антон, да?
Славка тащит кастрюлю на стол, на ходу жует.
— Переодеваться ни к чему, — говорит Василий Андреевич, но все же надевает черный выходной полушубок. — Не забудь, Слава, билеты.
— А кашу?
— Ничего, придем, съедим.
И мы жмем на пятой скорости, только снег под пятками постанывает. Проскакиваем в двери под третий звонок. Зрители сидят веером. Зажглись красные транспаранты — «выход». Я прочел: «дохыв». А Василий недовольно покрутил головой:
— Скажи, сколько мест свободных, наверное, мура какая-нибудь. Вечно этот Славка порадует!
— Про зори-то мура? — возмущается тот. — Тебе бы, дядя Вася, чтоб бабахали про войну или детективы разные. Это телевизоры сбивают людей с толку.
Свет потух, и мои приятели наконец угомонились.
После кино начался спор на улице. Дома и совсем пыль до потолка. Я в роли арбитра.
— Скажи, дед, здорово они немцев-то? А банька-то, скажи?
— Девки добрые, настоящие, а про немцев не для фронтовиков. Мы-то их как облупленных знаем. Да, Антон? Пусть бы про теперешних, которые перековались, — это другое дело. И вообще ты, Славка, не бузи, мало каши еще ел. Давай дрыхнуть, уже второй час.