Комиссар госбезопасности
Шрифт:
Когда лазутчика доставили в кабинет, старший лейтенант госбезопасности Грачев невольно ухмыльнулся, увидя тощенького, с лысеющей головой человечка средних лет, настороженного, с плаксивым выражением лица.
«Плюгавый карасик», — подумал Мирон Петрович, предложив арестованному присесть к столу. Обычный мужичок в простенькой крестьянской одежде; судя по тщедушному виду, способный разве лишь к писарской работе. Карась и в самом деле до прошлого года был счетоводом в селе Меденцы под Бориславом, а осенью насовсем уехал в город, и односельчане больше ничего не знали о нем.
Завербованный немецкой разведкой, Карась, выполняя задание, покинул родное село и вскоре был переправлен за кордон — в разведшколу абвера возле города Грубеж в Польше.
Показания Карася сводились к тому, что ему поручена разведка — подтверждение дислокации частей и соединений 6-й армии, которые якобы заранее были помечены на полевой карте; связей он не имел, должен был вернуться в разведцентр. Получалось вроде бы простенькое задание. И вполне убедительное, если бы не карта с пометками, отобранная у Карася при аресте, плюс миниатюрное устройство в кожаном футляре для подслушивания телефонных разговоров, а также то обстоятельство, что агент должен был вернуться через границу в центр и лично доложить результаты разведки. Тут-то и была подвязка — выходило, задание Карасю поручено важное, гораздо серьезнее того, в котором признался шпион.
Грачев долго изучал отобранную у него карту, сравнивал записи и пометки на ней с запротоколированными показаниями Карася — почерк совпадал. Значит, в обозначениях на карте надо было искать главный смысл разведывательного задания. Расположение штаба армии, мехкорпуса и двух дивизий соответствовало фактической дислокации; судя по аккуратности знаков, действительно могло быть сделанным заранее, в разведцентре. Но что обозначали связующие стрелки, пунктирные прочерки, галочки рядками? Они нанесены простым карандашом, торопливо, неопытной рукой, легковесно: должно быть, подкладывал под карту ладонь. На каждом из этих условных обозначений в строго определенном месте значился крестик с непонятным указанием числа километров.
Грачеву вспомнился изъятый у Карася подслушивающий аппарат, мелькнула неожиданная мысль: «На карте обозначены линии телефонной и спецсвязи. А что же обозначают галочки? Если крестики — места, где велось подслушивание, тогда что обозначают помеченные под ними «2 км», «км 4,5»? Нет, с ними что-то связано», — размышлял Грачев, ища разгадку в показаниях агента. Но, кроме упоминания о подслушивании «для отчета», как выразился Карась, от него ничего не добились.
Грачев хотел посоветоваться с Пригодой, но тот отправился в политотдел армии и пока не вернулся, потому Мирон Петрович пригласил оперуполномоченного Лойко.
Выслушав бывалого чекиста, Лойко заявил скорее в оправдание:
— С Карасем еще не закончили. Не сразу раскололся, юлил поначалу, правда, примитивно и не так уж упорно. Выявлять штабы, подслушивать разговоры — и того много для этого недоумка.
— Жаль, — покачал головой Грачев, но не стал упрекать Лойко в недальновидности, решив высказать замечание самому Пригоде, да и то после личного допроса арестованного.
Смотря сейчас на сидящего по другую сторону стола Карася, на его рыбьи, немигающие глаза, Грачев сразу начал:
— Когда вас забросили на советскую территорию?
— Меня проводили к утру семнадцатого.
— Какого семнадцатого, месяц?
— Да марта, в воскресенье шестнадцатого растеплилось, слякотно… Значит, в понедельник утром.
— И сколько же вы прошли километров почти за месяц?
— Да трохи совсем, говорю, болел, нутро дерет, видишь, ослаб вовсе. Меня и посылать не хотели, видят, совсем хворый; сам вызвался, все одно бы убег. Чего мне с ними, на испуг взяли…
Грачев придвинул Карасю знакомую ему карту.
— Судя по ней, немалые «трохи», можно подсчитать километры. Шустрый вы человек, легкий на ногу. Когда должны были вернуться обратно?
— В нонешнее воскресенье.
— Второй срок возвращения когда назначен?
— На ночь на среду или на следующее воскресенье. Я все одно не вернулся бы туда… А то, что меня ваши застали за этим делом, подслушивал для блезиру, удумал — на всякий случай, вдруг они следят за мной…
— Вы побывали далече, вот аж где, — указал Грачев на карте, — облазили немало, а взяли вас на обратном пути.
— Не, туда я не ходил…
— Кто вам преподавал в разведшколе средства связи? — пристально взглянул на арестованного Грачев.
— Дербаш его кличка, — ответил Карась, и в его настороженном лице промелькнула искорка любопытства. Добавил: — Кто его знает по настоящей-то фамилии. Я и сам там прозывался Слипкой, сюда послали по документам Стецко.
Грачев остался доволен ответом. Дербаш — разведчик, известный чекистам, уже выявлен профиль его специализации: поиск линий связи штабов и диверсии на них.
«Именно диверсии, нарушение связи», — понял Грачев, мрачнея от обилия крестиков на карте, представляя себе, что было бы, выполни враг разом свой план в нужный момент. Наверное, такие караси посланы и в другие армии. И Мирон Петрович решил принять срочные меры по розыску вражеских лазутчиков и усилению охраны проводной связи.
— Нам известно, чему учат в разведшколе под Грубежем и на что вас нацелил Дербаш, — сверлил он взглядом Карася. — Да и карта все говорит. Это ваше карандашное художество — квалифицированное выполнение серьезного разведывательного задания. Не пытайтесь заморочить нам голову!
— Боже упаси, чего я, вы больше моего знаете…
— Не забывайте, вам перед судом отвечать. С чем предстанете? Как уличенный преступник или чистосердечно признавшийся во всем, оказавший помощь нашим органам? Понимаете, надеюсь, разницу?
Карась тяжело вздохнул.
— Жену и сына убьют, — ответил он со вздохом каким-то новым тоном. Было видно, агент о многом успел подумать и прочувствовать разницу, о которой ему напомнил чекист.
— Виделись с ними?
— Заходил… Наперекосяк вот тут пошло, — потер Карась грудь. — Не вру, была думка за кордон не вертеться. Только ведь родных убьют…