Командировка
Шрифт:
– Вон оно как…, – удивлённо протянул чиновник от политики и откинулся на спинку кресла, с зоологическим и одновременно каким-то садистским взглядом, разглядывая сидящего перед ним русского офицера, осмеливавшегося смело прийти на его территорию и так же бесстрашно заявить о желании увезти молдавского парня в Россию.
– Вон оно как… – снова протянул он и яростно ринулся в атаку, вдруг почувствовав себя на высокой трибуне перед многомиллионной аудиторией, словесно препарируя и выворачивая на изнанку всю историю взаимоотношения между Россией и Молдавией. Я сидел и с искреннем восхищением
Афанасий же слушал внимательно и слегка удивлённо, вновь открывавшимся историческим фактам, где даже период османского ига описывался как светлой страницей, когда было больше свободы, чем при советской власти. Дрожащим от собственного умиления голосом, политик вещал о жизни молдавского народа под эгидой Румынии и, вообще сожалея о том, что Молдавия в сороковых годах ушла под руку Москвы, ловко уйдя в сторону об общей нищете румынского народа, вскрывшейся после падения режима Чаушеску. Свалился на уже обкатанную колею обвинений в массовых репрессиях карательных органов и у меня мелькнула мысль, что он жутко сейчас сожалеет об отсутствии в истории его республики массовых переселений, а то он здесь сумел бы вовсю развернуться.
Вскоре он плотненько сел на объезженного избитого конька и стал привычно клеймить Советскую Армию за ту жуткую систему, которая пережёвывает и ломает судьбы молодых, не имеющих жизненного опыта пареньков не только Молдавии, но и других национальных окраин, которые скоро сбросят иго советской власти и пойдут к светлому будущему…
Закончил он как-то резко, обличающе ткнув снова в меня карандашом и безапелляционно заявив: – Это вы виноваты в том, что каждый день в каждый район нашей республики приходят цинковые гробы с молдавской молодёжью.
– Классно… – я открыто выразил своё восхищение прозвучавшей речью, ткнув кулаком в плечо Афанасия, – учись, товарищ сержант, ещё чуть-чуть и я бы побежал отсюда громить республиканский военкомат…
Потом повернулся к чиновнику, настороженно наблюдавшему за мной и ожидавшему несколько другой реакции, как минимум – смирению и смущению. А тут капитан откровенно веселился, как будто находился у себя на Урале.
– Уважаемый, если этот молодой человек действительно не искушён жизненным опытом и ему вы запросто запудрите мозги, то вам своей митинговщиной не смутить меня. Эту лапшу и враньё можете вешать, вон там, стоящим в коридоре…
– Почему враньё? – Возмущённо возопил парламентарий, – откройте историю, только не официальную советскую историю, а новые факты, открывшиеся во время перестройки…
– Ладно… ладно… – смело прервал я респектабельного молдаванина, – давайте оставим историю, а вот по цифрам я вам сейчас быстро «бабки забью». Так вы утверждаете, что каждый день в каждый район вам приходят с армии цинковые гробы…!
– Да. – Твёрдо, ни секунды не сомневаясь, произнёс приосанившийся политик и добавил, – я тут не зря сижу и факты и цифры у меня точные.
– Хорошо, – я довольно ухмыльнулся, видя как сидящий напротив, уверенный в своих силах, сам лезет в ловушку, самим же и расставленным, и тут же ехидно подковырнул, – и отказываться потом не будете от своих слов?
– Капитан…, – чиновник азартно постучал по столу ладошкой, принимая мой вызов.
– Хорошо, – я взял со стола большой калькулятор, зависнув пальцем над клавиатурой, – Сколько у вас в Молдавии районов?
Чиновник поднял к потолку глаза и через несколько секунд опустил их: – 32 района.
– Отлично. Тридцать два района умножаем на триста шестьдесят пять дней и получается у нас…, – я ткнул в сторону парламентария калькулятор, – на те… Смотрите. Да в вашей убогой Молдавии столько молодёжи нет. Это с трибуны можно вот так в толпу бросать запросто, не отвечая за свои слова.
Политикан взял калькулятор и с каменным лицом посмотрел на цифру. Потом сам перемножил и получил тот же результат. Зачем-то перевернул электронный прибор и оглядел его обратную сторону и вновь глянул на красовавшуюся цифру на табло.
– Ладно, понимаю. Чего не скажешь в пылу полемики и пойду вам навстречу, – я забрал из его рук калькулятор и снова стал считать, – пусть будет в каждый район один труп в неделю.
Быстро пощёлкал и снова показал результат: – Всё равно не получается… Много. За остальные республики считать не буду…, как вы тут расписывали.
Молдаванин вдруг побагровел и оттолкнул от себя кипу бумаг: – Вот я сейчас пойду и скажу в коридоре матерям, что здесь сидит офицер, собирающийся увезти молдавского парня обратно в армию под суд и приглашу их сюда. Я думаю, что они очень популярно и активно расскажут, как над их сыновьями издевались в армии и как их там били, что они были вынуждены, спасая свою жизнь бежать в Молдавию. – Мужик встал, собираясь выполнить своё намерения, но я его остановил.
– Да не торопитесь так. Вот мой сержант сидит, вот и расспросите его – как его там били и издевались, что он «спасая свою жизнь» бежал в Молдавию. Ну, Афанасий, рассказывай…
Мой оппонент сел обратно, а Чутак помялся немного и с виноватым видом, как бы извиняясь перед молдавским политиком, что говорит вразрез его слов, изложил всю правду своего побега.
– Да вы его запугали и он сейчас что угодно будет говорить, – вспылил чиновник.
– Да, если учесть, что три его старших брата действующие молдавские милиционеры и ещё офицеры, – немножко приврал я, – которых тоже пришлось «запугать» и которые доверили советскому офицеру своего младшего брата решать вот эти дела…
А если хотите всё-таки пригласить их сюда, то сначала спросите их – Почему ни один отец не пришёл со своими сыновьями?
Хозяин кабинета молча встал и подошёл к дверям, открыл их и секунд тридцать разглядывал присутствующих в коридоре посетителей. Потом закрыл и спросил: – Ну и что?
– Да ничего. Только отцам, честно отслужившим в Советской армии, просто стыдно за поступок сыновей. Если хотите знать то деревенские жители, вот его, – я кивнул на сержанта Чутак, – иначе как дезертиром его не называют. А теперь ещё один «гол в ваши ворота». Откройте ещё раз дверь и посмотрите на самих сбежавших, которых «били и унижали» в армии.