КОМАНДИР ЯПОНСКОГО ЭСМИНЦА
Шрифт:
Огня я не открывал, ожидая более удобного момента. А огонь противника продолжался. Американцы приближались по пеленгу 60 градусов, и мне хотелось сначала выпустить по ним торпеды, а потом открыть огонь из орудий, чтобы не сбить наводку торпедистам.
Столбы воды от американских недолетов и перелетов обрушивались на мостик, окатывая нас с головы до ног.
Сблизившись на 5000 метров, я дал торпедным аппаратам команду «Пли!» и стал разворачивать влево, наблюдая за движением торпед. Противник продолжал огонь.
Я открыл ответный огонь, и корпус «Сигуре» задрожал
— Торпеда попала во второй от головного корабль противника! Наши снаряды попали в третий корабль противника!
Доказательств этому я из-за клубов дыма сам не видел, но новость подняла боевой дух экипажа.
В это время радиолокатор эсминца «Хамакадзе» обнаружил подход к месту боя мощного соединения противника. Капитан 1-го ранга Мияцаки предложил отходить на северо-запад.
В 23:00 «Сигуре» и «Исокадзе» повернули на северо-запад. «Сазанами» и «Хамакадзе», совместно маневрируя, также легли на курс отхода.
Снаряды продолжали поднимать вокруг нас водяные столбы еще минут десять. Мы так и не получили ни одного попадания. «Исокадзе» повезло меньше. Попав под сосредоточенный огонь противника, «Исокадзе» выпустил по американцам восемь торпед. Противник четко совершил маневр уклонения, продолжая огонь. От осколков близко рвущихся снарядов на «Исокадзе» вспыхнул небольшой пожар, несколько человек получили ранения. Легко поврежден был и «Хамакадзе». Но Сазанами» и «Сигуре» не получили даже царапины. Это был уже второй бой подряд, когда так везло моему эсминцу.
Между тем, двадцать барж с десантом, воспользовавшись тем, что мы увлекли за собой четыре эсминца противника («Николас», «О'Веннон», «Тейлор» и «Шевалье»), проскочили вдоль берега и укрылись в бухточках за коралловыми рифами. Солдаты провели светлое время суток на баржах, а с наступлением темноты были высажены на берег.
До 23:21 американцы шли параллельным с нами курсом, а затем, совершив два последовательных поворота вправо на 90 градусов, повернули на обратный курс в направлении конвоя. Капитан 1-го ранга Раин в своем рапорте указал, что был вынужден прекратить погоню за нашими эсминцами, потому что «японцы уходили со скоростью 35 узлов, а мы могли развить только 30». Это, мягко говоря, неверно, поскольку и мой «Сигуре», и поврежденный «Исокадзе» шли со скоростью не более 28 узлов.
Однако, и повернув на обратный курс, американцы не сделали даже попытки напасть на наши беспомощные десантные баржи. В рапорте противника говорится о том, что эсминцы Раина израсходовали в бою почти весь боезапас, но для барж хватило бы и крупнокалиберных пулеметов. Возможно, Раин считал, что наши эсминцы действовали снова по образцу «Токийского экспресса», имея у себя на борту основные силы десанта и их грузов. Отогнав нас от Коломбангары, он решил, что сорвал высадку японских подкреплений.
Еще одной загадкой этого боя является факт неиспользования противником торпед. Это странно,
Доклад сигнальщика с «Сигуре» о попадании нашей торпеды так и не получил подтверждения. Возможно, это была боевая галлюцинация, а, возможно, торпеда взорвалась, попав в кильватерную струю вражеского эсминца. Однако адмирал Иджуин не разделял моих сомнений и скептицизма. Считая результаты боя превосходными, он написал в своем рапорте: «Наиболее доблестным кораблем отряда стал эсминец «Сигуре», утопивший торпедами КРЕЙСЕР противника».
Сильной критике подвергся наш выход из боя после сообщения «Хамакадзе», обнаружившим своим радаром подход к месту боя нового соединения противника. Позднее выяснилось, что радиолокатор принял за противника баржи собственного конвоя.
Наш отряд вернулся в Рабаул 18 августа. Счастливый и гордый экипаж «Сигуре» на следующий день получил заслуженное увольнение на берег. В эти дни ожесточенных боев с большими потерями было настоящим трудом пройти через два боя подряд без повреждений и потерь в личном составе. И если наше предыдущее возвращение вызвало множество сплетен и домыслов, то на тот раз ни у кого не возникло сомнений в доблести старого эсминца.
На следующий день я завтракал в офицерском клубе адмиралом Иджуином и капитаном 1-го ранга Мияцаси. Оба настолько хвалили «Сигуре», что в итоге привели меня в состояние сильнейшего смущения.
— Мне жаль, Хара, — заметил адмирал, — что вы, будучи командиром дивизиона, вынуждены командовать всeго одним кораблем да еще столь устаревшим. Но потерпите. Вскоре вы получите новые корабли.
Адмирал Иджуин носил наследственный титул барона. Но несмотря на это, он был очень прост в общении, начисто лишен какого-либо чванства, столь свойственного родовой аристократии. Еще в старые дни он пользовался репутацией одного из лучших штурманов на флоте.
Закончив завтрак, мы решили прогуляться по острову. Рабаул все еще оставался тихой тыловой базой. Редкие воздушные налеты противника не нарушали общего спокойствия. Теплый юго-восточный бриз шевелил роскошную листву кокосовых пальм. На этой далекой тропической базе уже давно перестали обращать внимание а разные формальности. Мы были одеты в футболки с короткими рукавами и шорты, а на головах у нас красовались соломенные шляпы или пробковые шлемы. Сновавшие вокруг матросы, разумеется, не отдавали чести, а нам было даже приятно оставаться незамеченными.
На острове вовсю работали магазины, принадлежавшие главным образом китайцам. Что за удивительный народ! В то время как японцы и американцы схлестнулись в смертельной борьбе, невозмутимые китайцы, казалось, не думали ни о чем, кроме усиления своего экономического контроля над островом.
Было на острове и весьма экзотическое туземное население, появлявшееся на базе в своей национальной одежде, состоящей из перьев в голове и набедренных повязок. Иногда прямо на каком-нибудь пустыре они устраивали свои ритуальные пляски, привлекая толпы матросов с различных кораблей.