Комики мирового экрана
Шрифт:
После XX съезда КПСС для советского кино, и для сатирической комедии в частности, наступила эпоха нового расцвета. И первым, кто сделал серьезный рывок к высокой сатире, был Ильинский.
КАРНАВАЛЬНАЯ НОЧЬ
В фильме молодого начинающего режиссера Э. Рязанова «Карнавальная ночь» он сыграл роль бюрократа Огурцова. Это было продолжение традиции Бывалова. Но, чутко улавливая черты современности, Ильинский вовсе не повторил свой лучший образ, а развил, развернул содержавшиеся в нем тенденции. Бывалов ярче, злее, монолитнее, но Огурцов сложнее, тоньше. За долгие годы, прошедшие со времени «Волги-Волги», бюрократы многому научились.
Вот, облаченный в щеголеватый пиджак и широченные брюки, начальственно семенит Огурцов по молодежному клубу, дает указания, распекает, направляет, руководит. Обывательские суждения этого бюрократа от культурно-просветительной работы Ильинский произносит значительно, поигрывая голосом, наставительно хмурясь и самодовольно ухмыляясь, не умея скрыть упоения собственной мудростью. А откровенно мужской взгляд, брошенный на обнаженные ноги балерины, а бегающие глазки, когда стереотипная формула не сразу приходит на память,— все это тонко и насмешливо разоблачает пошляка, показывает отношение актера к образу. Когда же Огурцов предстает пред начальством — откуда берется прыть, как гибка становится талия, как поспешны и услужливы жесты. И, наконец, жалкая растерянность, трусливая злоба, отчаянное желание сохранить важность, когда карнавальное веселье молодежи закручивает, подхватывает и выбрасывает Огурцова из праздничного новогоднего зала.
Следом за Ильинским на штурм сатирических высот пошли другие артисты. Эраст Гарин вывел на чистую воду вполне реалистического чинушу Петухова и когорту сказочных королей с весьма современными интонациями. Ростислав Плятт осмеял нескольких отечественных и зарубежных проходимцев. Филиппов блеснул в удачных эпизодических ролях. Появилось сатирическое трио — Ю. Никулин, Г. Вицин и Е. Моргунов, клеймящие браконьеров, пьяниц, ворюг, невежд. А сам Ильинский?
ЗВАНЫЙ УЖИН
Он снова приумолк.
Правда, в «Гусарской балладе» он вдруг сыграл фельдмаршала Кутузова, и с каким юмором сыграл, доброго, умного, великодушного, лукавого старика. Правда, на сцене Малого театра он поднялся до трагических страстей во «Власти тьмы» Толстого и до сатирического гротеска в «Селе Степанчикове» по Достоевскому. Но ведь черты Фомы Описки на можно увидеть, Игорь Владимирович, и в окружающих вас современниках. Разве не хочется вам, могучему русскому сатирику, еще раз воспользоваться силой кинематографии, хлестнуть по мелким душонкам, по черствым сердцам, по утлым умишкам, по гнусным инстинктам всех, кто путается в ногах советских людей, идущих к коммунизму? Разве не хочется вам, артисту жизнерадостному и неугомонному, показать, что дух человеческий не знает ни старости, ни покоя?
Ваша позиция актера-гражданина, автора своих образов, творца, ответственного за судьбы советской кинематографии, не позволит вам отдохнуть даже на склоне лет, даже в зените славы.
ЗВАНЫЙ УЖИН
Огромное артистическое дарование популярнейшего мастера советской кинокомедии по-прежнему молодо и неисчерпаемо.
Будем ждать новых работ Игоря Ильинского.
Мы еще посмеемся!
Р. Юренев
Эраст Гарин
Поручик Киже — 1934
Женитьба — 1937
На границе — 1938
Музыкальная история — 1940
Свадьба — 1941
Золушка — 1947
Встреча на Эльбе — 1949
Ревизор — 1952
Неоконченная повесть — 1955
Нестерка — 1955
Девушка без адреса — 1957
Ведьма — 1958
Русский
Водяной — 1961
Аленка — 1961
Оптимистическая трагедия — 1963
Каин XVIII — 1963
Обыкновенное чудо — 1964
Художники долго и прочно помнят свое детство. Кто из них не посвятил ему хотя бы несколько строчек? Они охотно возвращаются к нему, они с грустью вспоминают далекие времена, когда взгляд был особенно острым и непосредственным...
ПОРУЧИК КИЖЕ
Порой удивляешься, как верно воспоминание выражает образ художника, как точно передает его творческую стихию. «А знаете, что больше всего мне запомнилось в детстве? — сказал однажды в беседе Эраст Павлович Гарин, — собственно, с той поры я себя и помню, а было мне тогда три года. Окна одной из комнат выходили на улицу, а напротив нас помещался часовой магазин. За большой стеклянной витриной стояли часы, много разных часов. Мерцали стрелки, качались маятники. Я ужасно любил стоять у окна и смотреть на эти часы. Это был как бы мой собственный, немного волшебный мир. И вдруг однажды — помню, как сейчас — хлынуло по нашей улице толпа, ударила по витрине камнями, палками. Прямо по моим любимым часам! Посыпалось стекло... Меня, конечно, сразу уволокли от окна. После уж я узнал, что это был погром».
Он рассказывал этот эпизод, окрашивая фразы своей знакомой неповторимой интонацией — слегка удивленно и чуть обиженно, с той степенью наивности и растерянности, по которой мы всегда узнаем Гарина. И которая совсем недавно прозвучала с экрана в знаменитой реплике из «Обыкновенного чуда»:
ЖЕНИТЬБА
— Здравствуйте, любезные! Я — король, дорогие мои.
Король в сказке Евгения Шварца — последняя работа Гарина. А дебютировал он на экране свыше тридцати лет назад ролью адъютанта Каблукова в экранизации повести Юрия Тынянова «Поручик Киже». Фильм вышел на экраны в 1934 году и был едва замечен публикой и критиками. А год этот стал памятен ярким успехом другой картины — «Юность Максима», поставленной Козинцевым и Траубергом, основателями «школы эксцентрического актера». В свое время они сняли «Шинель» и «СВД». Сценарии к обеим лентам были написаны автором «Поручика Киже» и «Кюхли»... События искусства перекликаются, отзываются эхом, иногда вторят друг другу, порой сливаются в довольно стройном хоре.
В самом начале авторы «Максима» предполагали , что главную роль у них сыграет Эраст Гарин. Козинцев и Трауберг писали сценарий, в котором герой представал перед нами тощим парнем с умным взглядом и острым носом, с упрямой копной волос. Художник Еней сделал несколько эскизных разработок к фильму: Гарин в профиль... в косоворотке, небрежно схваченной у пояса, в пиджаке поверх рубахи. Оператор Москвин сделал несколько кинопроб. С Гариным была отрепетирована и снята сцена похорон одного из друзей Максима. Конечно, это был бы другой фильм — с Гариным в роли Максима, — если бы он был. Авторы все же сочли за лучшее снимать ту картину, которая есть. Тогда выбор, павший на Чиркова, казался неожиданным. Сегодня возможность иного Максима (например, гаринского) представляется невероятной.
В первоначальном замысле Максим должен был обнаружить перед зрителями необычность, особенность человека, двигающего революцию. Г. Козинцев и Л. Трауберг вновь готовы были прибегнуть к своему излюбленному в те годы приему — приему остранения. И в этом они целиком полагались на своеобразное актерское дарование Э. Гарина. Но по мере исследования исторического материала, изучения опыта рабочего движения авторы ощутили потребность взглянуть на человеческий характер в движении и развитии. В этом они положились на дарование другого актера — Бориса Чиркова.