Комики мирового экрана
Шрифт:
Видимо, дело заключается в том, что братья Маркс принесли на экран совершенно новую форму комедийной условности, которая как нельзя лучше отвечала потребностям времени — неутолимой жажде зрителей к восприятию самых условных форм комического.
УТИНЫЙ СУП
Каждое искусство обладает своей особой степенью условности. Известно, например, что театральная условность убивает кинематограф или делает его таким же нелепым, как цирк в театре. В этом смысле братья Маркс совершили чудо. Они смешали в своем искусстве различные формы условности. В этом секрет их успеха. И одновременно сложность анализа их творчества.
Весьма характерно, что каждый из братьев тяготеет к определенному виду комедийности. Традиции цирка ярче всего воплощены в клоунаде Харпо, тогда как Гручо, заливающий зрителей
Подобно Чаплину, Китону и Ллойду, каждый из братьев в соответствии со своим темпераментом и характером создает постоянную комедийную маску.
ОБЕЗЬЯНЬИ ПРОДЕЛКИ
Самый агрессивный среди братьев — Гручо Маркс. Нервный, подвижной, стремительный, с черной щеткой неприятных усов и косым взглядом, вечно прикованным к кончику неизменной сигары, он ни на ком не задерживает внимания больше минуты, успевая, однако, осыпать партнера потоком дерзостей и оскорблений. «Осел, идиот, дубина, болван...» — вот его характерный разговорный набор. Гручо был автором большинства сценариев комедий братьев, его стихия — нонсенс, абсурдный юмор, парадоксальные ситуации, блестящие каламбуры. Так, например, в одном фильме, посчитав с профессиональным видом пульс лежащего Харпо, Гручо важно заявляет: «Одно из двух: или мои часы остановились, или он умер». В фильме «Кокосовые орехи» Гручо, заскочив на конюшню, торопливо швыряет больному рысаку горсть пилюль, советуя «принимать по одной через каждые полчаса». «Если станет хуже, звоните!» — кричит он, убегая. Сарказм и резкое остроумие Гручо, его потрясающее умение мгновенно реагировать на любую реплику собеседника стяжали ему прочную славу в Америке и далеко за ее пределами. « Вы врач?» — спрашивают его. Гручо без колебаний отвечает: «Да. А где лошадь?» Уже после того, как распалось блестящее трио комиков, Гручо Маркс еще долго оставался любимейшим актером телевидения — «гениальным церемониймейстером» всякого рода квизов и обозрений.
Харпо вспоминает, как в самом начале своей карьеры в небольшом городке штата Иллинойс, кажется в Шампани, он прочитал заметку, которая глубоко врезалась ему в память. Критик местной газеты писал, что «тот из братьев Маркс, который играет в спектакле ирландского эмигранта, просто великолепен в пантомиме. Но все его обаяние исчезает, как только он начинает говорить». Как это не было горько, Харпо признал, что журналист прав. И с этого дня он не произнес с экрана ни слова. Смешной, молчаливый человек в огненно-рыжем парике покорял публику виртуозным блеском исполнительской техники, музыкальной пластикой и ритмом. Играя, как и его братья, человека с расторможенными импульсами, он не оставлял без внимания ни одной смазливой девушки, а когда девушек рядом не было, выкидывал самые невероятные «номера». Он вечно куда-то прыгал, падал, проваливался, что-то ломал, выворачивал наизнанку телефоны, съев завтрак, глотал также ножи, вилки и тарелки и вообще совершал поступки, лишенные всякого смысла. Но самым его любимым номером была игра на музыкальных инструментах которые постепенно разрушаются. Здесь он достигал вершин музыкальной эксцентрики. Скрипку он буквально перепиливал смычком. От флейты оставлял один мундштук, продолжая, однако, вести мелодию... В фильме «День на скачках» Харпо так экспрессивно играет на рояле, что инструмент начинает буквально развеливаться на глазах. Отлетает крышка, затем ножки, разлетаются из-под пальцев клавиши, но Харпо невозмутимо, с удивительным блеском продолжает играть... на одних струнах, превратив их в подобие арфы. Даже хрустальная ваза, разбиваясь в его руках, издает мелодичные звуки. От диких шуток и нелепых выходок он умел мгновенно переходить к огромной музыкальной нежности. В такие минуты он царствовал над зрителем. Харпо — хороший клоун, и, когда он появлялся на экране с арфой или автомобильным клаксоном, наступало подлинное «безумие веселья».
ЛОШАДИНЫЕ ПЕРЬЯ
Сейчас мало кто знает, что в 1934 году Харпо с группой туристов побывал в Советском Союзе и даже с успехом выступил на сцене Московского мюзик-холла в небольшом скетче, специально подготовленном режиссером Арнольдом.
ДВНЬ
Третий из братьев, Чико, выступал в роли итальянского эмигранта. Толстый и неуклюжий, с невероятным итальянским акцентом, он производил впечатление недалекого и туповатого парня. Его стремление не отставать от братьев в их веселых проделках выглядело забавным, а виртуозная техника пианиста просто потрясала. Чико и Харпо были неразлучны на экране. Иногда они объединялись против Гручо, но чаще выступали все заодно. Эта блестящая троица долгое время оставалась гордостью фирмы «Парамаунт». В павильонах этой студии были созданы их первые фильмы: «Кокосовые орехи», «Расписные пряники», «Обезьяньи проделки», «Лошадиные перья», «Утиный суп».
Гуммо Маркс ушел со сцены задолго до того, как они начали сниматься в кино, а Зеппо после нескольких фильмов благоразумно покинул братьев, не в силах внести какой-нибудь новый, оригинальный акцент в братское трио.
Абсурдный юмор всегда очень выпукло обнаруживает условность комедийного приема. Братья Маркс никогда не скрывали условности своего юмора. Скорее, наоборот. Они всячески ее подчеркивали. В чем же притягательная сила их смеха. Юмор их грубоват, резок, но не лишен остроты. Самым пленительным в их творчестве всегда был здоровый, неистощимый дух веселой импровизации, заряд огромной эмоциональной энергии. Нарушая привычную логику поведения, событий, характеров, комики просто купались в струях комедийной условности. Вот типичный для комедий братьев Маркс пример алогичного юмора. Харпо стоит у стены, полицейский пытается его отогнать, но Харпо не хочет отходить. Тогда полицейский со злостью спрашивает: «Ты что, подпираешь стену?» Харпо утвердительно кивает головой. Разъяренный полицейский отталкивает его, и... к удивлению обоих, стена падает. В своем классическом фильме «Ночь в опере» они совершают самые невероятные поступки — прячутся в чемоданах, выпрыгивают в иллюминаторы парохода, разносят в щепки мебель... И все это с легкостью и вдохновением, достойными их памятного выступления в захолустном городишке штата Техас.
Братья Маркс были певцами комедийной условности. И может быть, в этом и следует искать одну из главных причин их успеха. Она заключена в эстетическом наслаждении, вызываемом игрой человеческой фантазии, в способности нашего сознания к восприятию самых причудливых, самых условных форм искусства. Следует отдать должное «комическому миру», созданному тремя клоунами-эксцентриками, «лунатическими безумцами » — братьями Маркс. Их фильмы вошли в историю кино, в историю мировой кинокомедии.
СЧАСТЬЕ В ЛЮБВИ
А. Волков
Фернандель
Черное и белое — 1930
Любовник его консьержки — 1934
Бальная записная книжка — 1937
Наследник Мондезира — 1939
Соломенная шляпка — 1940
Тайна Сен-Валя — 1944
Нужен убийца! — 1949
Казимир — 1950
Бонифаций-сомнамбула — 1950
Красная таверна - 1951
Запретный плод — 1952
Мадемуазель Нитуш — 1953
Враг общества № 1 — 1953
Али-Баба — 1954
Новый Дон-Жуан — 1955
Большая драка дона Камилло — 1955
Закон есть закон — 1957
Динамитный Джек — 1961
Дьявол и десять заповедей — 1962
Смех — ремесло Фернанделя. Он принадлежит к последним из могикан экрана, которые верой и правдой служат смешливой и жизнерадостной музе комедии, не изменяя ей никогда. Этот союз — наипрочнейший, насчитывающий уже тридцать шесть лет работы в кинематографе. Такой стаж сам по себе дает основание толковать фернанделевскую верность комедии не только как свойство артистического темперамента, но и как художественный принцип.
Он и раньше, до того как пришел в кино, был комиком. Все началось с того дня, когда служащий одного из марсельских банков Фернан-Жозеф-Дезире Контанден, ставший впоследствии известным всему миру артистом Фернанделем, присоединился к труппе бродячих артистов. Два года он разъезжал по югу Франции, играя в незатейливых водевилях, фарсах, оперетках.
За Фернанделем в труппе было закреплено амплуа первого комика.
В провинции он имел успех, и по возвращении из турне ему был обеспечен ангажемент на марсельской сцене. Но театру Фернандель решительно предпочел мюзик-холл. Там он распевал шуточные песенки, для которых сам сочинял слова и мелодию. Он и теперь время от времени выходит на эстраду с программой любимых песенок. Правда, с тех пор как Фернандель связал свою жизнь с экраном, антракты между съемками случаются не часто. Он снимается в Италии, в Испании, в Англии и США, а среди французских режиссеров легче назвать тех, с кем Фернандель не работал, чем перечислить имена постановщиков его картин. Этих картин более ста пятидесяти—цифра поистине астрономическая для одной актерской судьбы.