Комедия положений
Шрифт:
А со мной всякие несчастья - болячки, то от стирки неразборчиво кровь на 1 пальце, не могла ничего делать. А три дня назад подметала и ударилась ребром об острый угол полки, что с книгами. Боль была такая, что пошла к хирургу в мор.поликлинику, Там Лена соседка, она провела без очереди. Сказали неразборчиво. Теперь хожу еле-еле, держась за бок, мажу йодом. Хотела сварить варенье из вишни, хоть с кг и вот не могу таскать, покупаю самое необходимое. Батуми не узнать, много магазинов сразу на ремонте, и приходится ползать на базар.
Чаю не стало, какой был, а какая-то труха за 2 рубля пачка
Привет всем, как Нина Степановна, соседка?
От Лехи было письмо, собирается 6-7 августа приехать. Хорошо, если б приехал, угол надо заклеить. Окна у меня белые, снаружи белили и так присохло. Раму на кухне сделали неверно, нельзя открыть, и нет фортки теперь. Это было при Соне еще. Пишите, Целую.
Ваша ма и ба. 14/VII 89.
В аптеках нет даже витаминов.
Конец июня. У Кати ещё сессия, а Сережка свободен. Застаю его дома, вместе с Колей Дашкевичем.
Сережка пишет в тетради, сидя за столом. Я подхожу, заглядываю через плечо сына, что он делает, и в нос мне ударяет сильный запах тины, озерной воды. Я наклоняюсь сильнее, так и есть, запах издают волосы сына.
– Ты купался?
– Нет, - не моргнув глазом и даже не покраснев, отвечает мне сын.
– Да что же ты врешь? Весь пропах тиной и врет, что не купался. Конечно, купался.
Я взглядываю на Колю, Коля краснеет и отводит глаза.
Я рассердилась, но при товарище бучу поднимать не стала, только сказала:
– Уж если не слушаешься, то хотя бы и не ври, имей мужество сознаться.
Среда, 12 июля. Сережа и Леша уехали в турне по Уралу. Катя собирается в Ташкент с Валерой в Воскресение. Я остаюсь одна. В этом году возились с огородом.
Серега ездил (на велосипеде) собирать клубнику и привез домой много ягоды.
Для выполнения продовольственной программы у нас на работе желающим выделяли участки земли по 1 сотке в деревне через железную дорогу от НИОПиКа. Частично эта деревня была выселена из-за близости к химическому предприятию, частично там был пустырь. Я землю не взяла, мы к тому времени уже вскопали небольшой участок земли возле остова полуразрушенного дома, где раньше явно был огород, и два года сажали там картошку. Но в 84 году нам было не до картошки, а когда мы пришли весной 85 года на свое старое место, оно было занято. Так мы и остались без участка, пока одна моя сослуживица, Женя Удачина, не сказала мне, что около ее участка пустует кусочек земли в полсотки, который можно занять.
Участка целины в полсотки нашему папе вполне хватило раскапывать, и мы собрали там вкусную рассыпчатую, но мелкую картошку, а спустя год Женя купила себе дачу и уступила мне свой кусочек земли, и мы в 87 году, помню, засадили полторы сотки картошкой и чувствовали себя крестьянами, но не долго. На картофель напал колорадский жук, и пришлось его собирать. Занятие оказалось совсем не для меня, я брезговала взять в руки жука, даже надев перчатки. А ночью, после сбора,
И года три мы собирали очень хороший урожай ягод, а потом после 90 года, на наших не загороженных полях стали пастись любители дармовщинки, и ягоду собирали, и кабачки срезали, в общем, разведали, где можно поживиться и мы забросили этот участок.
Летом Алешка собрался в Лысьву на две недели и сына с собой решил прихватить. Отчетливо помню, как мы с Сережкой спешим на электричку и спускаемся с горки возле типографии (тогда бывшая церковь и сейчас снова церковь, бывшая типография) и он говорит мне, что не хочет ехать в Лысьву.
– Ну да скажи отцу и не езди, раз не хочешь.
– Да, хорошо бы. Но ведь ты его знаешь, он обидится.
И я подумала:
– Совсем взрослые у нас дети. Не только мы о них думаем, но и они о нас.
В середине июля мужчины наши уехали, и мы остались с дочкой вдвоем.
Спустя неделю после их отъезда Валера вернулся из строй отряда.
На работе я сидела как на иголках - дочь встречалась с парнем третий год, квартира была пустой. И у меня было такое чувство, что они или сойдутся, или рассорятся.
Когда-то, на заре их взаимоотношений, я не считала их встречи чем-то серьезным, Кате было только семнадцать лет, и Валера мог быть только первым испытанием чувств. Да и ему было только двадцать. Но с течением времени я стала беспокоиться. Катя привыкла к нему, отношения затянулись, и я понимала, что если сейчас произойдет разрыв, то Катя будет переживать, и должно будет пройти немало времени, прежде чем она оправится от неудачи.
Зимой Анюта Павлова вышла замуж за красавца Борю Понамарева, одноклассника. Боря учился в Одессе, должен был улетать на занятия, Аня его провожала, и он опоздал на самолет.
Можно себе представить, в каких растрепанных чувствах была эта парочка, если парень опоздал на самолет! И тогда они пошли и подали заявление в загс, и сыграли свадьбу,
Вечером после свадьбы, когда я зашла в комнату, Катя лежала на раскладушке носом в подушку и горько плакала:
Я поняла о чем она плачет - о смелости подруги, выскочившей в девятнадцать лет замуж, и о своей загубленной незамужней молодости.
Присела на край постели, погладила рыдающая дочку по голове и спросила:
– О чем ты?
– Я тоже замуж хочу...
В ответ я не удержалась, засмеялась.
Дочь зарыдала сильнее, теперь от моего смеха, от обиды, что я не разделаю с ней ее горестей:
– Доченька, ну если бы тебе было двадцать восемь лет, то тогда я бы тоже с тобой поплакала, а так, восемнадцать лет, какие твои годы, успеешь ещё, наживешься.
И я погладила ее по волосам.
Дочка дернулась, скидывая мою руку.
Но плакать перестала. Успокоилась.
Это было в январе. А сейчас, в июле, вернувшись с работы, я застала парочку в дверях, они собрались в кино.