Комбат. Между мертвым и живым
Шрифт:
Рублев вздохнул. Вот чего он терпеть не мог, так это всякой мистики. Сам он, в силу воспитания и образа жизни, во всякую нечисть не верил. Кое-какие армейские приметы и суеверия – вот и все, что разрешал себе Комбат. Ну а какой-то Черный Матрос. Господи, да и само это словосочетание отдает каким-то дешевым триллером. Или вовсе – пионерскими байками после отбоя. Из серии про Черную Руку, Желтое Пятно и тому подобное.
Горничная всхлипывала. Иностранец, судя по лицу, боролся с самим собой и решал – посмотреть на покойника или все-таки не травмировать свою психику. Рублев хотел было прикрикнуть на него, чтоб он исчез куда подальше, но тут снаружи пронзительно мяукнула сирена и по коридору протопали четверо ребят в штатском.
Старший лейтенант Крохин и Борис Рублев стояли возле двери в гостиницу «Арбат». Они курили, лейтенант жевал купленный в гостиничном буфете пирожок с рисом.
– Ну и? – спросил Рублев.
– Ну и ничего. На первый взгляд – самоубийство. Но доктор говорит – что-то не так. Вроде бы странгуляционная борозда не совсем укладывается в версию. Надо подробнее смотреть. А вообще теперь проблем, как ни крути, не оберешься. Даже не внешних. Ты, вообще, давно тут живешь?
– Пятый день, – ответил Комбат.
– Понятно. Тогда, конечно, ты не в курсе. Тут последний месяц смертность высокая.
– В гостинице?
– Ага. Персонал мрет как мухи. Вот, четвертый труп.
– Ни хрена себе! И что с ними?
– Ну, строго говоря, все укладывается в понятие «несчастный случай». Или самоубийство. Сначала охранника током убило – пьяным на кой-то леший полез в распределительный щит. Потом столяр на машине разбился, потом на кухне посудомойка выпила случайно средство от тараканов. Теперь этот хмырь повесился.
Рублев покачал головой.
– Да уж, весело! Теперь понятно, что за мистикой тут развлекаются.
Оперуполномоченный посмотрел на Комбата.
– А что за мистика?
– А ты что, не слышал? Какой-то Черный Матрос.
Крохин почесал нос.
– Ах, ты про это? Ну так про Черного Матроса только ленивый не слышал! История известная. В восемнадцатом году из порта вышел пароход в Одессу. И далеко не ушел – какая-то мразь подложила бомбу в трюм. Разворотило полднища, корабль утонул вон там, – опер показал пальцем в сторону моря.
Как прикинул Рублев, участок, на котором утонул пароход, находился в полукилометре от берега.
– Практически никто не спасся, – продолжил Крохин. – А на том пароходе везли батальон революционных матросов с Балтики. Так тела этих парней еще две недели к берегу прибивало. Им потом братскую могилу сделали – аккурат вот здесь. Ну а сразу после войны было решено построить здесь гостиницу. Ну могилку-то и сковырнули незаметно.
– О как. И теперь, значит, люди уверены, что матросы мстят?
Оперуполномоченный покачал головой.
– Не матросы. Один матрос. Там, по легенде, был такой страшный сибиряк, он этой ротой командовал. Если верить сказкам, то он однажды бился с пулеметом в одиночку против полка. И, что характерно, победил. В смысле – заставил отступить. Вот, а потом, после смерти, он тоже не мог простить обидчикам такого обращения с прахом боевых товарищей.
– И что, тут с самого начала чертовщина творилась?
– Нет, только месяц назад началась, – пожал плечами оперуполномоченный.
– Но под нее, конечно же, списали все нехорошее, что происходило в гостинице в последние несколько десятилетий? – предположил Рублев.
– В общем, что-то вроде того, – подтвердил опер.
– Понятно. Ну а что ты думаешь?
– Я думаю, что здесь что-то неправильно, – ответил Крохин, доставая из пачки новую сигарету. – Совсем неправильно. Ну, не зацикливаясь на каком-то там потустороннем матросе, конечно.
– Да, матросы тут явно ни при чем, – засмеялся Рублев.
Из гостиницы вынесли носилки, накрытые серой простыней. Из-под нее свешивалась рука мертвого – она безвольно болталась, как будто махая на прощанье этому миру.
– Вот и радуйся теперь этой путевке, – вздохнул Комбат.
– Да радуйся, чего уж там! Среди постояльцев – ни одной жертвы, – сказал Крохин.
– Спасибо, утешил, – покачал головой Комбат.
– Я старался. По долгу службы, – рассмеялся Крохин. – Ну, ладно, Борис! Всего тебе.
– И тебе. Может, при нормальных обстоятельствах свидимся, – ответил Рублев.
– Как знать, как знать.
Опергруппа, «скорая» и труповозка уехали. На крыльцо высыпал немногочисленный персонал, присутствовавший вечером на работе. Они смотрели вслед машинам и напряженно перешептывались.
Распахнулись входные двери – их открыли по-молодецки, или, как пишут во всяких былинах, «на пяту». В стуке и дребезжании стекла на крыльце воздвигся моложавый высокий дядька с лысиной, на которую были начесаны несколько жиденьких прядок.
– Ну! Что собрались?! – сипло выкрикнул он. – Работать идите!
Люди быстренько забежали внутрь. Дядька посмотрел на спокойно стоящего Рублева, прищурился и крикнул еще громче:
– А я что, не для тебя сказал? Марш работать!
– Я здесь не работаю, – спокойно ответил Рублев.
– В смысле? – опешил дядька.
– В прямом. Я здесь отдыхаю.
Дядька раскрыл рот, хватанул воздуха. И сказал уже совсем другим, извиняющимся и робким голосом:
– Вы не обижайтесь только. Я директор гостиницы. Сами понимаете, стресс нешуточный, уже ведь не первый это случай.
– Да ничего, я прекрасно понимаю, – ответил Борис.
Директор вымученно улыбнулся и протянул руку:
– Аркадий Леонидович.
– Борис Иванович, – ответил Комбат.
– Вы, если что-то понадобится или что не так – немедленно заходите. Все решим в наилучшем виде, – пробормотал директор, сообразил, что мелет чушь, совсем не соответствующую рангу, торопливо попрощался и засеменил к своей машине.