Комедианты
Шрифт:
– Знакомьтесь, – сказала Света.
– Игорь, – представился я.
– Карл Дюльсендорф, – сообщил он, протягивая руку для рукопожатия. Разумеется, я её пожал.
– Проходите, молодой человек, присаживайтесь, – пригласил он.
– У вас неприятности? – спросил меня Дюльсендорф, когда с первой бутылкой коньяка было покончено.
– С чего вы взяли?
– У вас потерянный вид.
– Вы правы, господин Дюльсендорф…
– Не называйте меня так!
– Простите, не буду.
– Так меня называл один страшный человек.
– Да?
– Так что с вами стряслось? –
– От меня ушла жена, а потом и любовница, – признался я.
– Вы их любили?
– Жену… Не знаю. Когда-то любил, раз женился.
– Люди женятся по разным причинам.
– Я, наверное, по любви. Потом любовь кончилась.
– Быт?
– Хуже. Быт особо нам не мешал. Она вдруг стала после свадьбы серьёзной, а я как был шалопаем, так и остался. Ненавижу дешёвую провинциальную светскость. Слишком это всё выглядит пошло.
– Поэтому вы расстались с женой?
– Мы не расстались. Мы живём под одной крышей. Иногда даже спим в одной постели, спим в буквальном смысле слова. Два совершенно чужих человека в одной постели.
– Что-то произошло?
– Она променяла меня на другого.
– И вы не вынесли обиды…
– Если честно, то мне было уже всё равно. Мне даже нравилось, что у неё появился он. На самом деле, она меня предала намного раньше. Она изменяла, не таясь, изменяла каждый день, рядом со мной, в одной со мной постели. У меня на глазах.
– Вы не похожи на…
– Она изменяла мне с Богом, а это многое меняет. Изменять с Богом – это прилично, это морально, а сейчас, когда все вдруг стали жутко религиозными, – это модно и почётно. А я даже пожаловаться никому не мог.
– Вы держали всё это в себе?
– Я завёл любовницу.
– Вы сделали это назло жене?
– Нельзя так с людьми. Нельзя использовать кого-то вот так. Любовница-то при чём? Она же не виновата, что у тебя с женой не всё в порядке. Ей за что мстить?
– Вы влюбились?
– Сначала я думал, что это так, ничего серьёзного. Потом понял, что не могу без неё.
– И она ушла? Я вам сочувствую.
– Всё было хорошо, всё было замечательно. И как гром среди ясного неба. Не понимаю…
Меня прорвало. Я говорил и не мог остановиться. Я рассказал этому странному человеку всё или почти всё. Нет, про даму с вуалью я ничего ему не сказал. Что-то во мне заставило меня молчать. Какие-то внутренние инстинкты сигнализировали об опасности. Иначе я, наверно, рассказал бы и про неё. Со мной случилось то, что в гуманистической психологии называется катарсис. Вся та боль, которую я пытался глушить в последние дни, вылилась, превратилась в слова, которые текли из меня сплошным потоком.
Дюльсендорф, надо отдать ему должное, слушал (или делал вид, что слушает) с тем сочувствующим вниманием, которое заставляет продолжать говорить ещё и ещё. Светлана во время моего монолога стояла за моей спиной и гладила мои волосы. Она тоже поддерживала меня как могла, за что я был ей искренне благодарен. Она была моим врачом реаниматором, ангелом – хранителем, спасением. Она прекрасно понимала свою роль и не претендовала на большее. Вот только для чего ей был я? Но тогда я не хотел об этом думать. Тогда я совсем не хотел об этом думать. Тогда я вообще не хотел ни о чём думать.
– А я потерял всё, что можно было потерять, – Дюльсендорф совсем опьянел и теперь он делился со мной наболевшим. – Ко мне пришёл очень страшный человек с двумя не менее страшными друзьями…
«О, тогда я жил не в этой дыре, да и был совсем другим, преуспевающим человеком в полном расцвете сил. Я был счастлив. У меня была любимая жена. Мы ждали ребенка. Все было хорошо, пока в мой дом не ворвались они. Их было трое. Три страшных человека: Ганс – вылитый эсесовец. Знаете таких, чистая нация, голубая кровь и любовь к утончённому унижению второсортных людей. Я для них был второсортным. Второй был похож на гориллу, его звали Генрихом. Не знаю, зачем они взяли себе немецкие имена. В том, что это не настоящие имена, я уверен на все сто. Третий, главный, назвал себя Каменевым, что тоже вряд ли было его настоящим именем. Он был похож на следователя ГПУ, расследующего дело о врагах народа. У него были страшные глаза ненависти.
– Здравствуйте, господин Дюльсендорф, не ожидали? – Каменев был сама любезность, но от этого мне было ещё страшней.
– Я не понимаю…
– Сейчас вы всё поймете. Мне нужно от вас одно одолжение.
– Какое?
– Профессор Цветиков, кажется… Знаете такого?
Мои волосы поднялись дыбом.
– Вижу, знаете.
Я знал Цветикова. Противоречивая фигура, словно бы вышедшая из-под пера Федора Михайловича. Он был руководителем бесчеловечных экспериментов над людьми. Мы познакомились, когда я оказался жертвой одного из таких экспериментов. Не знаю, чем я ему так понравился, но он вытащил меня оттуда, спас мне жизнь. Это был визит из прошлого, из страшного бесчеловечного прошлого. И вот это прошлое вернулось в лице троицы, жаждущей мести. У них были свои счёты с Цветиковым. Какие? – я не хотел этого знать.
– Так же как и вы, – я понял, что Каменев тоже был жертвой эксперимента.
– О нет, Дюльсендорф, не так же. Совсем не так же.
Я не стал с ним спорить.
– Что вы хотите?
– Мы хотим с ним встретиться. Надеюсь, вы нам поможете?
– Неужели вы думаете, что я могу знать что-либо о таком человеке, как Цветиков, и оставаться в живых?
– Что ж, Дюльсендорф. Придётся разговаривать в другом месте.
Они надели мне мешок на голову, вывели из дома, посадили в машину. Когда же с меня его сняли, мои ноги подкосились от страха. Меня привезли в одну из бывших лабораторий Цветикова. Это не предвещало ничего хорошего. Меня бросили в комнату, полностью обитую поролоном. Вы должны были видеть такие в кино. Так обычно показывают палаты для буйных душевнобольных. Меня закрыли там и выключили свет.
Когда ко мне пришёл Каменев (прошла целая вечность), я был на грани нервного срыва.
– Здравствуйте, господин Дюльсендорф. Как спалось на новом месте? Сон загадывали?
– Где моя жена? – спросил его я.
– О, за неё не волнуйтесь. Она в полном порядке.
– Я хочу её видеть.
– Нет ничего проще. Помогите мне найти Цветикова, и мы отвезём вас обратно домой.
– Я не знаю, где он.
– Вы не знаете… я вам верю. Вы действительно не знаете наверняка, где он, но вы можете знать, где он может быть, его привычки, интересы. Вы могли совершенно случайно узнать о нём нечто важное, некую зацепку. Пожалуйста, вспомните, помогите нам…