Командир и штурман

О'Брайан Патрик

Систематическое отрицание всех других аспектов существования – вот что меня возмущает. Половину своего времени я тратил на то, чтобы прочищать их желудки, пускать им дурную кровь, предписывать нежирную пищу и снотворное. Оба они едят слишком много, слишком много пьют, особенно Д. Д. Иногда я боюсь, что они отгородились от меня оттого, что договорились встретиться следующий раз на берегу как дуэлянты и прекрасно понимают, что я постараюсь этому помешать. Как они выводят меня из себя! Если бы им пришлось драить палубу, ставить паруса, чистить гальюны, то нам не пришлось бы что ни день слышать об их капризах. У меня не хватает на них терпения. Они до странности незрелы для мужчин своего возраста и своего

положения, хотя следует признать, иначе они бы здесь не оказались: зрелый, развитой ум и военная морская служба – две вещи несовместные, умный не будет бродить по всем морям с тем, чтобы с кем-то помериться силами. Несмотря на тонкую натуру (перед тем как мы добрались до Сьюдадела, он исполнял «Deh vieni» в своей транскрипции с подлинным изяществом), Д. О. во многих отношениях больше подошел бы на роль главаря карибских пиратов лет сто назад. А Д. Д. , при всей его сообразительности, может стать своего рода инквизитором – этаким Лойолой Судного дня, если только прежде того ему не проломят голову или не проткнут его насквозь. Я очень часто вспоминаю тот злополучный разговор…»

К удивлению команды, покинув Сьюдадела, «Софи» направилась не в сторону Барселоны, а на вест-норд-вест и на рассвете, обойдя мыс Салу на недалеком расстоянии от него, обнаружила груженое испанское каботажное судно водоизмещением в двести тонн, на котором были установлены шесть шестифунтовых пушек (не открывших по ним огня). Шлюп подошел к испанцу со стороны берега так аккуратно, словно рандеву было назначено шесть недель назад и испанский капитан пришел на место встречи с точностью короля.

– Очень выгодная коммерческая сделка, – заметил Джеймс Диллон, наблюдая, как приз с попутным ветром направляется на восток, в порт Магон. Между тем, ложась с одного галса на другой, шлюп с трудом продвигался к северу, к одному из самых оживленных морских торговых путей в мире. Но это был не тот (и к тому же сам по себе неудачный) разговор, который Стивен имел в виду.

Нет, не тот. Тот произошел позднее, после обеда, когда доктор находился на квартердеке вместе с Диллоном. Они непринужденно обсуждали различные национальные привычки – привычку испанцев засиживаться допоздна, привычку французских мужчин и женщин вместе выходить из-за стола и тотчас направляться в гостиную; привычку ирландцев засиживаться за бокалом вина до тех пор, пока кто-то из гостей не предложит расходиться; обычай англичан предоставлять такое решение хозяину; характерные различия в проведении поединков.

– Дуэли – очень редкое явление в Англии, – заметил Джеймс.

– Это верно, – ответил Стивен. – Когда я впервые приехал в Лондон, то я, например, удивился, узнав, что англичанин может целый год не выходить из дому.

– Действительно, – сказал Диллон, – представления о вопросах чести значительно отличаются в двух королевствах. Я не раз задирал англичан, что в Ирландии непременно привело бы к вызову на дуэль, но результата не последовало. У нас это назвали бы удивительной робостью – или же следовало назвать это застенчивостью? – Диллон иронически пожал плечами и хотел было продолжить, но тут световой люк каюты открылся, в нем появились голова и массивные плечи Джека Обри. «Никогда не думал, что такое простодушное лицо может выглядеть таким мрачным и злым», – подумал Стивен.

«Уж не намеренно ли сказал это Д. Д.? – записал он. – В точности не знаю, но подозреваю, что это так, судя по замечаниям, которые он делает в последнее время, – возможно, замечаниям непреднамеренным, всего лишь бестактным, но, взятые вместе, они выставляют разумную осторожность с неприглядной стороны. Я не знаю. А следовало бы. Единственное, что я знаю, это то, что когда Д. О. гневается на своих начальников, раздраженный субординацией, требуемой службой, вследствие своего беспокойного темперамента,

или (как сейчас) терзаемый неверностью возлюбленной, он находит выход в насилии, в действии. Д. Д. , движимый злобой, поступает таким же образом. Разница в следующем. По – моему, если Д. О. стремится лишь к шуму и грохоту, напряженной деятельности ума и тела, живя одной минутой, то Д. Д. хочет много большего, чего я очень опасаюсь». Закрыв дневник, Стивен долгое время смотрел на его обложку, уносясь мыслями куда-то вдаль, пока стук в дверь не заставил его очнуться.

– Мистер Риккетс, – сказал доктор, – чем могу быть вам полезен?

– Сэр, – отвечал мичман,-капитан просит вас подняться на мостик и взглянуть на берег.

* * *

– Слева, к югу от столба дыма, холм Монтжюйк, на котором стоит большой замок, а выступ справа – это Барселонета, – объяснял Стивен. – За городом возвышается Тибидабо. Когда я был мальчишкой, я впервые в жизни увидел здесь краснолапого сокола. Если соединить линию, идущую от Тибидабо, через собор, к морю, то вы увидите мол Санта – Кре и большой торговый порт. Слева от него ковш, в котором стоят королевские суда и канонерки.

– Много канонерок? – спросил Джек.

– Пожалуй, хотя подсчетом я не занимался. Кивнув головой, Джек острым взглядом окинул бухту, запоминая детали, и, нагнувшись вниз, крикнул:

– На палубе! Спускайте аккуратно. Бабингтон, не мешкайте с тросом.

Стивен приподнялся на шесть дюймов над люлькой, в которую его посадили, и, спрятав руки, чтобы ненароком не хвататься за тросы, реи и блоки, при помощи ловкого, как обезьяна, Бабингтона, подтянувшего его к наветренному бакштагу, был спущен с головокружительной высоты на палубу, где матросы извлекли его из кокона, в котором поднимали наверх, поскольку никто не рискнул бы отправить доктора в поднебесье по вантам.

Рассеянно поблагодарив их, он спустился в трюм, где помощники парусных дел мастера зашивали труп Тома Симонса в его койку.

– Ждем, когда принесут ядра, сэр, – объяснили они. В этот момент появился Дей, несший в сетке пушечные ядра.

– Решил оказать ему последнюю услугу, – сказал старший канонир, ловко укладывая груз в ногах у трупа. – Мы с ним вместе плавали на «Фебе». Он и тогда часто болел, – поспешно добавил он.

– Что правда, то правда. Том никогда не отличался крепким здоровьем, – подтвердил один из помощников парусных дел мастера, сломанным зубом перерезая нитку.

Известная деликатность этих слов имела целью утешить Стивена, потерявшего пациента. Несмотря на все его старания, больной, в течение четырех суток находившийся без сознания, так и не пришел в себя.

– Скажите мне, мистер Дей, – сказал доктор после того, как помощники парусного мастера ушли, – много ли он выпил? Я спрашивал об этом его друзей, но они отвечают уклончиво, то есть лгут.

– Конечно, лгут, лгут, сэр, поскольку пьянство запрещено уставом. Много ли он пил? Видите ли, Том дружил со всеми, так что пил вдоволь. То там, то здесь дадут ему глоток – другой. Выходило что-то около литра в день.

– Литр. Что ж, литр – это много. Но я все – таки удивляюсь тому, что такое количество вина могло убить человека. Если смешать три части вина с одной частью воды, то получается шесть унций напитка – смесь хмельная, но не смертельная.

– Господи, доктор, – ответил канонир, с жалостью посмотрев на Стивена. – Никакая это не смесь, а ром.

– Так он выпил литр рома? Чистого рома? – воскликнул Стивен.

– Вот именно, сэр. Каждый член экипажа получает пол – литра в день. Сюда-то и добавляют воду. Ах боже ты мой, – засмеялся он негромко и легонько похлопал бездыханного беднягу, – если бы матросы получали пол – литра грога, на три четверти разбавленного водой, то на судне разразился бы бунт. И поделом.