Командировка
Шрифт:
– Человек, который тебя спас в мазаре, – продолжала Карлыгаш,– считает себя потомком охранника бая и одержим идеей мести чужакам, забредающим в ниши края.
– Почему же он не тронул меня, ведь я тоже чужак и еще осквернил могилу, забравшись в самую ее святыню? Да и еще напялил на меня этот кулон? – спросил я.
– Этот кулон по описаниям очень похож на амулет Гюльжан, который она подарила охраннику, – сказала Карлыгаш.
– А это значит, что этот маньяк увидел в тебе воплощение своего предка, оставшегося верным Гюльжан. Тем более, что ты провел с ней ночь, пусть даже на ее костях, – добавил босс. Он только что вернулся в юрту. Все время рассказа он беседовал с кум-то на улице.
– Что же теперь мне с этим украшением делать, здесь хитрая застежка, я не могу его снять? – еле выговорил я, пытаясь стянуть с себя ржавую цепь.
– Я тебе не советую снимать это. Раз он надел его тебе на шею, то считает тебя мужем Гюльжан – воплощением охранника. В любом случае если ты еще встретишься с ним, то спасти тебя сможет только это подарок! – сказал босс.
Я замер от неожиданности:
– Если я – муж Гюльжан, то логично предположить, что он снова меня отправит к ней могилу? – только и смог произнести я.
– Никому не дано знать свою судьбу,– сказал старший мужчина загадочную фразу, – а сейчас выпей чай.
Я отогнал от себя тревожные мысли. Сейчас у меня есть вкусная еда, теплый гостеприимный кров, рядом находятся добрые люди. Не стоит думать о плохом, оно само найдет нас.
Увидев мое помрачневшее лицо, босс сказал:
– Давай-ка сегодня отправимся спать, а завтра …
Окончания фразы я не расслышал, не успев добраться до постели, рухнул на пол юрты.
Сознание возвращалось медленно. Я ощутил сильную головную боль, как после тяжелого похмелья. С трудом открыв глаза я увидел, что нахожусь в каком-то темном углу среди свернутых войлочных ковров и скрученных в мотки веревок. Было темно, только сквозь редкие щели между рулонами пробивался слабый свет. Я встал на четвереньки, раздвинул 2 ковра и заглянул в образовавшееся свободное пространство. Была видна часть интерьера юрты, низкая скамейка, и я понял, что нахожусь в той самой юрте, в которой провел вечер.
Первой мыслью было отодвинуть вертикально стоящие рулоны и выбраться. Было понятно, что здесь меня специально то ли спрятали, то ли заперли. Я попытался собраться с мыслями, но никаких версий происходящего не было мой мозг предложить не мог. Видимо, в выпитом мною напоследок чае было что-то подмешано, что не только отключило меня на всю ночь, но и не позволяло сейчас ясно мыслить.
Было тихо, не было слышно ни блеяния овец, ни ржания коней, ни человеческих голосов. Я мог бы легко разбросать ковры и выбраться, но осторожность не позволила мне сделать это немедленно.
Вокруг лежали какие-то мягкие вещи. С удивлением я нащупал знакомый объемный предмет: это был мой рюкзак. Я положил рюкзак под голову, улегся на спину, согнув ноги и попытался создать хоть какую-то систему в своих обрывочных мыслях.
Зачем меня завалили этими кошмами? Если бы меня хотели убить, то уже давно бы это сделали. Достаточно было подсыпать в чай не снотворное, а что-то более опасное. Или могли задушить меня, когда я был без сознания. Этого сделано не было. Значит в отношении меня существуют другие планы.
Дышать становилось все труднее: запах овчины вперемешку с тягучим запахом кислого молока, казалось, проникал в мои легкие в виде плотной тяжелой массы.
По-прежнему было тихо. Бездействие и неизвестность становилось невыносимым. Я напоминал себе забившегося в щель таракана.
Стараясь не шуметь, я стал выбираться из мягкого душного плена. Это не составило особого труда: надо было только отодвинуть 3-4 больших войлочных ковра и отбросить несколько больших мягких мотков плетеной веревки.
На всякий случай я на четвереньках стал тихо пробираться к выходу вдоль стен юрты. Немного приоткрыв полог, я выглянул в образовавшуюся щелочку. Снаружи было пусто: ни людей, ни животных. Я встал на ноги и крадучись вышел наружу. Никого!
Уже не таясь, я прошел вокруг юрты, вдоль пустого загона. И только тут я заметил отсутствие второй юрты! Не было также самодельного очага, на котором вчера варился обед. Поодаль как-то криво стоял мотоцикл с коляской.
Создавалось впечатление, что меня намеренно оставили здесь одного.
– Но почему они просто не бросили меня прямо на улице, пока я был в отключке? Откуда взялся мотоцикл? Почему оставили юрту и все, что в ней?
Только тут мне пришла в голову мысль о том, что надо осмотреть оставшуюся юрту: возможно, там будет какая-то подсказка.
Я вернулся в юрту. Здесь все было по-прежнему. Только недалеко от входя стояли несколько пластиковых бутылок с водой и завернутая в тряпку головка сыра. Нетрудно было догадаться, что вода и сыр оставлены для меня. Хотелось сказать спасибо гостеприимным хозяевам!
Какая бы разгадка не была у этой тайны, было ясно, что надо быстрее уходить отсюда. Я с грустью представил, как многие километры я бреду по степи под палящим солнцем. И тут вспомнил о мотоцикле:
– Удасться ли завести его без ключа и сколько в баке бензина?– с этими мыслями я вышел из юрты.
Я подбежал к мотоциклу, уселся в обтянутое козлиным мехом седло. Ключа зажигания в гнезде не было. В слабой надежде, что ключ может находиться где-то рядом, я стал обходить вокруг мотоцикла, обшаривая взглядом землю. Подойдя к коляске, я вскрикнул: моя нога чуть не приземлилась на руку лежащего лицом вверх незнакомого мужчины. Судя по положению головы, шея его была свернута, он был удушен с помощью плетки, валяющейся неподалеку.