Комиссар госбезопасности.
Шрифт:
Дивизия была интернациональной, в ней помимо русских с украинцами служили латыши, бессарабцы, греки и немало китайцев. До революции многие работали на шахтах Донбасса, оттуда был и Ван Фа. Он был на шесть лет старше Павла, отлично знал русский, а еще владел приемами рукопашного боя под названием «ушу». На этой почве подружились, и за месяц коллега обучил Судоплатова его основным приемам.
Между тем соединение передислоцировалось в Житомир, где главной задачей Особого отела стала помощь местному ЧК по проникновению в партизанское подполье украинских националистов, руководимых Петлюрой и Коновальцем. Их вооруженные отряды устраивали диверсии против органов Советской власти на местах, убивали активистов, терроризировали и грабили местное население.
Потажевичу с начальником губернской ЧК Савиным удалось установить диалог с самостийниками и начать ведение переговоров. А для этого в селе Левкове близ Житомира Судоплатову поручили организовать явочную квартиру.
Задание он выполнил, подобрав такую на краю села, близ леса, став ее содержателем*. Встречи петлюровских атаманов и руководителей ЧК проводились конспиративно, Павел был на подхвате. Он познакомился с несколькими «батьками» и их адъютантами, постигая тактику заговора в подполье.
Переговоры закончились компромиссом – главари приняли амнистию от советской власти. Но лишь после того, как кавалерийский отряд в две тысячи сабель, посланный Коновальцем в Житомир был окружен частями РККА, потерпел сокрушительное поражение и сдался. В этих боях погиб старший брат Павла – Николай, служивший в погранвойсках на Польской границе.
В октябре 1922-го Гражданская война закончилась, пятимиллионная Красная Армия стала сокращаться, и весной следующего года Павел подал рапорт о переводе в Мелитополь, чтобы служить ближе к семье и оказывать ей помощь.
Особый отдел армии просьбу удовлетворил, Судоплатов был назначен младшим оперуполномоченным окружного отдела ГПУ* в родной город. На прощание товарищи устроили ему теплые проводы, а начальник вручил на память хромовую куртку, – носи Паша, и пусть дрожат враги революции!
Мелитополь, в котором не был четыре года, практически не изменился. Окраины утопали в кипени цветущих садов, на солнце блестели маковки церквей, но заводы с фабриками не работали. Стоял воскресный день, на улицах было много народу, выйдя с железнодорожного вокзала, Павел отправился на базар, купить домашним гостинцев. Был он в фуражке со звездой, летнем обмундировании и куртке, на плече тощий вещмешок.
Базар, как все на юге, отличался многолюдностью, торговали в основном селяне из окрестных сел, спекулянты и цыгане. В воздухе стоял разноголосый шум, меж покупателей шныряли беспризорники. Потолкавшись среди палаток и лотков, Павел купил матери пуховый платок, сестрам яркие шали, а в съестном ряду три фунта шинки*, вязку бубликов и паляницу. Затягивая горловину мешка, обратил внимание на молодого хлюста* в вышиванке и со скользким взглядом – тот сразу же исчез.
На выходе с базара, рядом с которым находился участок милиции, купил у старушки горсть «насиння» и, лузгая на ходу, направился дальше. А чтобы сократить расстояние до дома, пошел заросшими молодой травой переулками. Когда свернул в очередной, из-за куста сирени нарисовались двое. Тот самый хлюст и второй, постарше, широкоплечий с рябой рожей.
– Тпру, военный, – оскалил зубы, – разблокайся* (потянул из-за пазухи обрез). Не успел. Жертва прыгнула вперед рубанув ладонью по шее, захрипев повалился набок. Второй сиганув через плетень, замелькал пятками меж деревьев.
Нагнувшись, Павел взял обрез, передернул затвор и пнул рябого сапогом в бок, – вставай, гад! Повел, толкая куцым стволом обратно. В участке сдал его милицейским, те составили протокол, спустя час подходил к родительскому дому. Точнее не к родительскому а съемному, его семья арендовала у местного богатея Хроленко.
Стоял он на окраине, в мешанине улиц спускавшихся к реке, окруженный небольшим садом, в огороде копалась женщина. На скрип калитки обернулась и, охнув, побежала навстречу.
– Ну, вот я и вернулся мама, – обнял ее сын. – Здравствуй.
Спустя час прибежали сестры, работавшие у немецкого колониста, Павел вручил всем гостинцы, семья собралась за столом. Домашние засыпала вопросами, кем воевал и в каких местах, а мать спросила о брате – пришлось рассказать. Женщины расплакались, а сын, нахмурившись, поиграл желваками на щеках, – будет. Давайте лучше помянем Николая.
На следующее утро, начистив сапоги, отправился в окружное ГПУ. Оно находилось в центре города в здании бывшей гимназии, у двери стоял часовой. Войдя внутрь, Павел предъявил дежурному направление, и он сопроводил в кабинет начальника на втором этаже. Тот оказался лет тридцати мужчиной, с орденом Красного Знамени на гимнастерке, чем-то похожий на Буденного.
– Прибыл для дальнейшего прохождения службы, – козырнув, прошел вперед и положил направление на стол.
– Садись – взял начальник документ и внимательно прочел. – Твое личное дело уже у нас,– подняв глаза, отложил в сторону. – Значит, успел повоевать и послужить в Особом отделе?
– Успел, – снял фуражку Судоплатов.
– А на вид выглядишь старше шестнадцати. Павел молча пожал плечами.
– Поскольку ты человек военный примешь в обслуживание греческие, болгарские и немецкие поселения в округе, – потянулся начальник к телефону и, покрутив рукоятку, снял трубку, – Маневич зайди.
Через пару минут дверь кабинета открылась, появился смуглый парень, чуть старше Павла, в галифе и с наганом на боку.
– Знакомься, это наш новый оперативник Судоплатов,– кивнул на него начальник. – Передашь ему литерные дела* по поселенцам и введешь в курс дела.
– Слушаюсь,– тряхнул тот смоляным чубом, – пошли со мной.
Так началась служба на новом месте.
Окружной отдел ГПУ включал в себя сорок человек, начальник по фамилии Решетняк был опытный чекист, коллектив молодой, но спаянный. Обстановка же в округе, входящем в состав Екатеринославской губернии была сложной. В Гражданскую войну здесь шли кровопролитные бои, а в Гуляй-поле была вотчина Нестора Махно*.
В лесах, степных буераках и плавнях до сих пор скрывались мелкие банды всевозможных петлюровских «батек» с атаманами, нападавших на советские учреждения, продотряды с хлебом, сельскохозяйственные коммуны и небольшие местечки.