Комиссар Его Величества (сборник)
Шрифт:
Раздосадованный, я повернул станок на другую сторону, и мы с Бобом, стукнувшись лбами, одновременно бросились рассматривать его. Минуту-другую мы дружно трясли головами, оправляясь от удара. Потом осторожно, все еще видя перед собой мерцающие звездочки, я наклонился вперед и сказал:
— Здесь что-то есть.
— Не вижу, — ответил Боб.
— Это затерто.
Все было покрыто пылью, сквозь которую просвечивала полоска, сделанная из какого-то непонятного металла.
— Дай тряпку, — попросил я.
Когда я все начисто вытер, перед нами возникла полоска длиной в несколько дюймов, над которой
— Ставлю доллар. Здесь было имя изготовителя, — сказал Боб.
— Было, да сплыло, — разочарованно ответил я. — Наверное, кто-то основательно потрудился до нас.
— Ничего страшного. Есть много способов определить, что же это за имя. Начнем с простейшего.
Боб положил лист бумаги на поблескивающую поверхность и начал заштриховывать ее карандашом — так дети переводят на бумагу изображение, монетки. На листе проступили какие-то едва заметные каракули, и это было хоть что-то. Все остальное было старательно отшлифовано напильником.
— Еще более загадочно, чем эти чертовы письмена, — в ярости сказал я.
— Кажется, похоже на Дуббин, — сказал Боб.
— Нет, — ответил я, вглядываясь в листок. — В Дуббине две буквы "б". Это не то.
— Тогда, может быть, Дудин?
— Нет, — задумчиво сказал я. — Посмотри повнимательнее. Первая и третья буквы "Б" или "Р". Поэтому может быть Бубин. Рубин, Бурин... Чертовы игры! — воскликнул я. — Что за дьявольщина!
— Думаешь, какая-то фамилия?
— Ну! — сказал я.
— Давай-ка посмотрим телефонный справочник.
— Ты считаешь, что эта штука была изготовлена в Перте?
— Нет. Но в телефонной книге есть длиннющий список фамилий, которые хоть подскажут нам...
— Подожди!
— Что?
— На бумаге еще что-то проступило. Правда, очень слабо. Посмотри — в верхнем правом углу.
Карандаш наш снова заработал. Что-то «проявилось» в виде отдельных точек, оставшихся от другой маркировки. Напильник стер почти все буквы, но так как все же они скорее выпирали над поверхностью, чем были вдавлены, кое-что осталось.
На заштрихованной графитом бумаге читалось, хотя и не очень четко, другое слово: Белы.
Телефонный справочник подсказал нам две комбинации: Рурин и Рубин. Больше подходящих фамилий в нем не оказалось.
— Но ведь в этом справочнике указаны не все существующие фамилии, — сказал я.
— Здесь их двести тысяч!
— Однако нет ни Брежнева, ни Горбачева, — парировал я.
— Ты прав. С чего бы им тут быть?
— Ну довольно, давай-ка ближе к делу.
— Итак, мы предположительно имеем фамилию изготовителя этого станка: Рурин или Рубин, живущий где-то в Бельгии, — сказал я. — Верно?
Боб кивнул.
— Теперь достань справочник «Желтые страницы», — попросил я, — и найди мне телефон бельгийского консула.
— Разве здесь есть бельгийское консульство? — удивился Боб, перелистывая новый справочник. — Надо же! — Его палец уперся в строчку. — Есть и консул и даже торгпред. Террас, шестнадцать.
— Номер телефона?
Торгпред Бельгии перезвонит позже в «Макдональд и Слаутер», ответила секретарша. Я сказал, что в данный момент нахожусь в другом месте, и оставил номер телефона Боба.
— Хорошо, — ответила она. — А каким именем вы интересуетесь? Какой фирмой? — Девушка говорила с легким французским
— Рубин или Рурин, — сказал я. — Или тот, или другой. Кажется, они изготавливают оборудование.
— Я могу сказать вам, — ответила девушка и засмеялась. — Это Рубин, Очень старая компания и довольно известная в своей области.
— И что же это за область?
— Изготовление станков для шлифования и резания. Рубин всегда занимался изготовлением инструментов.
Я почувствовал, как у меня сжало желудок. Амстердам и Антверпен, подумал я, так много общего, включая изготовление инструментов.
— С каким видом материалов работают станки, изготовляемые Рубином?
— С драгоценными камнями, — ответила девушка.
Мало-помалу секреты начали раскрываться.
Мэри Эллен Эммет /Стринджер/ Грин, очевидно, была необычайно умной женщиной. Перед ней стояла цель: передать необходимую информацию так, чтобы любители совать нос в чужие дела не смогли ни о чем догадаться, и она должна была найти такой способ, чтобы оказаться понятой только ее внучатой племянницей. Почему она просто не послала Джейн письмо? Возможно, она это сделала, но в то время Джейн была уже далеко от родного дома. Довольно трудно отыскать женщину среди шестидесяти миллионов человек, проживающих в Британии, особенно нелегко, если ты стар, поездка до почты и обратно занимает целый день, а твой адвокат находится от тебя на таком же расстоянии, как Лондон от Вены или Мадрида. Мэри Эллен, по всей видимости, знала, что, когда завещание будет получено, за дело возьмутся юристы и Джейн найдется. Поэтому Мэри Эллен могла рассуждать так: Джейн отыщут и сообщат о наследстве, таким образом для нее будет приоткрыт вход в тайну, и его сможет обнаружить только одна Джейн.
Теперь мы знали о Грине, «рэнджмене», исчезнувшем в пустыне и объявившемся год спустя на Стринджер Стейшн. Грин, который был старателем, нашел что-то такое, для чего ему понадобилось привезти из Бельгии станок для резания и полировки. Значит, он нашел драгоценные камни? Это точно!
Но вот какие?
Мы снова вернулись к анаграмме: буквы, беспорядочно вышитые на двух полосках, буквы, из которых, возможно, складывается название камней, найденных на самой Стринджер Стейшн или где-то поблизости.
G AD и MA RS
Чушь какая-то. Я снова начал выстраивать эти буквы по кругу, в столбик, в строчку, овалом, и как только не писал. Меня не оставляла надежда, что случайно подобранная комбинация вызовет в мозгу какой-то импульс.
Ничего не получалось. Я снова уставился на буквы со все возрастающим отчаянием и уверенностью в том, что Мэри Эллен Эммет была слишком умна для меня.
Всего семь букв. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. И все. Надеюсь, несложно будет сделать в уме нужные вычисления. Я сделал. Получилось пять тысяч сорок всевозможных комбинаций из семи букв, чтобы только написать их, понадобится несколько часов. Жаль, что у меня не было соответствующим образом запрограммированного компьютера. Я тут же вспомнил Дона Фрисона, который работал на университетском компьютере — огромной машине, обладающей большими возможностями. Однажды он рассказывал, что они могут задавать машине двадцать видов различных программ.