Колючая Арктика
Шрифт:
Между прочим, свой психологический шантаж продолжает. Звонит. по телефону и клянется в любви! Просит свидания…
Я ее начал жалеть и написал в обком партии письмо с просьбой о смягчении наказания. Не должны так строго наказывать женщину из-за любви к юкагирскому писателю!
Думаю, в партии ее восстановят…
В Черском тишина. Гусей запретили стрелять и я это считаю своей победой. (С экологической статьей Семен Курилов выступил в газете «Правда». Я читал эту. статью, но в каком номере она была опубликована, не помню — М. Л.)
Редактор "Колымской правды" переживает большое «горе» — премию Союза журналистов СССР. Ведь награда обязывает! А ему уже
Ваш юкагир С. Курилов."
"14 июня 1977 годя.
… Никак не привьгкну писать письма друзьям на машинке!.. Вы уж постарайтесь разобраться в моем почерке. Дело в том, что когда письмо другу я пишу рукою, получается естественней и идет от сердца. Будто не буквы я вывожу, а отсылаю кардиограмму своего сердца.
Дорогой Михаил Леонидович! Благодарен вам за письма и за длительные разговоры на Колыме, и мне не хочется терять нашей дружбы. Очевидно-я буду вас просить об этом! — вы станете моим переводчиком. Буду посылать подстрочники. Судя по всему — разрешите покритиковать! — у вас есть арсенал литературного таланта, который вы тратите на разбор, обзор великих и средних краев, людей, событий. А если вам взяться за личное, увиденное, сдобренное личными переживаниями, стать историком сегодняшнего дня! Написать произведение, в котором нашли бы свое место и древние Марки Твены и современные Цицероны. С вашими задатками и возможностями вы бы смогли создать Большое Огниво в современной литературе. Джек Лондон, если б не побывал на Аляске, остался бы незамеченным. Не помогли бы ему великие аристократы Америки, не помогли бы вашингтонские небоскребы… А я, почему-то, не люблю стиль Джека Лондона…
Максим Горький, если бы создавал такие вещи как Бальзак, далеко бы не продвинулся в литературе! Но его революционная страсть усиливает его художественную натуру! Вот почему я думаю, что вам — а не пошел бы ты, Пешков в люди! — необходимо на несколько лет оторваться от севастопольских берегов и уйти на Север как Джек Лондон. Уверен, вы сделаете хорошие книги! Об этом говорит наша наблюдательность, литературная въедливость, краски Севера — залог вашей второй литературной жизни.
Таким образом, готовьте рюкзак и осенью, поцеловав супругу, на зиму отправляйтесь на Север. И не обязательно на Колыму. Ведь Колыма, это только начальная граница Крайнего Севера.
Вот мое предложение, вот о чем я думаю, читая вашу книгу…
Я только что возвратился из Москвы. Находился там с 27 мая по 8 июня. Зачем я там находился? Подробности прочитайте' в газете "Литературная Россия" за 3 июня.
Познакомился с неплохой девушкой. 16-го она защищает кандидатскую. Без пяти минут кандидат педагогических наук. Занимается преподаванием русского языка в нерусских школах. Имеет дочь четырнадцати лет. Влюбилась в меня. Ну, если не в меня, то просто в мое имя, может быть. Поэтому я чувствую себя на высоте. Но верить уже никому не могу и не хочу, слишком дорого приходится платить за чувства…
Насчет моей звезды… Продолжает трезвонить по телефону. Даже ночью нет телефону покоя. Люблю, говорит, и хочу встретиться. Но я с нею встречаться не желаю, хоть вы и не написали мне о ней ни строчки, но я и так знаю о ней уже предостаточно, никакая химия ее уже не отмоет!
Но, что правда, то правда, заявление в обкомпарт я написал. Пусть хоть из партии ее не изгоняют!.. Написал, а потом пожалел о своем поступке необдуманном. Дело в том, что из обкома мне сообщили, что Г. Ш. такого про меня понаписала, такие невероятные обвинения, что по этим сообщениям тут же прибыл представитель обкома.
Но, странное дело, этот представитель обкома даже не увиделся со мною, а ограничился только разговором с Г. Ш.
Мне потом рассказали об этом собеседовании. Представитель обкома попытался упрекнуть Г. Ш. за клевету на юкагирского писателя. Но Г. Ш. не в пример представителю обкома, владеет всеми необходимыми качествами для такого разговора: красноречием, дикцией, артистическим спокойствием… И, самое главное, от отсутствия совести не страдает!..
Г. Ш. убедила представителя обкома, что Курилов один виноват во всем, виноват в том, что она унижена сейчас в лице общественности, и за это он должен ответить!..
Да, что там говорить, Курилов, хоть и поздно, но сам же написал об этом в обком.
Вот чем обернулось мое письмо в обком в защиту Г. Ш.!
Неприятности преследуют нас, но я понимаю, мы сами авторы половины из них, возможно, это естественный процесс, без неприятностей в жизни мы с вами не были бы писателями!
Я вам когда-то рассказывал, что три года назад меня уже пытались исключить из партии. За мою убежденность! За мою упрямость!.. Но один голос «за» и меня оставили в рядах партии. И вот сейчас, кто-то очень хочет воспользоваться историей с этой дамой и повторить издевательство!.. Тактика какова! Казуистическая тактика. Вот как один из «доброжелателей» защищает честное имя писателя. Привожу самую невинную фразу: "Курилову далеко до красавца, а вы красивая и элегантная женщина, и это говорит, что с вашей стороны любви не могло быть. И что вы, Г. Ш., превратили Курилова в чучело для своих корыстных целей".
Но я считаю, это неприятности мелкие, крупные — это опустошение души. И это опустошение души я испытал в эту зиму. Да и сейчас еще рецидивы дают себя знать… Впечатление такое, что стою на болоте, кругом туман и я просто не знаю куда двигаться? В какую сторону? Один неверный шаг и засосет болото… А ведь я не на болоте, я был в Москве и возле меня находилась красивая женщина. Но, пусть хоть десять распрекрасных дам суетится возле меня, я уже не раз обманулся в любви и остерегаюсь шагать по болоту. Вчера тронулась Колыма. Уплыл лед и вода чиста, как море у Севастополя. Чебаков — тьма! Ловят ведрами! Но мне жаль тратить время на рыбалку, хотя и писать сейчас не могу. Дело в том, что в Москве я целую неделю пролежал в больнице с повышенным давлением-160 на 100. Прошлое сказывается! Память не стирается! В Москве я ходил по тем же местам, по которым ходил с Ней, ужинал в буфетах и ресторанах, в которых ужинал с Ней, и мне временами казалось, что ничего не изменилось и стоит мне оглянуться, Она рядом. Но рядом была другая! Тоже красивая, добрая, ласковая тридцатипятилетняя женщина, но я был холоден как бык-кастрат…
А из больницы меня выписывать не хотели. Больше того, в институт ревматологии направить хотели, но я настаивал на выписке. А когда заведующая терапевтическим отделением категорически заявила, что лежать я должен минимум месяц, то я сразу нашел убедительные доводы в защиту выписки. Я заявил врачу, что давление у меня поднялось от того, что в Москве я просто запил… Поверила — выписала!..
Ваш Семен Курилов".
"12X1977 г.
…Долго молчал не из-за хорошей жизни. Тяжело болею. 14 октября должен был быть в Якутске, но врачи запретили вставать с постели. И 22 октября я вряд ли полечу в Москву — там должны состояться Дни литературы и искусства северян и народностей Дальнего Востока…