Команда
Шрифт:
И дискотеку, зараза, каждый вечер проверять повадился. Станет в дверях и смотрит презрительно, как молодежь отрывается. Ну а если уж драку пацаны замутят, намахаться вдоволь не успеют: Шульгин уже тут как тут. И, конечно, весь кайф испортит. Не только Андрюхе. Всем.
Однако участковый несмотря на тайное прозвище “мент позорный”, всегда выступал по делу, а главное – не имел сучьей привычки жаловаться родителям. И Тюменев его за это невольно уважал.
С личной жизнью у Андрюхи как-то не ладилось. Слава отстойного пацана
Андрюхе она нравилась, но он никогда в жизни в этом бы не признался.
Всю эту любовь-морковь Тюменев считал недостойной настоящего пацана и поэтому лишь ревниво наблюдал за Швецовой издалека. Но уж если кто-то позволял себе в отношении Людки что-нибудь лишнее, как казалось Андрюхе, он заводился с пол-оборота. А ей, шалаве, это нравилось…
Задремав на полу “обезьянника”, Тюменев не беспокоился о матери. Она давно уже привыкла к тому, что сын не всегда ночует дома. А сегодня вечером мать, как все по выходным, уехала на огороды.
– Тюменев! Давай с вещами на выход!
Андрюха продрал глаза и увидел Шульгина, стоявшего возле раскрытой двери “обезьянника”. В окна ментовки ломился солнечный свет.
Деревенского пацана уже и след простыл.
– Протокол задержания будем оформлять? – сонно поинтересовался Тюменев.
– Шлепай отсюда! – сказал участковый. – Бумагу еще на тебя тратить!
– Ну тогда дай закурить.
– Щас!.. А кофе в койку не желаешь?
Тюменев не успел огрызнуться. Раздался оглушительный треск. По окнам ментовки словно ударил заряд града. Стекла со звоном посыпались на пол.
– Что за хрень? – опешил Шульгин.
И тут по окнам ударило снова. Со стен посыпалась штукатурка.
– Ложись! – не своим голосом заорал Шульгин. – На пол, мать твою!
Он повалил замешкавшегося Тюменева, и сам плашмя упал рядом.
– Это чего? – враз осипшим голосом спросил Андрюха.
– Автомат, – ответил Шульгин. – Лежи, не дергайся. Убьют на хрен!..
Они действовали четко по разработанному плану. Джип и автобус уверенно подъехали к местному отделению милиции и остановились.
В этот момент молоденький милиционер Коля Чванов вышел покурить на крылечко да так и застыл, изумленно открыв рот с прилипшей к губе сигаретой. Из обеих дверей “Икаруса” вдруг горохом посыпались смуглые мужики в камуфляже, державшие наперевес автоматы. Бородач с заднего сиденья джипа поднялся во весь рост, махнул рукой и что-то гортанно выкрикнул. Тотчас затрещали автоматы.
Первая же очередь срезала остолбеневшего Колю. Он умер еще до того, как его тело коснулось земли. Стрельба продолжалась по окнам. Огонь был таким плотным, что за считанные секунды погибли еще трое захваченных врасплох милиционеров – почти все, кто находился на дежурстве в это роковое утро.
Выстрелы стихли так же внезапно, как и начались. В наступившей тишине над сонным городком раздавался только грай воронья, взметнувшегося над крышами.
Бородач с заднего сиденья джипа вновь поднял руку, прислушиваясь.
Это жест остановил остальных, уже рванувшихся было в здание милиции.
И тут из разбитого окна прозвучал одиночный выстрел. Стрелявший целил в главаря и сумел попасть, хотя не совсем точно. Пуля по касательной задела поднятую руку, только легко ранив бородача. По зданию милиции снова хлестнули автоматные очереди…
Шульгин отпрянул от окна, сжимая в руке пистолет. Он понимал, что больше выстрелить ему не дадут. Да и сколько он мог продержаться с одним “макаровым” против целой своры автоматчиков?
Андрюха Тюменев, продолжавший лежать на полу, взглядом спросил у мента: что делать?
– Уходим! – крикнул ему участковый. – Ползи за мной!
Он высунул руку с пистолетом чуть повыше подоконника и трижды нажал на курок, стреляя просто так, в белый свет как в копеечку. С улицы немедленно последовал ответ. Словно целый рой разъяренных свинцовых пчел ворвался в разбитое окно.
Но Шульгин уже по-пластунски полз к двери. Тюменев поспешил за ним.
В коридоре, не имевшем окон, оба поднялись на ноги. Шульгин быстро проскользнул в сортир и начал лихорадочно рвать на себя решетку, закрывавшую крохотное оконце.
– Чего стал как заколдованный? – обернулся он к Андрюхе. – Подсоби!..
Вдвоем им удалось наконец вырвать решетку. Но оконце, выглядывающее во двор, было таким маленьким, что сквозь него, казалось, и ребенок не пролезет.
– Пошел! – крикнул участковый. – Пошел, Тюменев!
Андрюха ввинтился в узенький проем и, обдирая бока, вывалился головой вниз во двор. А вот Шульгину пришлось туго. Он застрял посередине – ни туда, ни сюда.
– Ну давай же, Шульгин! Давай! – в отчаянье шептал Андрюха, изо всех сил пытаясь выдернуть застрявшего участкового из проклятого окошка.
– Уходи, Тюменев! Уходи! Шлепнут! – пыхтел в ответ Шульгин с покрасневшим от натуги лицом.
Но Андрюха вдруг понял, что никуда он не уйдет, не бросит этого достававшего его все время мента. Тюменев дернул его за плечи из последних сил, и – о, чудо! – Шульгин вывалился из окна, придавив собой Андрюху. Оба тут же вскочили на ноги.
– Понял, что происходит? – спросил Шульгин, задыхаясь.
– Понял, не дурак, – ответил Андрюха.
– Предупреди людей!
– А ты куда?
Шульгин не ответил. Он бросился в сторону, затрещали кусты, и коренастая фигура участкового скрылась из глаз.
Андрюха помедлил секунду и рванул в другую сторону.
Людку Швецову знал весь Краснокумск. Все двадцать тысяч его жителей.
Не каждый, конечно, был знаком с ней лично, но уж слышал про нее наверняка. Людка Швецова? Ну это ураган!..