Командир и штурман
Шрифт:
– Даже для несения службы в гавани?
– Господь с вами, сэр. Путевых матросов никогда не было больше полудюжины. И уж мы старались, чтобы они были трудягами, а не какими-нибудь там пидорами. Извиняюсь, сэр, я хотел сказать – бездельниками. Что касается количества, то дело обстоит неважно. На таком бриге, как «Софи», при трех вахтах яблоку упасть негде. Оно, конечно, судно славное, уютное, на нем чувствуешь себя как дома, но просторным его не назовешь.
Джек Обри ничего на это не ответил, но слова боцмана подтвердили многие его подозрения, и он размышлял над ними до тех пор, пока баркас не добрался до причала.
– Капитан Обри! – воскликнул мистер Браун, офицер, заведовавший складским причалом. – Разрешите пожать вам руку и пожелать вам всего наилучшего. Рад
– Спасибо, сэр. Большое вам спасибо. – Они пожали друг другу руки. – Я впервые в ваших владениях, сэр.
– Просторно, не так ли? – отозвался офицер. – Там канатная мастерская. За вашим старым «Женерё» находится парусная кладовая. Хотелось бы, чтобы забор вокруг склада рангоутной древесины был повыше. Вы даже не представляете себе, сколько ворья на этом острове. По ночам они перелезают через забор и воруют мой рангоут. Во всяком случае, пытаются это делать. Убежден, что нередко их посылают к нам сами шкиперы. Но, кто бы их ни посылал, в следующий раз, как только поймаю какого-нибудь сукиного сына, укравшего хотя бы палку, я его вздерну.
– Похоже, мистер Браун, что вам даже с гнутым гвоздем или нагелем тяжело расстаться. Но тогда для вашего полного счастья наш военный флот должен убраться из Средиземного моря.
– Не горячитесь, молодой человек, – произнес мистер Браун, тронув за рукав Джека Обри. – Выслушайте старого, опытного человека. Умному капитану никогда ничего не нужно на верфи. Такие обходятся тем, что имеют в своем распоряжении. Они очень берегут королевские припасы, за свой счет смазывают днище салом, пропитывают якорные канаты отслужившим два срока составом, чтобы они не застряли в клюзах. О парусах заботятся больше, чем о собственной шкуре, никогда не лезут в драку и не ставят бом-брамсели: береженого бог бережет. И в результате такой офицер получает повышение, мистер Обри. Как вам известно, мы направляем рапорты в Адмиралтейство, а наши рапорты имеют там значительный вес. Почему Троттер стал капитаном первого ранга? Да потому, что он был самым экономным командиром на базе. Некоторые капитаны меняли стеньги два, а то и три раза в год – с Троттером этого не происходило никогда. Возьмем вашего друга капитана Аллена. Он ни разу не пришел ко мне со списком материалов длиной со свой вымпел. Посмотрите теперь на него. Командует таким красавцем фрегатом, о каком можно только мечтать. Но зачем я вам об этом рассказываю, капитан Обри? Мне хорошо известно, что вы в лепешку расшибетесь, чтоб корабль был как с иголочки. Знаю, в какой отличный вид вы привели «Женерё». Кроме того, «Софи» в превосходной форме. Только с покраской у нее дело плохо. В ущерб другим капитанам я смог бы наскрести для вас немного желтой краски.
– Что ж, сэр, буду вам весьма благодарен, если вы выделите мне пару бочонков, – отозвался Джек, мельком взглянув на рангоутные дерева. – Но пришел я к вам за другим. Не одолжите ли вы мне свои дуэты? Я беру с собой в плавание одного своего друга, и он хотел бы послушать ваши дуэты си минор.
– Вы их получите, капитан Обри, – заявил мистер Браун. – Конечно же получите. В настоящее время один из них миссис Харт перелагает для арфы, но я сразу же отправлюсь к ней. Вы когда отплываете?
– Как только приму на борт запасы воды и суда конвоя будут готовы.
– Выходит, завтра вечером, если «Фанни» присоединится к вам. С водой задержки не будет: «Софи» берет на борт всего десять тонн. Ноты вы получите завтра к полудню – я вам это обещаю.
– Бесконечно обязан вам, мистер Браун. Тогда спокойной ночи. Передайте мои лучшие пожелания миссис Браун и мисс Фанни.
– Черт побери! – выругался Джек Обри, разбуженный ни свет ни заря оглушительным стуком плотницкого молотка. Спрятав лицо в подушку, он изо всех сил пытался цепляться за мягкий мрак, лихорадочно думая о том, что заснул лишь в шесть часов. То обстоятельство, что его однажды чуть свет видели на палубе, где он придирчиво проверял рангоут и такелаж, послужило причиной слуха, будто он птица ранняя. Что и вызвало излишнее рвение плотника, а также появление стюарда из буфетной для младших офицеров (капитанский буфетчик вслед за старым хозяином
Теперь Джеку было не до сна, что подтверждал стук молотка над самым ухом и шушуканье плотника и его помощников. Ясное дело, они находились у него в спальной каюте. Голову его пронзила острая боль.
– Перестаньте колотить, черт бы вас побрал! – рявкнул Обри, и совсем рядом послышался испуганный отзыв:
– Есть, сэр!
После этого мастера на цыпочках ушли прочь.
«Чего это я вчера так раздухарился? – подумал он, не вставая с койки. – От болтовни охрип, начал каркать, как ворона. И зачем это я столько народу наприглашал? Пригласил человека, которого едва знаю, на крохотный бриг, где сам еще толком не успел осмотреться». Обри мрачно думал о том, что нужно быть весьма осмотрительным, ежедневно общаясь с экипажем, как примерный семьянин – со своими домашними. Думал о сложности общения с прагматичными, но капризными и самонадеянными моряками – у каждого свой характер, – оказавшимися в одной тесной скорлупке. Он вспомнил учебник по морскому делу и как корпел над ним, ломая голову…
«Назовем угол YCB, к которому прикреплен рей, углом установки парусов и обозначим его буквой b. Он является дополнением до 90° угла DCI. Теперь CI: ID = rad.: tan. DCI = I: tan. DCI = I: cotan. b. Поэтому мы окончательно имеем I: cotan. b = A1: B1: tan.2х, A1: cotan. b = B’angent2, a tan. 1x = A/B cot. Это уравнение, очевидно, подтверждает отношение между углом установки парусов и дрейфом…»
– Это же совершенно ясно, не так ли, голубчик Джеки? – с надеждой в голосе говорила довольно рослая молодая женщина, склонившаяся над ним (он помнил себя маленьким крепышом лет двенадцати, над которым парила вполне созревшая Куини).
– Вовсе нет, Куини, – отвечал мальчуган. – По правде говоря, ничего не ясно.
– Что же, – отозвалась она с бесконечным терпением. – Постарайся запомнить, что такое котангенс, и давай начнем сначала. Представим себе, что судно – это продолговатая коробка…
В самом начале своего капитанства Джек Обри и «Софи» считал продолговатой коробкой. Он не успел оценить ее как следует, но две-три главные вещи сомнений не вызывали. Во-первых, парусное вооружение у нее было недостаточным. Судно могло идти под острым углом к ветру, но в таком случае его сносило. Во-вторых, у его предшественника был совершенно другой характер. В-третьих, экипаж «Софи» стал походить на своего прежнего капитана – доброго, толкового, спокойного, покладистого командира, который никогда не лез на рожон, хотя и проявлял смелость, когда нужно, но на пирата не походил.
– Если бы дисциплину сочетать с отвагой пирата, – проговорил Джек Обри, – то на океане царили бы мир и покой.
И он тотчас переключился на такие обыденные вещи, как призовые деньги, которые можно было бы получить, добившись хотя бы относительного мира и покоя.
– И этот отвратительный грота-рей, – продолжал он. – Клянусь Господом, я сумею установить пару двенадцатифунтовых погонных пушек. Правда, выдержат ли нагрузку бимсы? Как бы то ни было, эта коробка должна чуть больше походить на боевой корабль, настоящее военное судно.
Пока он размышлял таким образом, в его низенькой каюте посветлело. Под кормой «Софи» прошел нагруженный тунцом бот, откуда доносились хриплые голоса рыбаков. Почти в то же самое время из-за форта Святого Филиппа выпрыгнуло солнце – выпрыгнуло в буквальном смысле, – похожее на сплющенный лимон в утренней дымке, с видимым усилием оторвав от линии горизонта свою нижнюю часть. Не прошло и минуты, как серого полумрака, царившего в каюте, словно не бывало: на подволоке отражались отблески волн. Один луч, отраженный от неподвижной поверхности далекой набережной, ворвался в окна каюты и осветил мундир и сверкающий эполет Джека. Солнце переменило и его мысли, превратив хмурое выражение лица в улыбку, и он тотчас соскочил с койки.