Командировка в мир «Иной»
Шрифт:
Думать об этом было некогда. Я старалась вспомнить, чему меня учили инструктора и оборотни и применить жалкие огрызки знаний к вредному транспортному средству, но информация затерялась в глубинах памяти. Вряд ли ее специально обученные собаки найдут. В моей голове такие дебри, что школьный психолог после второго сеанса отказался со мной работать.
Вроде бы сжать бока лошади коленями — это остановить ее. Или остановить — натянуть поводья? Что же она на дыбы взвилась?!!! Уф, пронесло. Сердце на месте, голова не отвалилась. А поворачивать как? Дернуть поводья вправо, наклониться в
— Спасите меня!!!
По-моему меня никто не видит и не слышит. Я склонилась к шее коня, прижалась и зажмурилась. Кривая куда-нибудь да вывезет, лишь бы не прямиком на небеса.
Лес закончился. Конь стремительно миновал опушку, выскочил на поле. Из-под копыт бросились врассыпную перекусывающие крестьяне, парочка за косы схватилась, да коняга в сторону шарахнулся, по покрывалу с едой потоптался и дальше, к деревне помчался, разметав по пути стог сена и целующуюся в нем парочку. Девчонка пронзительно завизжала. Лошадь опять на дыбы встала, всхрапнула, на землю опустилась и в два раза скорость прибавила… У нее бензин когда-нибудь закончится или она до старости круги по полю будет наматывать? Не дай Бог, мне модель с вечным двигателем досталась!
Руки устали, прикушенный раз двадцать язык распух и болел, волосы запутались так, что мне скорее всего придется налысо бриться. Лошадь, не объясняя причин, забрала немного влево, вылетела на грунтовую дорогу и доскакала до деревни, снизила скорость и совсем остановилась посреди улицы, не доходя до замерших на дороге детишек. Со стоном я сползла на землю, сложила на груди руки и закрыла глаза. А что? Я от трупа после такой скачки мало чем отличаюсь. Неверно. Он себя лучше чувствует, ибо у него ничего не болит, а у меня каждая мышца оперную арию во славу молочной кислоты исполняет!
— Леди, леди, — меня потормошили маленькие ручки. — С вами все в порядке?
— Нет, я умерла…
Подозрительное молчание. А затем сворачивающий в трубочку уши вопль:
— Нежить!!! — и куча разнокалиберных камней в придачу.
Пришлось встать и шугануть малявок. О-о, а взрослых с кольями да топорами в руках мне чем шугать?!
— Товарищи, вы что — ополоумели? — пискнула я, отступая к забору. — Я самый живой в мире человек.
— Да?! А че рожа серая и пыльная, словно из-под земли недавно выкопалась? — спросил бородатый мужик с серпом в руке. — И лошадь ни с того ни с сего понесла!
— Я просто ездить на ней не умею! — около двадцати удивленных взглядов. — Ну, поверьте же, живая я: из плоти и крови…
— А вот мы тебе голову отчекрыжым и посмотрим, — примирительно произнес мужик и для достоверности вжикнул серпом.
— Я тогда мертвой стану! Сто процентов!
— Похороним по правилам и извинимся. Или сперва извинимся, а потом похороним, — пожал плечами крестьянин.
— Тьфу на вас! — я зло сплюнула на землю и рванула вдоль забора. Мне бы щелочку какую найти или норку, а уж пролезть я в нее сумею.
Увидев недалеко выкрашенный в белый цвет домик с настежь открытыми дверьми, я понеслась к нему. Зигзагом пересекла улицу, вбежала внутрь, захлопнула за собой двери, просунула в петли для замка метлу, придвинула лавку, вторую, бухнулась на нее и выдохнула.
— … Живите вместе в радости и горести! — услышала я.
Я открыла глаза, уже зная, что увижу. Перед двухметровой деревянной статуей находились Профессор и Дорджина. Они держались за руки, смотрели друг другу в глаза и улыбались. Рядом с ними, положив свою дань на совмещенные ладони молодоженов, стоял немолодой человек в красной рубахе, подвязанной белым поясом. Очевидно, местный священник или как он в Ином называется.
— Простите, — еле-еле выговорила я, — возражения принимаются? — человек в красной рубахе покрутил у виска пальцем. — Нет? Тогда помогите дверь забаррикадировать получше… — скоро здесь станет жарко.
Минут через десять подоспели земо. К тому времени я успела объяснить священнику, во что он вляпался, связав судьбы этих двоих без разрешения. Уговорила Профессора никуда не убегать, а переждать бурю на месте, хорошенько укрепив шкафами и даже статуей наши позиции, и прояснила ситуацию с крестьянами, истошно орущими под окнами про запершуюся в Храме нежить и предлагающими эту самую нежить сжечь. Вместе с Храмом.
Дядька Мыколо, так звали представителя Эльги и Вилльи, в чей Храм я вторглась, без лишней суеты взял руководство процессом окапывания в свои руки. Профессор ставил на двери и окна непробиваемые щиты, Дорджина занималась демонтажом скудной мебели и стаскивала ее при помощи магии в общую кучу перед входом, а я сидела, не открывала рта и не мешалась под ногами. И так достаточно наболтала, по мнению священника. Сиди теперь, обороняйся.
Закончив приготовления к осаде, мы залезли на чердак, приникли к слуховому окошку и принялись наблюдать за развитием событий.
Оборотни спешились, поговорили с крестьянами, обсудили полученную информацию в узком кругу. Уговорили народ бросить факелы и прекратить стаскивать к Храму дрова. От группы оборотней отделился Кзекаль, подошел к двери и неуверенно постучал. Аайю под прикрытием толпы отправился в обход здания. Пусть идет. Черный вход мы надежно замаскировали.
— Чего надобно, земеля? — откликнулся священник. Нам жестом приказал молчать.
— Уважаемый, а к вам случайно брат и сестра, светленькие такие, хулиганистые, не забегали? И магичка с ними, мелкая, тощая, вредная…
Профессор поймал Дорджину у окна, заставил сесть на место и убрать осыпающееся огненными искрами заклинание. Самим себя поджечь не хватало!
— Были такие, но ушли, — крикнул Мыколо.
— Точно? — усомнился гвардеец. — А почему двери закрыты? Войти можно? — Кзекаль задрал голову вверх на голос.
— Точно-точно, а войти нельзя. Учет у меня. Инвентаризация. Завтра приходите, тогда и поговорим.
— А чего инвентаризируете-то? — хмыкнул земо.
— Добрые дела, чего же еще! — притворно изумился священник. — В восьмой день каждого месяца, согласно заповедям Эльги, пути которой неисповедимы, запутаны и нашему измышлению не поддаются, мы обязаны вспоминать и записывать сколько добра сделали, дабы потомки наши могли быть лучше и добрее нас.