Комбинации против Хода Истории (Сборник повестей)
Шрифт:
Потроша, коптя рыбу, сбивая коровье масло, я размышлял... Ход Истории ещё не поздно обмануть. Направить колоссальную неистраченную энергию России не на самоё себя, а на Восток.
– Далась же вам география! – в сердцах воскликнул Зверянский.
– Ах, Александр Романович! Будь по-моему, Пудовочкин и тьмы ему подобных разбойничали бы сейчас в пустыне Такла-Макан, а в вашем тихом Кузнецке некому было б бесчинствовать. Но и теперь ещё можно всё исправить. Именно для этого я год назад приехал из Финляндии, вступил в партию большевиков, сделался комиссаром красного отряда.
Если
Неверящих станем принуждать к движению жёсткой революционной властью. Тех, кто агитирует против, будем расстреливать как шпионов, пособников государств, которые сами хотят заглотнуть райские просторы.
«Что значит болезнь, – остро переживал доктор, – куда занесло! Но какое чувство!»
– Управитесь ли с расстрелами? – обронил он. – Поди, всех неглупых придётся... того...
– Это уж заботы Пудовочкина.
16
В пяти верстах от Кузнецка, на даче потерявшего имение помещика Осокина, собралось человек двадцать кузнечан. На крыше дома и в дубовой роще неподалёку засели наблюдатели, чтобы предупредить о приближении опасности.
Вечерело. Гости сидели в гостиной. Говорил начальник станции Бесперстов:
– На станции Кротовка, господа, безобразничала кучка красных. Кассира, понимаете, расстреляли, за ним – буфетчика. Взялись за тех, кто имел огороды, – связывали, били, заставляли сказать, где спрятаны деньги. Нескольких бедняг замордовали до смерти. Наконец население сговорилось: четверых заводил прикончили, остальных – под замок, в пустой пакгауз.
Послали делегатов в Самару, в совдеп: так, мол, и так, нет наших сил терпеть бандитизм... Явилась в Кротовку проверка. Арестованных выпустили, но из Кротовки удалили. Убитых красных признали «провокаторами». Кары никто не понёс.
– Это пока не понёс, – многозначительно заметил помещик Осокин. – А в недалёком будущем? Желательно бы поглядеть.
– Говорю, что есть, – возразил Бесперстов, – о будущем не гадаю... Возле станции Липяги было, в селе того же названия. Пришёл красный отряд – убили хозяина постоялого двора. И давай баб, девок бесчестить. Еженощно и ежедневно, понимаете. До недорослей добрались. Ну, население – ходоков в Самару. Прибыл комиссар интеллигентного вида, с ним дюжины две солдат. Требует у отряда выдать наиболее отъявленных, а отряд – ни в какую! В нём семьдесят с лишком штыков. Тогда комиссар мобилизовал население, и общими силами рассеяли негодяев, несколько попавших в руки были показательно расстреляны. Затем, правда, пришла в Липяги красная рабочая дружина. Священника расстреляли. Грабят. Но не насилуют!
– Облегчение... – вздохнул Осокин.
– Я не разбираю вопрос о сомнительности облегчения, – не без чувства обиды заявил Бесперстов, – я говорю моё мнение! Оно состоит в том, что если мы истребим банду Пудовочкина, есть твёрдая надежда избежать многочисленных казней. Сам я, как зачинщик, готов ответить своей головой!
Хозяин колбасной Кумоваев обнял сидящего рядом сына, поручика:
– Я и мой Олег объявляем о себе то же самое! С первого часа, как у меня в магазине эта сволочь убила Гужонкова, меня всего бьёт. Ведь это ж я бедолагу под смерть подвёл! Назвал его палачу. Не понимал, что бедному угрожает... Мне кусок в горло не идёт!
– Очень хорошо, Григорий Архипович, – сказал Бесперстов с пылким одобрением (выходило: он одобряет то, что кусок не идёт в горло Кумоваеву), – хорошо и важно, – продолжил он, – что вы за самую решительную меру! Это многим будет в пример.
Слова начальника станции подхватили купец Усольщиков, бывший пристав Бутуйсов, приказчик галантерейного магазина Василий Уваровский – непременный участник всех домашних спектаклей в городе, любимец дам.
Затем заговорил капитан Толубинов, потерявший на германском фронте правую руку, она отнята по самое плечо; в теле сидят две пули. Капитан сообщил, что имел доверительную беседу с председателем совдепа Юсиным.
– Одно время на фронте мы с ним были накоротке. Он как большевик, господа, вы понимаете, о теперешних делах ничего определённого не сказал. Но дал понять... Если мы уничтожим отряд Пудовочкина, не тронув никого наших местных большевиков, и тотчас заявим в Москву о нашей горячей преданности советской власти и тому подобное, он, Юсин, со своей стороны, подтвердит нашу правоту. И наверняка можно будет сказать, что карательных мер против города не последует. Комиссары – люди практические. Поймут – отряда не воскресить. Так зачем им раздувать пламя, делать врагом целый город?
– Вполне справедливо! – поддержал старший бухгалтер хлеботорговой компании Билетов. – Юсин, господа, – большевик, но я ему, знаете, верю. Теперь, когда нам стала известна его позиция, думаю, все точки расставлены.
С ним в общем согласились.
– Следовательно, – предложил капитан Толубинов, – перейдём к военной стороне дела...
17
Зверянский со своим постояльцем вернулся домой. Доктор узнал от домашних о новых злодеяниях Пудовочкина: об убийстве на рыночной площади десятерых подростков. Застрелены их родные, посмевшие требовать разъяснений, куда и зачем уводят ребят.
Доктор бегом поднялся в комнату постояльца.
– Валерий Геннадьевич, дорогой... за эти часы бесед мы как будто пришли к взаимопониманию, у нас одинаковые взгляды на некоторые святые вещи... Вы, скажу вам прямо, мне симпатичны! Я умоляю вас: немедленно употребите ваше влияние, приложите ваши недюжинные силы и остановите кровавую оргию!
Костарев прохаживался по комнате, с интересом поглядывал на Зверянского сквозь пенсне. Тот протягивал к нему крупные жилистые руки.
– Поеду-ка я к моему Пудовочкину, – помолчав, сказал Костарев.