Комиссар госбезопасности.
Шрифт:
С первого дня знакомства оба пришлись друг другу по душе, между ними установились доверительные отношения. Тем более, что Судоплатов знал «предмет» поскольку сам когда-то беспризорничал
– Ну, как дела Антон Семенович, что нового? – уселся на предложенный стул.
– Дела идут, контора пишет, – улыбнулся заведующий. – А из новостей, неделю назад привезли из ДОПРа* трех ребят. Два спокойные, а третий бузит, сидит у меня под арестом.
– Так у вас же карцера нет! – рассмеялся Судоплатов.
– В подсобке
– Интересно на него взглянуть.
Макаренко встав из- за стола прошел к двери, открыл и крикнул, – дежурный!
В коридоре простучали ботинки, возник лет семнадцати парень с нарукавной повязкой, – я здесь Антон Семенович!
– Приведи ко мне Гончарова.
– Есть (исчез), заведующий вернулся на место.
Через несколько минут дверь снова отворилась, порог переступил… Шкет.
При виде знакомого лица он открыл рот и, вынув из карманов руки, бросился навстречу, – Пашка!
Тот вскочил со стула, обнялись.
– Здорово, черт, – расчувствовался старый приятель. – Вот уж не думал тебя тут встретить.
– А я тебя, – держа за плечи, оглядывал его Судоплатов.
Шкет здорово подрос, был худым но крепким и с косой челкой. Одет был в мятый пиджак, широченные клеша и ботинки «джимми»*.
– Так. Ты чего бузишь? – спросил Павел.
– Не хочу одевать ихнее шматье (покосился на заведующего). Оно все одинаковое, как у малахольных.
– А чего еще не хочешь?
– Учиться и работать. От нее кони дохнут.
Все это время Макаренко молча наблюдал, поблескивая очками.
– Антон Семенович, – обернулся уполномоченный, – я возьму пока этого орла на беседу.
Тот не возражал, оба вышли в коридор и прошли в другой конец, где у Судоплатова было что-то вроде рабочего кабинета.
– Присаживайся, – кивнул на табуретку у стола, вслед за чем, сняв кожанку, повесил на крючок.
– О! Так ты теперь гепеушник? – уставился арестант на малиновые петлицы.
– Да, и обслуживаю коммуну, – уселся за стол напротив. – Ну а ты как здесь оказался? Как ребята?
– Меня определили сюда из ДОПРа, – вздохнул Шкет, – засыпался по мелкому. А насчет пацанов не знаю. Через месяц как ты ушел, лягавые* прошмонали катакомбы, нас повязали и распихали по детским домам. Я попал в Черкассы, оттуда подорвал* и уже второй год как в Харькове.
– Воруешь?
– Случается. Жить то на что-то надо (надул губы).
– Тебе сейчас сколько лет?
– Пятнадцать.
– Ну, так вот, через год стукнет шестнадцать, засыплешься и пойдешь ты брат по этапу. Оно тебе надо?
– Не,– пробурчал бывший приятель.
– Тогда мой тебе совет, – наклонился к нему Павел. – Кончай бузить и вперед, к новой жизни. В коммуне дают образование и профессию. А захочешь снова подорвать, черт с тобой. Но будет, как я сказал, плохо кончишь. Кстати, фамилия твоя, как теперь знаю Рубан. А имя?
– Юрка – потупил Шкет голову.
Они проговорили еще час, после чего расстались. Гончаров отправился отбывать арест, а Судоплатов снова зашел к заведующему.
– Ну и как профилактика? – поднял тот глаза от бумаг, которые просматривал.
– Все нормально, Антон Семенович, парень будет учиться и работать.
– А я в этом и не сомневался, – по-доброму прищурился заведующий.
Весь день уполномоченный провел в коммуне, где и пообедал, кормили там лучше, чем в столовой управления (имелся свой подхоз), а к вечеру вернулся в город, где предстояли встречи с агентурой.
Между тем дружба с Эммой продолжалась, чувства стали взаимными. Как и Павел, девушка материально помогала своей семье, оставшейся без отца, что и еще больше сблизило, у них были одинаковые взгляды на жизнь.
А еще Эмма отлично разбиралась в литературе с поэзией, музыке и драматургии, что требовалось по роду ее деятельности, имея множество знакомых в этих кругах.
Они побывали Оперетте, на творческом вечере Маяковского любившего навещать Харьков, а еще Павел впервые посетил театр. Там шла постановка «Ревизор» Гоголя, от которой он был в восторге.
Познакомила девушка Павла и со своими близкими знакомыми, в числе которых оказался первый секретарь ЦК ВКП(б) Украины Косиор с женой, у которых пара несколько раз побывала в гостях. Следующей весной они поженились, свадьба была большевистская без венчания в церкви и прошла в кругу родных Эммы и сослуживцев. Те подарили новобрачным граммофон, а еще трехтомник «Капитала» Маркса.
Несмотря на окончание гражданской войны и переходу к мирной жизни, обстановка на Украине оставалось сложной и, в первую очередь из-за националистического подполья, где первую скрипку играли анархисты, а именно – махновцы. Хотя это движение и было разгромлено, а идейный вождь бежал за границу, значительная часть гуляйполевцев* осталась на родине.
Здесь они создали нелегальную организацию «Набат», ставящей целью свержение советской власти, имевшую разветвленную сеть практически во всех губерниях. К подрывной деятельности переходили и анархисты, освобождавшиеся после заключения, в период Гражданской войны, а также отбывшие ссылку.
В этой связи ОГПУ республики выпустило совершенно секретный циркуляр «О махновцах». Там, говорилось, что «Махно возобновляет свои попытки идейного руководства над кулацкими элементами села», в связи с чем перед чекистами ставилась задача выявления бывших махновцев и осуществление контроля за ними, особенно в тех районах, где в период войны действовала революционная повстанческая армия Украины.
На этом направлении в той или иной мере был задействован весь оперативный состав без исключений.