Комедии. Сказки для театра. Трагедии

Гольдони Карло

"Но если слово прорастет, как семя,

Во славу тем, кого я воскресил", -

я льщу себя надеждою, что вы восстановите справедливость, не отказав мне при

этом в нескольких похвальных словах. Я уверен также, что, если ваши предки

воздавали мне за то же самое хулою, они не отказывали мне окончательно в

уважении, ибо не могли все не навидеть или презирать того, к кому ни один

человек в отдельности не испытывал ненависти и кто явно старался (насколько

это было в его возможностях) принести пользу всем или большинству.

Париж, 17 января 1789 года

Витторио Альфьери

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Цезарь.

Антоний.

Цицерон.

Брут.

Кассий.

Кимвр.

Народ.

Сенаторы.

Заговорщики.

Ликторы.

Действие происходит в Риме в храме Согласия, затем в курии Помпея.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Цезарь, Антоний, Цицерон, Брут, Кассий, Кимвр, сенаторы.

Все сидят.

Цезарь Сегодня вас, почтенные отцы, К согласию зовет диктатор Рима. Да, вас не часто Цезарь созывал, Но в этом лишь враги повинны были Мои и ваши: из-за них не мог Я отложить оружие, покуда От Нила и до Бетиса они Разгромлены не будут. Но сегодня Сбылась моя мечта: вернуться в Рим И в нем услышать мудрый голос римлян, - Вновь Римом сделав Рим, просить у вас Совета. Наконец-то отдыхает Он от гражданской крови, и пора Вернуть права его сынам, чтоб смолкла Завистливая клевета. Ничуть, Ничуть (смешно и говорить об этом) Не стал слабее Рим. При слове "Рим" От Тахо до Евфрата, от Сиены До Альбиона, северной земли Безвестной, — при едином этом слове Дрожат народы, и трусливей всех Дрожит парфянин, победитель Красса, Парфянин, упоенный до сих пор Победой неожиданной. Расплаты Он ждет от вас. Не надо ничего Для славы Рима больше — лишь парфянам И миру показать, что в битве той Искали смерти, но не пораженья, Бойцы, которым был потребен вождь, Алкающий не злата, но победы. Стереть позор и в Рим царя парфян Разгромленного я берусь доставить Или на поприще сраженья пасть. Для обсужденья нового похода Я не случайно выбрал этот храм С названьем славным: символом удачи Да будет нам оно. Итак, залог Победы нашей будущей — в согласье Меж нами, только в нем. И вас к нему Я призываю. К этому и Рима Честь призывает вас, который был Свидетелем великого позора Поверженных орлов. Сегодня честь Молчать повелевает прочим чувствам. На форуме бурлит народ, и мы, Прислушавшись, поймем, что он к возмездью Вас призывает тоже. Прежде всех Иных вопросов нам вопрос о мести Парфянам дерзким предстоит решить Сегодня. Я прошу у цвета Рима (И с римской радостью, прося его, Его одновременно получаю) Согласия, которое врага Рассеет тут же или уничтожит. Кимвр Настолько Цезарь поразил меня Словами о согласии, что первым Я отвечаю, несмотря на то, Что это право старших. Неужели Нам, что не смели слова столько лет Произнести, его дают сегодня? Итак, я первый, я, на чьих руках Катон великий умер. О, когда бы Я прозорлив, под стать Катону, был И участь разделил его! Поверьте, Что не парфянам, а другим врагам И за другой позор, гораздо больший, Рим должен прежде отомстить. Сейчас Ему не до парфян. Резне сограждан, Начавшейся при Гракхах, нет конца, И форум свой, и храмы, и жилища Затопленными кровью видел Рим. И вся Италия в крови, и море От крови стало красным. Уголок Найдется ли в империи, который Не полит римской кровью? Может быть, Ее парфяне пролили? Из граждан Когда-то добрых вышли палачи, Мечи, а не плуги, теперь в почете, Секиры правосудие вершат, В тиранов превратились полководцы. Чего еще бояться? В общем, я Считаю, что сначала нужно дома Порядок навести и мстить за Рим Не раньше, чем он прежним Римом станет. Антоний Я консул, мне и слово: я не тот, Кто глупости болтает с гордым видом. Мне кажется, отцы, что то, о чем Диктатор наш советуется с нами (Хоть он теперь уже и сам бы мог Решение принять), должно не только Всецело славу Рима возродить, Но и само существованье Рима От этого зависит, мощь его И безопасность. Был ли случай в прошлом, Чтоб римский вождь не отомщенным пал В сражении? Ужели наши предки Спускали поражения свои? За каждого убитого из римлян Враги теряли тысячи голов, Настигнутые римскими мечами. Неужто Рим теперь смирится с тем, С чем не мирился втиснутый в границы Италии одной, теперь, когда Границами ему — границы мира? Допустим, славою не дорожа Своею, он не отомстит парфянам: Какой ущерб подобный прецедент Ему нанес бы? Многие народы Отважные меж

Римом и страной Парфян живут. И кто же их удержит, Когда ржавеют римские мечи? Германцы, греки, галлы, македонцы, Иллирия, Египет, Альбион, Испания и Африка ужели При их воинственности захотят Терпеть господство дрогнувшего Рима? Необходимость, а не только честь, Знамена наши в Азию торопит. Нам остается лишь одно решить: Кто войско поведет. Но кто посмеет При Цезаре назвать себя вождем? Согласен, можно выбрать и другого, Коль есть такой, кто по числу побед, По завершенным войнам и триумфам Опередил бы Цезаря иль сам Под стать ему рубакой был хотя бы. Что в зависти презренной? Имя "Рим" И имя "Цезарь" означают ныне Одно и то же: если б не второй, То первому империей всемирной Не быть сегодня. Значит, явный враг Отечества, его изменник гнусный, Кто личным интересам подчинять Сегодня смеет общее величье. Кассий Я этот гнус, когда на то пошло, Да, я, в устах изменника изменник. Я первый, к счастью, если имя "Рим" И имя "Цезарь" суть одно и то же. Я не из многословных. Пусть другой С услужливой неискренностью имя Отчизны произносит. Если есть У нас еще отчизна, то не может Ее судьба не волновать отцов. Я говорю от имени последних, Но обращаюсь к истинным отцам, Не из каприза созванным, как нынче, И не для вида только, и не с тем, Чтоб лицезреть вокруг убийц наемных И говорить едва ль не на глазах Подкупленного пастырем народа. Народ ли это, впрочем? Те, кому Одна свобода ведома — помехи Чинить добру и зло оберегать? Кто гладиаторами Рим позорит И кто в Египте бражничал? Пускай Сенат от этих лиц освободится, И он услышит каждого из нас. Ну, а пока скажу о самом главном: Да будет консул консулом, сенат - Сенатом и трибунами — трибуны, И да заполнит истинный народ, Как прежде, форум. Думать о парфянах Не должен Рим, покуда снова в нем Мы, римляне, узнать не сможем Рима По верным признакам. Лишь тень сейчас Его мы видим жалкую. Немного Осталось настоящих граждан здесь, Так пусть они последние усилья Приложат, чтобы помешать врагам, Последние усилия которых Отечеству обращены во зло. Цицерон Я Рима сын и благодарен Риму, Меня отцом назвавшему, когда Я спас его от козней Катилины. Доныне, вспоминая этот день И эту честь, я сладостные слезы Роняю с благодарностью. Мечте Об общем благе, мире и свободе Я верен был и верен остаюсь. Как ради Рима жил, о, если б мог я Один погибель за него принять! Я рад, что горьких дней моих остаток Ему, измученному, отдаю. Я не кривлю душой. Моим сединам Поверьте. Не затем слова мои, Чтоб тех озлобить, кто и так немало Бесчестьем длительным ожесточен, И не затем, чтоб стал еще спесивей, Кто мнит себя хозяином всего. О том забочусь я, чтоб с благом Рима Совпало благо каждого (когда Еще возможно это). Не сегодня Зло обнажило меч. Лишь имена Тех, кто законы попирал, менялись, И каждый раз республике в ущерб, Чувствительнее прежнего. Кто любит И впрямь ее, кто сердцем гражданин, А не устами, пусть меня поддержит. Среди обид сокрытых и мечей Бряцающих (Эринниям недолго Работу им задать) любой из нас Да непреклонным будет: или души Разрозненные мир объединит, Иль от злодейских рук одни погибнем, Оставшись римлянами до конца. Вот что волнует гражданина Рима, Все слушайте его: и кто уже Отягощен превыше меры славой, Пускай побережет ее, не то Ее утратит он в погоне тщетной За большей славою; а тот, кому Чужая слава не дает покоя, Пусть знает, что не завистью своей Он посрамит другого, но поспорив Поступками порядочными с ним, Лишь в благородном этом состязанье Сумеет честно превзойти его, Достоинства свои умножив. Так что, Пока у нас в избытке в Риме дел, Парфянами не будем заниматься. Единым и единственным для нас Да будет Рим. Тогда и за оружье Ему не нужно браться, чтоб врагов Постигла участь туч, гонимых ветром. Брут Кимвр, Кассий и великий Туллий здесь, Как римляне, о Риме говорили, И к сказанному ими ничего О Риме не прибавить. Остается Лишь говорить о том, кто Римом мнит Себя. Я вовсе не о Риме, Цезарь, Который олицетворяешь ты, А о тебе хочу сказать. Ты знаешь, Я не люблю тебя, — тебя, что Рим Не любишь (не люблю как раз за это), Я не завидую тебе, затем Что больше над собой тебя не ставлю, С тех пор как сам ты уронил себя, Я не боюсь тебя, не к рабской смерти Готов всегда, и, наконец, во мне И ненависти нет к тебе, коль скоро Ты мне не страшен. Брута одного И слушай, потому и верь лишь Бруту, Не консулу-рабу, что так далек От доблестей твоих, деля с тобою Твои пороки только. Может быть, Еще заслуживаешь ты спасенья, И я б хотел, чтоб это было так, Поскольку, образумившись, полезен Ты можешь Риму быть, как смог ему Немало навредить. Прекрасно Кассий Нам описал народ, но даже твой Народ изрядно отрезвил недавно Тебя. Ты слышал гнев его в тот день, Когда, из шутки как бы, новый консул Услужливо попробовал венец Тебе примерить царский: гнев твой царский Тебя заставил побледнеть. Но ты Венец злосчастный, о котором втайне Упорно грезил, оттолкнул тогда Рукою собственной: аплодисменты Ты вызвал этим, но в твоей груди Смертельными клинками были крики Уже не римлян, но еще не столь Бездумной массы, как тебе хотелось. В тот день ты понял, что тирана Рим Стерпеть способен временного, только Не самодержца. Ты не гражданин, И знаешь это, и в душе покоя Не ведаешь. Я вижу — тяготит Тебя твое тиранство. Ты родился, Быть может, не для этого. Теперь Мое к себе ты знаешь отношенье. Открой же нам и самому себе, Коль можешь, кем себя ты почитаешь И кем мечтаешь стать. Не знаешь сам? Тогда послушай гражданина Брута, Диктатор. Должность много выше той, Которую ты занимаешь ныне, Найдется. Угнетателем себя Ты хочешь видеть. Почему бы Рима Освободителем тебе не стать? Дерзни, внуши себе, что ты на это Способен. По тому, как говорит С тобою Брут, ты понимаешь, Цезарь, Что, если ты себя владыкой мнишь Над нами, я покамест не считаю Себя одним из подданных твоих. Антоний За речи дерзкие, клянусь, ответишь Ты вскоре… Цезарь Хватит. Молча я внимал Так долго вам, и лишний раз могли вы Понять, каков я есть: и если б я Считал себя хозяином, то был бы Достоин этого, ведь я слова, Клеймящие меня, не только слушал, Но поощрял. Собранье это вам Не кажется достаточно свободным, Хотя диктатор вашу брань терпел, А мог бы и не слушать. Завтра утром От форума подальше и без тех, Кто служит вам охраною от плебса, Я в дом Помпея приглашаю вас Для большей откровенности. Услышу Я больше оскорблений там. Но здесь Судьба парфян должна решиться. Если ж Так хочет большинство, то пусть тогда И Цезаря судьба одновременно, Но большинством, решится. Я не прочь.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Цицерон, Кимвр.

Цицерон Из мест, где можно говорить о Риме, Осталось только это… Кимвр Меньше слов! Все сказано почти. Теперь — за дело! Я Кассия и Брута пригласил, Сославшись на тебя, и скоро оба Здесь будут. Медлить более нельзя. Предельная опасность завтра утром Грозит отчизне. Цицерон Медлить ни за что Не станет Цезарь, и его решимость Поставить на своем спасает нас От промедленья. Ничего не хочет Он, кроме войска, убедившись в том, Что страх всеобщий для него надежней Любви продажной черни. Он в душе Над выпадами нашими смеется И вдоволь накричаться нам дает, - Была бы армия за ним. В сенате Он большинство купил и может спать Спокойно. Наши крики о свободе Он нам припомнит, возвратясь с войны. Он римских воинов бросает в битву С парфянами, чтоб нанести удар Последний Риму, как нанес на Рейне Удары первые. Давно пора, Я тоже так считаю, отказаться От промедленья. Но, признаться, я Как добрый гражданин дрожу от страха При мысли, что, быть может, от того, За что беремся мы, зависит участь Отчизны. Кимвр Вот и Кассий подошел.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кассий, Цицерон, Кимвр.

Кассий Я опоздал? Но я пока не вижу И Брута здесь. Кимвр Он скоро должен быть. Кассий Со мной хотели многие из наших Прийти, но в этом городе теперь Настолько меньше граждан, чем шпионов, Что я из осторожности не взял С собою никого. К отваге Кимвра, И Туллия великого уму, И ярости моей непримиримой Прибавить только остается нам Гнев благородный Брута. Можно ль в Риме Внушительней, чем наш, собрать совет, И действеннее, и нужнее Риму? Цицерон Да будут боги римские за нас! Что до меня, то все готов я сделать Для родины, и лишь о том скорблю, Что только вздох последний остается Мне ей отдать. Десница старика Мечом распорядиться не сумеет, Но если чувства вольные мои Язык бесстрашно выражал в сенате Или на форуме когда-нибудь, То откровенней прежнего сегодня Слова свободы в Риме прогремят, В том самом Риме, чей конец в оковах Бесславный мне не пережить, клянусь. Кассий Ты был всегда оратором свободы, И речь твоя высокая не раз Давала силы Риму. Кто, однако, Тебя достоин слышать ныне? Все Сдались иль продались. Никто бы даже Высоких чувств не понял… Цицерон Наш народ, Хоть он уже не римский, остается Всегда народом. Сколь бы человек Наедине с собой ничтожен ни был, Как правило, попав на люди, он Преображается. Когда толпою Запружен форум, каждый в той толпе Не тот, каким он дома был. Любую Из истин так же, как любую ложь, Гнев, состраданье, боль, благоразумье, Величье даже, можно без труда Привить любому сборищу, коль скоро Воистину твои слова идут Из сердца. Если смысл еще остался В вольнолюбивых пламенных речах, Сегодня я надеюсь на трибуну Не зря взойти. И, если нужно, я На ней умру. На чем построил Цезарь Правление преступное свое? На мненье большинства. Мечом смиряет Он Галлию, но льстивым языком Смиряет, вычурными словесами Сначала воинов своих, а там И часть народа. Ни прикончить прежде, Ни подкупить он всех один не мог, Теперь же всех рабами сделать может, Сначала им обманутых. Ужель И мы открыть словами не могли бы Глаза и просветить, оздоровить Сердца и головы? В речах диктатор На силу опирается, а я На истину. Когда я на трибуне, Я силы не боюсь. Еще сердца, Когда-то римские, услышат голос, Что римскими, хоть ненадолго, их Вновь сделает. Повержен будет Цезарь, Как только будет он разоблачен. Кимвр Сомнений нет: когда бы Рим услышал Тебя, могла бы к жизни речь твоя Вернуть его; но если б ты решился Один, взойдя на ростры, умереть (Ведь это смерть для тех, кто о свободе Сегодня там дерзает говорить), Твой голос утонул бы в гнусных криках Людишек подкупных. Они к рукам Прибрали форум и дорогу правым Закрыли на него. Когда-то Рим На Тибре был. Теперь солдат и граждан В провинциях далеких надлежит Искать. К войне открытой возвращаться Жестоко, но и этот мир — не мир. Увы, прибегнуть остается к силе И полумертвый Рим от гнойных язв Очистить кровью. Римлянином истым, Конечно, был Катон и граждан кровь Гнушался проливать, но, справедливый Из справедливых, даже он сказал: "Рожденный от меча и от него же Погибший, Рим воскреснет от меча И только от меча". У нас другого Нет выбора. Или погибнет Рим, И истинные граждане разделят Его судьбу, иль будет он спасен, И врассыпную бросятся злодеи Иль к лучшему изменятся. Ужель Навеки Цезарь приручил победу? Одно лишь пораженье, и тогда Его же плебс, в его непобедимость Не веря больше, все о нем поймет И вслух назвать его тираном гнусным Не побоится. Кассий Почему бы нам Не объявить его тираном прежде? Мы ждем, чтоб этот приговор ему Народ трусливый вынес? Разве сами Мы вынести его и привести Не можем в исполнение? Покуда На римских улицах и площадях, В домах, в сенате даже есть возможность У нас бороться с Цезарем и верх При этом взять, ужель на поле брани Мы заманить ему дадим себя, Чтоб столько жизней положить, быть может, Не одолев его? Когда меча Лишь одного, лишь этого, и гнева, Который мне решимости придаст, С лихвою хватит, чтобы с рабством в Риме Покончить, жизнь презренную прервав; Когда, чтобы расправиться с тираном, Достаточно лишь одного меча И римлянина одного, какая Потребность в стольких римлянах? Пускай Другие заседают, тратят время На колебанья. Лучшим средством я Быстрейшее считаю. Средство это К тому же и решительней других, И благородней, и верней. Открыто Преступника презренного убить Достойно Рима. И достоин Цезарь Пасть от десницы Кассия. Другим Антония готов я предоставить. А вот и Брут. Послушаем его.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Брут, Цицерон, Кассий, Кимвр.

Цицерон Насколько важен разговор, настолько Не торопился Брут?… Брут Давно бы здесь Я был, но помешал мне… Кимвр Кто? Брут Представьте, Со мной Антоний говорить хотел И говорил. Цицерон Антоний? Кассий И клеврета Диктаторского удостоил Брут Беседой? Брут Да. Его направил Цезарь: Во что бы то ни стало говорить Со мною хочет он и приглашает К себе, иль сам готов прийти… Кимвр Но ты, Конечно, отказался… Брут Нет. Уверен Я искренне, что Цезарь-враг страшней, Чем Цезарь-друг. И здесь же, в этом храме, Я согласился выслушать его. Кассий Чего он хочет? Брут Видно, сладить сделку. Но Бруту верите, надеюсь, вы. Кассий Мы так себе не верим. Кимвр Даже трусы Уверовали в Брута. Брут Так и есть; Как будто разбудить меня желая (Сплю, что ли, я?), на улицах ко мне Все время подстрекатели подходят И льстят и упрекают, — дескать, я Излишне медлю с тем, чего от Брута Ждет Рим. Но мне не нужно шпор. Кассий Постой, Уж не надеешься ли ты, что Цезарь, Тебя послушав?… Цицерон Может, изменить Его рассчитываешь ты?… Брут Приятно, Что благородный Туллий разгадал Мой замысел отчасти. Кассий В ожиданье Тебя пространно мнения свои Мы изложили все. Единодушны Мы в ненависти к Цезарю, в любви К отчизне и в готовности погибнуть За Рим. Но планов получилось три: В гражданскую войну отчизну ввергнуть, Иль, ложью ложь назвав, разоружить Народ, иль Цезаря прикончить в Риме, Скажи, какой из этих трех путей Угодней Бруту? Брут Ни один пока что. Но если мой упрется в пустоту, То я за третий буду. Кассий Твой? Но есть ли Четвертый путь? Брут Вы знаете меня: Я не любитель тщетных разговоров. Рим слишком болен, чтобы за день он Мог выздороветь. Можно добродетель, Но ненадолго, пробудить в толпе, Которую ни за какие деньги К деяньям добрым не склонить, хотя За деньги же другой ее толкает На подлости. Была ль когда-нибудь Продажна добродетель? Ненадежным Фундаментом испорченный народ Свободе новой был бы. Но, быть может, Сенат надежней? Сосчитать легко По пальцам не поддавшихся недугу, Но и злодеи ненависть в душе Питают к Цезарю — не потому, что Он никому свободы не дает, А потому, что, выйдя сам в тираны, Он не дает в тираны выйти им; Отсюда в них и ненависть. Цицерон К несчастью, Все это правда. Брут Добрый гражданин, Чтобы еще не стало хуже, должен Держать себя в руках. Всегда ли был Тираном Цезарь? Нет! Совсем недавно Преступное стремленье в нем живет К господству полному. Подлец Антоний Подогревает эту жажду в нем Искусно, чтобы, может быть, споткнуться Помочь ему и вознестись над ним. Таких друзей пригрел диктатор. Кассий Цезарь Рожден с преступной жаждою в груди - Царить… Брут Оставь, он никогда о стольком Не смел мечтать. Его невольно ты Переоцениваешь. Жажда славы, Горячий нрав, желанье отомстить Своим врагам и — главное — случайность Счастливая заставили его Ступить на этот путь. Подобным взлетом Он оглушен и сам. Его душе Пока еще дороже жажда чести, Чем жажда царства. Разве это вам Не очевидно? Разве не намерен Он на парфян идти, оставив Рим, Где столько у него врагов? Кимвр Победный Венец на царский чает он сменить. Брут Тогда снискать, скорее, чем присвоить, Венец он хочет. Значит, не злодей, А честолюбец он… Кассий И перед нами Его ты славословишь?… Брут Подожди. Еще в сомненьях Цезарь, вкуса к славе Он не утратил, значит, он еще Не до конца тиран. Но начинает И он, не знавший страха до сих пор, Бояться, — значит, истинным тираном Вот-вот он станет. Ужас охватил Его на днях, когда ему в короне Народ его продажный отказал. И все же не заслуживает Цезарь Того, чтобы раскаяться ему Мешали. Если взять меня, то должен Я презирать решительно себя Иль чтить его, затем что я не умер В тот день, когда меня он полонил В сраженье под Фарсалом. Жизнь для Брута - Позорное пятно. Но я сниму С себя позор, не став неблагодарным. Цицерон Подобное не редкость на войне: И ты бы, если победил бы, так же Использовал победу. Разве жизнь, Что роковой для Рима оказалась, Тому же Цезарю не подарил По доброте, а больше по ошибке, Однажды Сулла? Брут Да, ты прав. Но я Добра не забываю. В то же время О долге и отечестве моем Я свято помню. И для Брута Цезарь Таков, что ни за что на свете Брут Диктатора-тирана не намерен Терпеть в живых, и я готов убить Его иль быть убитым. Но при этом Есть и такое в Цезаре, что он, По мненью Брута, лишь один свободу, Империю, могущество и жизнь Вернуть сегодня Риму в состоянье, Коль гражданином станет вновь. Толпа Боготворит его. Но да возглавит Он лагерь честных граждан, превратив Законы в страшный бич для всех злодеев, И чтобы стало все, как в старину, Да будет он защитником законов, А не грозою их. Родился он С душою благородной. Гражданином Он был. Он к славе не остыл еще. Он слеп, не отрицаю, но виною Тому благоприятная судьба И подлые друзья, из-за которых Он к славе истинной утратил путь, Иль ничего мои не стоят речи, Или такие пламенные я Найду слова и доводы такие Решительные приведу ему В таком количестве, что Цезарь дрогнет, Надеюсь, и воистину тогда Великим станет, среди римлян первым По добродетелям и вместе с тем Не кем иным, как гражданином Рима, На славу большую, чем у него, Не претендую — лишь бы Риму польза Была от славы Цезаря. Когда ж Слова потерпят пораженье, Кассий, Взгляни на это, он при мне всегда, Кинжал, что Цезаря быстрей настигнет, Чем твой хваленый меч. Цицерон Ты так велик, Что, Цезаря своею меркой меря, Не можешь знать, насколько он тиран. Кассий Твой план несбыточен, но он достоин Тебя, великий Брут, и я сдаюсь. Попробуй. К сожаленью, только Цезарь В ошибке может убедить тебя. Кимвр Тирана переделать в гражданина? Вот лучшее свидетельство того, Что ты, о Брут, не мог бы стать тираном. Брут Отчет о том, чего добился я, Вы здесь услышите потом. И если Слова плохим окажутся крючком, Перед собою ты увидишь, Кассий, Убийцу беспощадного, клянусь.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Цезарь, Антоний.

Антоний Брут согласился, встречу здесь назначив, Где ты недавно соблаговолил Терпеть его разнузданные речи. Ты скоро сможешь вновь услышать их, Поскольку хочешь этого. Цезарь Спасибо. Я знаю, Брута было нелегко Склонить к подобной встрече, и другому Я не рискнул бы порученье дать, Какое дал Антонию. Антоний О Цезарь, Как жаль, что ты к моим советам глух И терпишь Брута. Это первый случай, Когда я порученью твоему Не рад. Но Брута я просил, как друга, Хотя его как твоего врага Я знаю и за это ненавижу. Цезарь Для

многих Цезарь плох. Но лишь один Из недругов моих меня достоин, И это Брут. Антоний Тогда не только Брут, Но первым Брут, а вслед за ним и кимвры, И кассии, и туллии должны Убиты быть, и многие другие. Цезарь Чем больше, чем непримиримей враг, Чем он сильнее, тем всегда приятней Мне было побеждать его, что я И делал — чаще, нежели оружьем, Прощеньем. Обласкать, когда к мечу Прибегнуть можно, силой убежденья Сердца, в которых ненависть кипит, Смирить и заручиться верной дружбой Того, кого ты волен погубить, - Вот лучшее возмездие достойным Врагам, мое возмездие. Антоний Пора Усвоить Цезарю, что он обязан Своим величьем самому себе. Но, главное, чтоб понял он сегодня, Когда и Рим в опасности, и он, Кто в равной мере их обоих любит. Конечно, только я. И я твержу Без устали тебе, что если Брута Не убиваешь ты, тогда тебя Не так отчизны занимает слава, Как личное тщеславие твое. Цезарь Быть может, хочется тебе, чтоб Цезарь Боялся? Антоний Пусть не за себя, — за Рим И он бояться может, даже должен. Цезарь За Рим во имя славы умереть Я должен, а не за себя бояться И не за Рим. В бою его врагов Я разгромил. Они как раз и были Врагами Цезаря. Одним из тех, Кто обнажил оружье против Рима, Был Брут, и я с оружием в руках Пленил его, однако не позволил, Чтоб справедливый меч войны сразил Его тогда. Ужель сегодня, в Риме, Я мог бы допустить иль приказать, Чтоб безоружного (о, небо!) Брута Сразил удар клинка из-за угла Или неправая секира. В этом Нет надобности. Даже захотев, Не смог бы я… А впрочем… Нет… не смог бы. К великому числу моих побед Победу над парфянами осталось Прибавить и над Брутом. От второй Зависит первая. Любой ценою Я должен Брута в друга превратить. За Красса отомстить — первостепенной Задачи нет сейчас, и в этом Брут Весьма полезен мне: ведь речь о славе И Цезаря и родины идет. Антоний Ты славен — дальше некуда. Цезарь Допустим. Но если предстоят еще дела, То сделанное раньше мной не ставлю Я ни во что. С парфянами война Неотвратима. Чтобы побежденным Остался Рим, покуда Цезарь жив? О, прежде я умру тысячекратно! Но полным распрей, полным прочих зол, Сражаясь в Азии, оставить город Я не могу, как не хотел бы я В крови и в ужасе его оставить. Лишь Брут уладить в силах… Антоний Значит, ты Антонию не доверяешь? Цезарь В ратных Деяниях моих ты часть меня. И я хочу, чтоб, в ужас повергая Парфянина, ты рядом был со мной. А в этом деле думаю на Брута Я опереться. Антоний Я тебе готов Служить во всяком деле. Что до Брута, То здесь ты слеп. Цезарь Быть может, он куда Слепей меня. Но я надеюсь нынче Открыть ему глаза. Сегодня я В ударе… Антоний Вот и он. Цезарь Вдвоем оставь нас, Я скоро буду у тебя. Антоний Прозреть Да сможешь ты, пока еще не поздно, И с кем имеешь дело ты, понять!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Брут, Цезарь.

Брут Мы, Цезарь, старые враги, однако По-прежнему ты победитель мой И думаешь, что ты счастливей Брута, Тогда как Брут уверен, что тебя Он менее несчастлив. Впрочем, что бы Мы про себя ни думали, недуг, Упадок, угнетенье — участь Рима. Одно желанье нынче нас свело, Но побужденья разные. Ты хочешь Сказать мне что-то важное, когда Не лгал Антоний. С важным разговором И я пришел, надеясь, что дерзнешь Ты выслушать меня. Цезарь Ко мне враждебен Ты был всегда, но Бруту я не враг, И никогда им не был, и не мог бы При всем желанье стать. К тебе домой Пришел бы с разговором я, однако Боялся этим оскорбить тебя: Ведь Брут женат на дочери Катона, И Цезарю не место у него. Поэтому сюда тебя просил я Пожаловать. Ты видишь, я один, Без ликторов, без помпы, равный Бруту (С его соизволения) во всем. Перед тобою не диктатор Рима, Не человек, который разгромил Непобедимого дотоль Помпея, Не триумфатор… Брут Цезаря одна Достойна свита — собственная доблесть, В особенности, если предстает Он перед Брутом. Счастлив ты, коль скоро Обходишься не только без секир И ликторов, но и без угрызений И страха, вечного в тиранах! Цезарь Страх? Не только сердце, но и слух мой слова Не знает этого. Брут Его не знал Великий Цезарь на полях сражений, Но знает Цезарь в Риме, где теперь Диктатор он. Он слишком благороден, Чтоб это отрицать, и, не стыдясь, Открыться может Бруту: этим только Свое величье Цезарь подтвердит. Давай начистоту, как нам обоим Пристало. Многих в ужасе держать Один не может без того, чтоб первым Не трусить самому. Недалеко Ходить за доказательствами. Брута Ты можешь беспрепятственно убить: Я не люблю тебя, ты это знаешь, И низкому тщеславью твоему Помехой стать могу. Но ты боишься, Что нынче больше повредит тебе Убийство Брута. Говорить со мною Желаешь ты затем, что только страх Тобою движет с неких пор. Возможно, Ты сам о том не знаешь или знать Не хочешь попросту. Цезарь Неблагодарный!.. А под Фарсалом не была ли жизнь Твоя в моих руках? Брут Ты пьян от славы И боем был разгорячен тогда. Ты был велик. И чтобы быть великим, Родился ты. Но здесь ты с каждым днем Себя роняешь. Образумься, Цезарь. Тираном кротким не родился ты, Поверь… Цезарь Твои хвалы с хулою вкупе Мне все же нравятся. Я так люблю Тебя, что только Брутом быть хотел бы, Когда бы не был Цезарем уже. Брут Ты можешь быть обоими, прибавив Немало Бруту и самим собой Оставив Цезаря. Любого можешь Ты из великих римлян превзойти, Став истинно великим: все зависит Лишь от тебя. Отважься применить Простое средство. Заклинаю первый Тебя об этом я… Но ты молчишь? О, ты прекрасно знаешь это средство: Ты слышишь в сердце громогласный крик Насущной правды. Откажись от козней, Что даже в собственных глазах тебя Роняют. Убедись, что подлой цели Ты стал рабом. Быть Цезарем учись У Брута. Если б ревновал я к славе Твоей, ужель бы я тебя просил Попрать мою? Я знаю правду: в Риме По должности, по силе, по летам Я меньше Цезаря, как меньше слава Моя. И если самовоспарить Способно имя Брута, то не раньше, Чем разобьется вдребезги твое. Все тот же тихий голос боязливый - И потому не римский, что тебя Иначе с неких пор не называет, Как угнетатель Рима, Бруту роль Его освободителя отводит. Чтоб стать в действительности таковым, Необходимо мне тебя низвергнуть Или убить. Нелегок первый путь, Но менее, чем ты считаешь, труден Второй, и если б только о себе Я думал, я б уже от господина Избавился, но, римлянин, пекусь О Риме я и потому взываю К тебе, когда мой долг убить тебя. Да, стать, как прежде, гражданином, Цезарь, Послушавшись меня, обязан ты. Ты первый, ты один способен Риму, Скорей, чем Брут, свободу, славу, мир Вернуть — все то, что у него ты отнял. Вновь гражданин, тираном прояви Себя в последний раз: законы в силе Восстанови и навсегда отбей У всех без исключения охоту Тебе, тирану, подражать. Никто Из римлян после этого не скажет, Что в массе граждан растворился ты. Скажи, себя ты ставишь ниже Суллы? Гораздо более, чем ты, жесток, Проливший больше крови, гражданином И Сулла стать дерзнул, и был велик. Насколько же ты был бы выше Суллы При том, что ты куда сильней его! Иная слава ждет тебя, когда ты По доброй воле силу и талант Заждавшимся употребишь во благо, Когда посмотришь трезво на себя, Все сделав для того, чтоб в Рим вернуться Ни цезари, ни суллы не могли. Цезарь Отважный юноша, в твоей искусной И пылкой речи, к сожаленью, есть, Быть может, правда. Убеждают сердце Твои слова. И если ты себя Считаешь меньше Цезаря, я вижу, Я чувствую, насколько больше ты. И то, что я сознался в этом первый, Не оскорбившись, не рассвирепев, Доказывает, что к тебе питаю Я странную привязанность. Поверь, Ты очень дорог мне, и я хотел бы, Чтоб, завершая начатое мной, Когда меня не станет, ты исправил Мои просчеты. Месть парфянам дай Прибавить Цезарю к его триумфам, И он умрет счастливым. Столько лет Я отдал битвам, что на поле брани Единственно достоин встретить смерть. Я допускаю, что лишил отчасти Свободы Рим, зато воздал ему Сторицею могуществом и славой, И Рим об этом знает. Я умру, И, осенен победами моими, Ты устранишь ущерб, что я нанес Ему. Не может больше делать ставку Рим на меня. Добро, что сделать я Хотел ему, отравлено всечасно Бывало мной же причиненным злом. Я на тебя надежды возлагаю: Ты честным и великим был всегда И римлянам величие и честность Привить сумеешь. Как отец, с тобой Я говорю… О, для меня ты больше, Чем сын… Брут Твои слова не до конца Понятны мне. Исключено, чтоб к власти Твоей неправой приобщился я Когда-нибудь. Однако ты о Риме Почти как о наследстве говоришь Своем?… Цезарь О, выслушай меня. Не в силах Я более умалчивать о том, Что отношение твое изменит Ко мне. Брут Его изменишь ты, коль сам Изменишься: победы над собою Тебе лишь не хватает… Цезарь Ты другим, Услышав тайну, станешь. Брут Я останусь, Что б ни услышал, римлянином. Но Продолжим разговор. Цезарь Ты не находишь, О Брут, что то, как я с тобой держусь, Мои глаза, слова, молчанье даже, Все выдает безмерную любовь, Что я к тебе питаю? Брут Да, я вижу В тебе порыв, и человек за ним Скорее, чем тиран, стоит как будто. Но что он означает, не берусь Судить. Цезарь А сам, скажи, какие чувства Ко мне питаешь? Брут Зависть исключи, А остальные — все поочередно. Когда тиран закоренелый ты, То ненависть и гнев; когда же снова Ты человек и гражданин — любовь И восхищенье. Что тебе угодней Из этих чувств? Цезарь Любовь. И должен ты Любить меня… Священными со мною Ты связан узами. Брут С тобою? Я? Какими же?… Цезарь Я твой отец. Брут О, небо! Что слышу я?… Цезарь О сын мой, обними Меня… Брут Возможно ль?… Цезарь Если мне не веришь, То матери поверишь. Вот ее Письмо. Я получил его в Фарсале. Ты знаешь руку матери. Читай. Брут ^{(читает письмо)} "Вот-вот, быть может, нападешь ты, Цезарь, Не только на Помпея и твоих Сограждан, но и на родного сына. Брут — порожденье молодых утех Твоих со мною. На признанье это Лишь материнский страх толкнул меня. О Цезарь, ужаснись! Когда не поздно. Меч опусти: ты можешь от руки Родного сына пасть, как может сына Твой меч сразить… О небо, сделай так, Чтоб вовремя отец меня услышал!.. «Сервилия»". Кто мог подумать? Я Сын Цезаря? Цезарь Конечно. Обними же Меня, мой мальчик. Брут О отец!.. О Рим!.. О кровь!.. О долг!.. Смотри, перед тобою Брут на колени падает. И он Не встанет прежде, чем обнять не сможет В твоем лице единого отца Себе и Риму. Цезарь Поднимись, мой мальчик. О, почему с таким упорством ты Все личное от сердца отметаешь Ожесточенного? Брут Себя отцом Ты любящим вообразил, быть может? Ты себялюбец. Все подчинено В тебе стремленью к царству. Быть тираном Отец не может. Прежде докажи, Что гражданин ты, если хочешь сына Во мне найти. Дай мне вторую жизнь; Ходить в рабах я не могу, тираном Быть не желаю. Либо" мой отец Свободный человек — и я свободен В свободном Риме, либо умереть Мне лучше. Жизнь за Рим отдать готов я И за тебя погибнуть, лишь бы ты Был римлянином, истинным для Брута Отцом… О, радость! Благородных слез Я вижу блестки на твоих ресницах? Пробита честолюбия броня, Теперь ты мой отец и голос сына Услышь: да будет Брут неотделим От Рима для тебя. Цезарь О, безысходность!.. Считаться только с сердцем я бы рад, Но не могу. Настолько Рим для рабства Созрел, что с меньшей пользой для него Другой в повиновенье рабском будет Его держать, когда не хочет Брут, Чтоб это делал Цезарь… Брут Что я слышу! О, рабская растленная душа! Нет, я тебе не сын. Когда бы прежде, Чем сердце подлое свое открыть И подлое мое происхожденье, Собственноручно ты убил меня, Ты поступил бы милосердней… Цезарь Сын мой!.. Брут Послушайся… Цезарь Неблагодарный сын… Чего ты хочешь, вырожденец?… Брут Жажду Спасти отчизну я иль вместе с ней Погибнуть. Цезарь Ну а я хочу другого: Одумайся или убей меня. Чудовищна твоя неблагодарность, Но я надеюсь, за нее краснеть, Когда мы завтра встретимся в сенате, Ты будешь. Ну, а если ты отца И дел его не прекратишь гнушаться, То завтра утром господина ты Найдешь во мне. Брут Надеюсь я, что прежде, Тиранства устыдившись своего, Ты станешь истинным отцом. Не может Во мне внезапно прорасти любовь Сыновняя, пока ты не докажешь Свою отцовскую любовь. Она, Как правило, сильней любого чувства И победить в тебе должна. Тогда Нежнейшего, послушнейшего сына Во мне найдешь ты… Как я буду горд, О Цезарь, как тогда я буду счастлив, Что я твой сын!.. Цезарь Каким бы ни был я, Ты сын мой и наперекор не смеешь Родителю идти… Брут Мне имя Брут, И мне отчизна мать. Не вынуждай же Меня считать, что настоящий мой Отец — тот самый Брут, который Риму Ценою крови собственных детей Жизнь гарантировал и дал свободу.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Цезарь.

Цезарь Возможно ль, чтоб единственный мой сын Отказывался мне повиноваться Теперь, когда весь мир покорен мне?

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кассий, Кимвр.

Кимвр Не сомневайся: видели недавно, Как он из храма вышел и к себе Направился в смятенье, чуть не плача. Подумать только, неужели Брут Уже не тот?… Кассий Он любит Рим, и славу, И справедливость. К нам, как обещал, Придет он скоро. Бруту доверяю Я больше, чем себе. Его словам И действиям порука — благородство Его души. Все помыслы его О благе Рима. Кимвр Легок на помине. Кассий Вот видишь?

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Брут, Кассий, Кимвр.

Брут Как? Остались только вы? Кассий А разве мало нас, когда ты с нами? Брут А Туллий?… Кимвр Ты не знаешь? Только что В числе других сенаторов поспешно Из Рима он уехал. Кассий Холод лет Сковал его бесстрашие былое. Брут Но не убил. Из римлян никому Я не позволю Туллия порочить. Да сохранит свободу он и жизнь Для блага Рима. Кассий О, какое счастье! Мы верим, что свободными придем К почетной старости или погибнем За Рим во цвете лет. Брут Блаженны вы!.. Вы, но не я, кому осталось только С собой покончить или в рабстве жить. Кассий Не понимаю. Кимвр Что из разговора С диктатором ты вынес? Брут Ничего Для Рима; безграничные страданья И ужас для себя; сюрприз для вас И основанье презирать по праву, Быть может… Кимвр Презирать? Кого? Брут Меня, Кимвр Тебя? Кассий Тебя, который совесть Рима И наша?… Брут Я… Кто мог бы допустить?… Я зятем достославного Катона Считал себя до нынешнего дня… И Цезаревым оказался сыном. Кимвр Что слышу я? Ужель?… Кассий Да будет так. Клянусь, что это не мешает Бруту Врагом тирана оставаться впредь. Брут Чтоб кровь от этого пятна очистить Ужасного, до капли должен я За Рим ее пролить. Кассий Ты должен сыном Быть самому себе. Кимвр Но доказать Чем Цезарь может?… Брут Неопровержимо Он это доказал. Он как отец Со мною говорил, желая сделать Меня своим сообщником теперь, А в будущем преемником презренным, И в деспотических его глазах Я видел человеческие слезы. Он, не краснея, сердца тайники Порочного раскрыл передо мною, Как перед сыном. Главный аргумент Он под конец оставил — роковое Письмо Сервилии (о, небеса!), Которое прочел я. В этом жутком Посланье, незадолго перед тем Отправленном, как звук трубы фарсальской Раздался, пишет Цезарю она, Что их любви обязан я рожденьем, И заклинает в ужасе его Родного сына пощадить. Кимвр О тайна Жестокая! Зачем возникла ты Из мрака?… Кассий Если он, как сына, любит Тебя, то силе благородных чувств И убежденности твоей могла ли Душа отца — отца не на словах - Противиться? Теперь ты убедился Воочию: нет в мире ничего, Что вырвало бы Цезаря из грязи. Брут Порою брезжит истина еще В его отравленном мозгу, но брезжит Едва-едва. Привыкший много лет Повелевать в сраженьях, высшей славой Он высшую считает власть, и вот Заполучить упорно жаждет царство, А нет — так умереть. Кимвр И пусть умрет Чудовище! Кассий Тиран неисправимый, Закоренелый он. Считай, о Брут, Что нет отца у одного из граждан… Кимвр И не дано тирану сыновей… Брут И сердцу Брута не найти покоя. Да, благородные друзья мои, Вам говорю я это — вам, несущим В сердцах высокий свет священных чувств; Вам, для которых наше предприятье Великое и стимул и закон; Вам, что заботясь лишь о том, чтоб дети Уверенно с родительских колен Смотрели в завтра, жаждете покончить С жестокой тиранией навсегда, Которая священнейшие узы Рвет беспощадно. Перед вами я Всю боль мою и ужас обнажаю, Что, сыну Цезаря и Рима, мне, Соперничая, разрывают сердце. Лицом к лицу с тираном я не стал Скрывать свою непримиримость. Слова, Слезинки слабости не проронил Я перед ним. Но лишь один остался - И тысячи в душе проснулись чувств. Я тороплюсь домой, где равновесье И наилучший я найду совет: Там Порцию увижу, дочь Катона, Достойную великого отца, Супругу Брута… Кассий И отца и мужа Она достойна. Кимвр О, когда б такой Сервилия была! Брут Хотя больная Уже который день она лежит, Смятение мое не ускользнуло От Порции. И вот что слышу я Недавно: "Чем-то важным озабочен Ты с неких пор. Расспрашивать тебя Я не дерзала, прежде чем жестоким, Зато надежным способом свое Не испытала мужество. Я больше Не женщина. Смотри". И тут она Откидывает край покрова, рану Широкую показывая мне, И продолжает: "Этою рукою, Кинжалом этим грудь отсечена Моя. Об этом ты впервые слышишь: Я стойко боль уже который день Переношу, хоть не встаю с постели, И эта рана говорит о том, Что я хранить достойна тайны Брута. Не так ли?" Кимвр Что за женщина! Кассий Какой Мужчина с ней сравнится? Брут На колени Я перед добрым гением моим Упал при виде этой страшной раны И, потрясенный, плачу и молчу. Придя в себя, я о душевных бурях Рассказываю без утайки ей. Не женщина со мною вместе плачет, А римлянин. Она во всем винит Судьбину и в последний раз, быть может, Обняв меня, напоминает мне, Что, мужу Порции и сыну Рима, Мне имя Брут. О, я не забывал Об этом никогда. И к вам пришел я Поклясться в том. Подробности хотел Я опустить, но, говоря с друзьями, Не удержался. Верьте, что меня Сама природа оторвать от Рима Не в состоянье… Но, к несчастью, боль, Отчаянная боль моя отнимет Меня потом у самого себя. Кимвр Мы римляне, но мы еще и люди, И чувства человеческие нам Понятны… Брут!.. Я тоже удержаться Не в силах, слушая тебя, от слез. Кассий Быть ни один бесчувственным не вправе Из нас; но гибнет угнетенный Рим - И личных чувств уже не существует, Или, во всяком случае, любой Прислушиваться может к ним, но только Не Брут. Брут Меня сильней считаешь ты, Чем есть, но делает твое доверье Меня действительно сильней. Смотри, Мои ресницы сухи. Вечереет. Великим днем грядущий станет день. Клянусь, друзья, что остается в силе Решенье наше. Полностью на вас Я полагаюсь. На меня надейтесь Во всем и ждите знака моего, Запомните. Кассий Воистину из римлян Ты первый. Но сюда идут… Кимвр И кто? Антоний! Брут Цезарем ко мне он послан Наверняка. Останьтесь.