Команда
Шрифт:
1.
Утро началось с неприятности - Сыч не влез в бронежилет.
Встав с утра с жутким похмельем, Сыч первым делом отправился на кухню - испить холодной водички и закинуть в себя омлет, который всегда готовила его жена перед уходом на работу. Когда с делами было покончено, Сыч вышел из кухни, воровато огляделся, и направился обратно в спальню - к ростовому манекену, на который была надета черная форма, наколенники-налокотники, тактический пояс с подсумками, и небольшой штурмовой бронежилет с нарисованным на нем белым черепом.
Ах да, еще на манекен была одета кепка.
Черная армейская кепка с красным тканевым шевроном вместо кокарды. Заношенная, видавшая разные виды, но, видимо, горячо любимая, судя по взгляду, который бросил на нее владелец.
Сыч снова огляделся, будто собираясь сделать что-то стыдное, а затем снял броник и попытался надеть его на себя. Получилось плохо - одна застежка просто не достала до другой. Мешал живот. Сыч краснел от натуги, пыхтел, пробовал втягивать пузо и выдыхать, но все без толку. В бронежилет он никак не помещался. Слишком много стало Сыча в этом мире. Можно было, конечно, немного поколдовать с застежками, сделав броник на размер больше, но Сыч решил, что это неспортивно. Задумчиво почесав небритую щеку, он посмотрел на себя в зеркало. Оттуда глядел слегка опухший, небритый и толстый мужик (не пацан уже, и даже не парень, к сожалению) в трусах-боксерах и не застегнутом бронежилете с черепом.
– Жалкое зрелище.
– пробормотал он, - Душераздирающее зрелище...
В дверь требовательно позвонили.
Сыч, чертыхаясь, снял броник, быстренько водворил его обратно на манекен, отыскал в груде белья на кресле короткие клетчатые шорты, и побежал открывать. К тому моменту, как Сыч добежал до двери, позвонить успели уже раз пять, с невежливо коротким промежутком.
На пороге квартиры стоял жизнерадостного вида полный низенький блондин лет сорока на вид:
– Привет бойцам невидимого фронта!
Выражение лица Сыча резко изменилось, и не смогло бы стать более кислым даже если б он взялся съесть лимон вместе с кожурой.
– И тебе не хворать, Пал Палыч. Чего пришел?
– Проведать.
– блондин дружелюбно улыбнулся, - Как дела?
– Ой, а то ты не знаешь.
– съязвил Сыч в ответ.
– Знаю, конечно.
– хохотнул его собеседник, названный Пал Палычем, - Но всегда лучше переспросить. О! Кстати! Анекдот вспомнил. " - Алло, это анонимный телефон доверия ФСБ?
– Да, Вячеслав!" Слышал?
– Раз десять.
– не моргнув глазом, ответил Сыч, - Дела нормально. Можешь так и написать в отчете. "Наблюдаемый антисоциальный образ жизни не ведет, рецидивов не наблюдается". До свидания.
– Что, даже чаю не попьем?
– Не хочу я с тобой чай пить, морда фээсбэшная.
– Грубия-ян.
– протянул Пал Палыч, притворно обидевшись, - Зато я хочу.
– он резко посерьезнел, - Что там с твоим сокомандником? Он к тебе какой-то нездоровый интерес проявляет. Мне это не нравится.
– Палыч, ты как моя жена - вечно к мелочам цепляешься.
– закатил глаза Сыч, - Ему 20 лет всего. Пацан еще. Увидел, может, меня где-нибудь в интернетах, вот и тащится. Лучше займись чем-нибудь полезным. У меня, вон, возле дома все фонари кто-то побил. Ночью темень, пока до подъезда дойдешь - все ноги сломаешь.
– Обязательно займусь.
– жизнерадостная улыбка снова появилась на лице "фейса". Ему было весело, и хотелось еще немного поизгаляться над безответным отставником.
Сыч понял это, и не дал Пал Палычу желаемого, захлопнув двери прямо у него перед носом. ФСБ-шник еще секунду потоптался, будто ожидая, что Сыч снова откроет дверь, но затем развернулся и ушел, что-то бормоча себе под нос.
2.
Когда заработал сигнальный маяк, Дубровский первые 10 секунд ничего не понимал и тупо смотрел на брелок. Но когда он вспомнил, ЧТО все-таки означает писк и мигающая красная лампочка, то тут же сорвался с места, и, крикнув начальнику "Шеф, форс-мажор, некогда объяснять!", как угорелый выбежал из офиса.
Почти сразу же поймал машину, назвал таксисту адрес, крикнул "Гони! Как можно быстрее!", и водитель - пожилой армянин, заглянув Дубровскому в глаза, просто не смог ему отказать.
Водил он виртуозно. Обгонял по встречке, несколько раз выезжал на тротуар, и неблизкий в общем-то путь от Войковской до проезда Черепановых проделал очень даже шустро. Что произошло, Дубровский не знал, и жалел лишь о том, что у него нет с собой оружия. Только одна мысль билась в его голове - началось. Гудела, как сирена, предупреждающая о грядущем авианалете. Началооось-началооось-началооось.
Выскочив возле "Пятерочки", Дубровский бросил на пассажирское сиденье тысячную купюру и, помчался в сторону гаражей. Раз поворот, два поворот, три поворот - и он на месте. Снаружи штаб представлял собой обычный кирпичный гараж. Пять лет назад его ворота были закрыты на несколько замков и запломбированы, но сейчас Дубровский увидел, что белая пластиковая пломба лежит на земле, а двери едва приоткрыты.
Что делать? Ворваться просто так, если внутри кто-то вооруженный и враждебно настроенный - чистой воды самоубийство...
Спустя минуту раздумий Дубровский, сжимая в руке кусок штакетины неслышно спускался по винтовой лестнице в подвал, где, собственно, и находился сам штаб. Внизу, прислонившись к покрытому толстенным слоем пыли письменному столу, стоял скучающий Сыч, и, видимо, читал книгу с мобильного.
– Что случилось? Все хорошо?
– обеспокоенный Дубровский просто спрыгнул с лестницы вниз и едва не поскользнулся, - Ух... Туфли новые... Скользят.
– почему-то начал он оправдываться перед Сычом.
– Ждём.
– не отрываясь от телефона ответили ему, - Сейчас...
– Что случилось? Что сгорело?
– женский голос с верха лестницы.
– О! Вот и Анька!
– обрадовался Сыч, - Заходи. Только тебя и ждём.
– В чем дело?
– нахмурился Дубровский.
– Дамы и господа.
– Сыч состроил мрачно-торжественное лицо, судя по которому можно было сделать вывод о грядущем конце света, но не сдержался, и широко, во все 32 зубы, улыбнулся, - Я соскучился.
Воцарилась напряженная тишина, прервал которую Дубровский.