Комедия положений

Криминская Зоя Карловна

Сережка как-то подошел, предложил сыграть в шахматы.

– Я не могу, сынок, - ответила я, - я очень ослабла. А в шахматы надо думать, а сил-то нет.

Сережка огорчился, но не из-за игры, а из-за моей слабости:

– Ну, ничего, мама, ты выздоровеешь, и мы заживем по-прежнему.

И еще я помню, что на закате солнца я испытывала странную необъяснимую тревогу, мне становилось страшно, но когда темнело совсем, это состояние проходило.

Через неделю я весила свои предоперационные 45 кг, и встала к плите, а еще через неделю меня ВКК выписала

на работу, слабую, как муху, несмотря на то, что Анатолий Иванович, мой врач, написал о моих обострениях и обещал, что мне дадут больше положенных после больницы двух недель. Но фиг вам. До сих пор помню эту бабу, председателя ВКК, которая сочла, что нечего мне валяться, пора и честь знать.

Я и не спорила, только удивилась. Выглядела я такой замученной, что женщина в очереди к урологу пропустила меня вперед, причем сама предложила, я и не просила, а врач выписывает на работу. Даже шофер в такси понял, что я не работник, а врач нет, не поняла.

Я взяла неиспользованные две недели отпуска и вышла на работу в октябре.

Сережка пошел в третий класс во вторую смену. В час дня, накормив сына, я отправляла его в школу. Погода стола ясная, было тепло, 15-17 градусов, но возвращался Сережа на закате солнца, когда становилось прохладно, и я надевала на него куртку днем, чтобы вечером на обратном пути наш чахлый мальчишка не простыл.

Сережка ушел в куртке. Пестрой куртке, доставшейся ему от Кати.

Вечером он вернулся без куртки. Я это не заметила, но на другой день днем мы куртку не нашли.

Пришлось надеть другую, серую, тоже бывшую Катину.

Я проводила его в этой серой куртке в школу и попросила посмотреть, где там его пестрая:

– Наверное, она у тебя в школе, раз я не могу её найти.

– Нет, мама, - не соглашался со мной сын, - я без куртки вчера ходил в школу.

Вечером всё повторилось, сын вернулся домой без верхней одежды.

– Сережа, ты оставил свои куртки в школе, принеси их.

– Нет, их нет.

– Знаешь, мама, - вмешалась дочка, - я вчера видела в их раздевалке висит куртка, ну очень похожая на нашу.

Я надела на сына пальто осеннее. Когда зимнее пальто стало ему узковато и рукава коротки, я вытащила ватин, отпорола зимний воротник, связала ему воротник и манжеты, и так получилась легкая осенняя куртка - пальто, которое Сережка почему-то невзлюбил и носить не хотел. Но тут оно одно осталось, и пришлось воспользоваться им.

Вечером я смотрю в окошко, мой сын идет в синей форменке, раздетый!

Несмотря на отсутствие сил и энергии, я накинула на себя пальто, выскочила прямо в домашних тапочках и поймала сына возле Шуваловского дома, он только что распрощался с товарищами и повернул к нашему подъезду.

Я вырвала у него портфель, развернула на 180 градусов и сказала звенящим от злости голосом:

– Иди сейчас же в школу, и надеть свое пальто, которое ты оставил. И заодно возьми две свои другие куртки. И не смей мне врать, что их там нет, они обе там, в школе! Без куртки домой не пущу.

Сережа не произнес не слова, только

посопротивлялся моему толчку и, заплетая ногу за ногу, поплелся обратно в школу.

Вернулся он в пальто.

– А где еще две куртки?
– накинулась я на него.

– Мама, ну я не могу взять их, я же одет и вдруг беру еще куртку. Уборщица подумает, что я чужую куртку беру.

– Но ты берешь свою! И если ты сумел забыть целых две куртки в школе, то как хочешь, так и принеси их обратно!

На другой день сын придумал план:

– Мама, давай я пойду днем в школу в одной форме, а на обратно пути надену куртку. И он принес свою одежду домой в течение двух дней.

Сережка разбил в школе стекло. Дело к холодам, а он разбил стекло. Родителей вызвали в школу к директору. Родители - это я, Алешка в командировке.

Я застегиваю пуговицы на своем красном пальто, крашу губы помадой, стоя перед зеркалом в комнате, а под зеркалом на диване сидит мой напакостивший сын и внимательно наблюдает за мной.

Я носила это пальто еще тогда, когда была беременна Сережкой, надоело оно мне за десять лет жутко, и впереди на груди, там, где мне не хватало бюста, а сейчас и подавно, шов слегка прижался.

Сергей недоволен моим воздушным видом, он считает, что я недостаточно весома, чтобы защитить его в школе:

– Ты бы мам подложила чего-нибудь, а то не солидно выглядишь.

– Сейчас, спешу и падаю, ты будешь стекла в школе бить, а я должна солидно выглядеть. И где мне хорошо выглядеть с таким сыном? Всё болеешь, на неделю всего и сходил в школу, и на тебе, стекло разбил.

Сережка недовольно сопит, молчит, потом говорит:

– Знаешь, мама, бывают такие женщины... ну, как откроют рот, как начнут кричать, и уже никто ничего сказать не может.

– Знаю...

Я удивлена точностью созданного сыном образа и вспоминаю свое детство, этих без повода орущих на меня уборщиц или продавцов в магазинах.

– А ты не можешь, ну ненадолго стать такой женщиной?

Я докрасила губы, закрыла помаду, поглядела на себя в зеркало.

– Зачем? Мне этого не надо, я твоего директора и так достану, не бойся. Собирайся, идем.

Сережа пошел на занятия, а я нашла директора в довольно просторном кабинете, прошла, представилась и села на предложенный стул. Он чего-то там дописал, потом объяснил, что мол, ваш сын разбил стекло, надо вставлять, плохо себя вел, баловался.

– Хорошо, вставлять, так вставлять, только мой сын сказал, что из вас следователя не выйдет, вам нельзя поручать расследовать сложные дела (что-то похожее Сергей произнес, объясняя мне, что не он виноват).

– ? Эта шмакодявка еще и рассуждает?

Директор прямо таки подскочил в кресле от обиды.

И мы пошли в класс разбираться.

В ходе расследования, вернее, дорасследования, выяснилось, что дети играли в коняшки, Сережка был всадником, другая пара с ними сражалась, чужой всадник толкнул Сергея, тот не удержался в седле и спиной выбил стекло.