Комедии. Сказки для театра. Трагедии
Шрифт:
Впрочем, знакомство с трагедией Вольтера отрицается в "Жизни Витторио Альфьери, рассказанной им самим".
В рукописи Альфьери сохранились характеристики, которые он дал персонажам своей трагедии:
Орест — неукротимый, мстительный, нетерпеливый, обуреваемый яростью.
Пилад — зерцало дружбы, осторожный, предусмотрительный, доблестный.
Эгист — склонный к страху, ненависти и честолюбию, но не скрытный.
Клитемнестра — раскаявшаяся, вся во власти угрызений совести, слабая,
нерешительная.
Электра — гордая, преисполненная ненависти и жажды мести; к матери не
питает ни малейшего уважения.
Авторские замечания о характерах действующих лиц могут быть полезными как для читателя, возможного актера-исполнителя, так и для переводчика. Любопытна сама методика
За каждую из своих трагедий я принимаюсь троекратно, и это очень полезно в смысле времени, необходимого для вынашивания серьезного произведения; ибо, если оно дурно зачато, то трудно его привести к совершенству. Задумать трагедию — это значит, по-моему, распределить сюжет по сценам и актам и установить число действующих лиц и место действия; потом на двух страницах плохой прозы пересказать в последовательных сценах все, что они должны делать и говорить. Взять эти листки бумаги и, соответственно указаниям, в них изложенным, заполнить сценами и диалогами в прозе всю трагедию, не отбрасывая ни одной мысли, и со всем вдохновением, на какое способен, однако, мало заботясь о стиле, это я называю изложением. Под «переложением в стихи» я разумею не только обращение прозы в стихи, но также и выбор с помощью ума, до сих пор бездействовавшего, лучших мыслей среди длиннот первого наброска, возведение их до поэзии и удобочитаемости. Тут нужно, как и во всяком другом творчестве, сглаживать, вычеркивать, менять.
Но если трагедия не удалась в замысле и развитии, я сомневаюсь, чтобы ей можно было дать жизнь отделкой деталей. Этим приемом я пользовался во всех своих драматических сочинениях, начиная с "Филиппа", и могу утверждать, что в нем заключаются две трети всей работы.
И действительно, если после известного промежутка времени, когда совершенно забывалось первоначальное распределение сцен, мне случайно попадался этот набросок и я сразу чувствовал при каждой сцене грозный приступ чувств и мыслей, которые вдохновляли меня и, так сказать, заставляли работать, это значило, что мой план хорош и вытекает из самых недр сюжета. Если же, наоборот, я не находил в себе энтузиазма, равного или большего, чем тот, с которым я набрасывал свой эскиз я менял его или уничтожал. Но как только план был мною одобрен, развитие подвигалось очень быстро. Я писал по акту в день, иногда больше, очень редко меньше, и обычно на шестой день трагедия была готова, хотя и не вполне закончена.
Таким образом, полагаясь исключительно на суд собственного чувства, я никогда не приводил к концу трагедий, для которых у меня не находилось такого бурного энтузиазма, и, во всяком случае, не перелагал в стихи. Такова была судьба "Карла I", за которого я взялся тотчас после "Филиппа", намереваясь изложить его по-французски; на третьем акте первого наброска сердце мое и рука настолько охладились, что перо совершенно отказалось продолжать работу.
То же самое произошло с "Ромео и Джульеттой"; я написал ее целиком, хотя с усилием и отвращением. Спустя несколько месяцев, когда я захотел вернуться к этому злополучному эскизу и стал перечитывать его, он так заморозил мне сердце и поднял во мне такой гнев, что вместо скучного чтения я бросил рукопись в огонь. Из характеристики этого метода, которую мне хотелось дать здесь во всех подробностях, вытекает, может быть, одно — то, что в общем все мои трагедии, несмотря на многочисленные недостатки, которые я сам замечал, и те, которых я, быть может, не вижу, имеют одно действительное или кажущееся достоинство: в большинстве своем они созданы одним порывом и завязаны одним узлом таким образом, что мысли, стиль, действие пятого акта находятся в полной гармонии со стилем и мыслями четвертого и в той же последовательности восходят к первым стихам первого акта; это, по меньшей мере, поддерживает внимание слушателя и внутренний жар действия.
Когда трагедия находится на такой ступени развития, что поэту остается только перелить ее в стихи и отделить свинец от золота, ни тревожное состояние ума, сопровождающее работу над стихами, ни страстное стремление к изящному, столь трудно осуществимое, не могут уже мешать этому вдохновенному подъему, которому необходимо слепо вверяться при замысле и создании произведений, исполненных ужаса и страсти".
Н. Томашевский
Саул
ГОСПОДИНУ АББАТУ
ТОММАЗО ВАЛЬПЕРГА ДИ КАЛУЗО
После того как смерть лишила меня несравненного Франческо Гори, хорошо
Вам известного, у меня не осталось сердечного друга, кроме Вас. Вот почему
я, даже имея на то основания, не считал бы окончательно завершенной эту мою
трагедию, каковой, быть может, заблуждаясь, я особенно доволен, когда бы ей
не предшествовало Ваше любезное мне имя. Итак, я посвящаю ее Вам, делая это
тем более охотно и с тем большей сердечностью, что Вы, сведущий во многих
прочих науках, известны всем как человек, искушеннейший в Священном писании,
благодаря глубоким Вашим познаниям в еврейском языке, доступном Вам в
первоисточнике.
"Саул" посему скорее, нежели любая другая из моих трагедий, ждет Вас. В
том, что Вы благосклонно готовы его принять, я, полагаясь на нашу дружбу, не
сомневаюсь; мне остается только пламенно желать, чтобы Вы сочли его
достойным Вас.
Трента, 27 октября 1784 года
Витторио Альфьери
Саул.
Ионафан.
Мелхола.
Давид.
Авенир.
Ахимелех.
Воины израильтян.
Воины филистимлян.
Место действия: стан израильтян в Гелвуе.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Давид.
Давид Здесь ли велел ты мне, всевластный боже, Прервать сей бег — толчок твоей руки? Я стану здесь. — Гелвуе были горы, А ныне стан израильский — лоб в лоб С порочной Филистией. Если б мог я Пасть нынче смертью от ее меча! Но мне грозит Саул. Неблагодарный, Безжалостный Саул! Ты по теснинам Охотишься за воином своим Без передышки. А ведь был Давид Тебе щитом однажды, был когда-то Доверьем облечен; сам к высшей чести Меня ты поднял, это я был избран Супругом дочери твоей… Но выкуп Зловещий — сотню вражеских голов - Ты требовал, и я двойную жатву Снял для тебя… Однако вижу ясно, Что не в себе Саул: его господь Отдал во власть нечистому; о, небо! Беда нам! Что без господа мы стоим! Пусть ночь скорей уступит поле солнцу Животворящему, оно с утра Больших деяний будет очевидцем. Гелвуе, ты прославишься в веках, И скажут: "Здесь Давид своею волей Себя вручил Саулу". — Выходи, Все войско, из шатров. И выйди, царь: Посмотрите, забыл ли я искусство Открытой брани. Выйди, Филистия, Изведать, как еще разит мой меч!