Комиссар госбезопасности
Шрифт:
— Все понятно. Едем! — поднялся Стышко. — У меня только просьба. Надо послать охрану к Савельевой. Кострица может явиться к ней, чтобы поговорить и убрать.
— Это верно, — поддержал Ярунчиков. — Кострица наверняка решит, что мы и не подумаем оберегать Савельеву.
Плетнев не согласился:
— Оберегать — да. Но засаду у нее он очень даже побоится. Кострица же не знает, взяли мы Савельеву или нет.
— Нечего гадать, пошлем, — пообещал Ярунчиков Василию Макаровичу и предложил ему позвонить Савельевой, предупредить ее.
Вслед за Стышко и Ништой ушел Плетнев, чтобы продолжить допрос Кагарлицкого. Ярунчикову же оставалось последнее и не менее обязательное — доложить о результатах Михееву и сообщить, что ордер на арест Рублевского имеется.
…Говоря по телефону с Ярунчиковым, Михеев удовлетворенно восклицал и называл особистов «молодцами» за поимку важной львовской птицы, пока по узнал об охраннике Кагарлицкого, которого упустили.
— Досадная осечка вышла у сапера, — сдержанно высказал недовольство Михеев, как будто сожалея, что промашка получилась именно у Стышко. В то же время начальник управления вполне понимал возможность чекистской недоглядки в сложившейся уличной ситуации: прошел рядом с врагом человек, только и всего, не возьмешь же под подозрение всех спешащих. Однако Стышко должен был предусмотреть подобный вариант, предупредить строго-настрого Осина, чтобы тот глядел в оба и в случае чего подал условный знак, как это обговорил с Савельевой — обронила сумочку. А теперь исчезнувший агент Кострица знал о провале, об аресте шефа и, вполне понятно, предпринимал все возможное, чтобы обезопасить не только себя, но и оставшихся на воле. И поэтому все мысли Михеева сейчас были заняты этим. Согласившись с принятыми мерами по розыску Кострицы, Анатолий Николаевич с упреком подсказал: — Почему не взяли под контроль киевские телеграфные пункты связи? Он пошлет «молнию», и она опередит все ваши телефонные оперативные меры. Сейчас же дай указания и свяжись по этому вопросу с львовскими оперработниками. Потом сразу позвонишь мне.
Сильно рассердился Михеев, резко отбросил от виска прядь волос, про себя ворча: «Все Стышко да Плетнев, а ты где был, где твой контроль и руководство?» Он позвонил Будникову, попросил его зайти к нему. И быстро набросал столбцом на листке бумаги:
«Рублевский — брать!
Осин — арестован.
Хопек — ночью возьмут.
Кагарлицкий — арестован.
Кострица — розыск.
Рымарь — ?!
Савельева — свидетель».
Пришел Виктор Иванович, внимательно посмотрел на приунывшего начальника управления, садиться не стал. Михеев сухо посвятил его в суть последних событий по группе «Выдвиженцы» и заключил:
— Рублевского немедленно надо брать. Займись этим. Ордер на арест у Ярунчикова.
— Мне, кстати, только что доложили, что старший лейтенант поужинал и пошел в номер наркоматовской гостиницы, — сообщил Будников. — Сейчас пошлю сотрудников на его арест. Что касается сбежавшего охранника, не переживайте вы так. Говорят, нет худа без добра. Побеспокойнее зашевелятся львовские товарищи — им же известна личность Кострицы. Никуда он не денется, обнаружится. Наверняка вскроются новые связи…
— Зря успокаиваешь, — без настроения произнес Михеев.
— Думаю, Кострица немного переждет в Киеве, конспирацию он, как выяснилось, знает, — продолжал Будников, размышляя. — Ведь ясно, что это он проследил за Савельевой, когда она ездила к радисту в Бровцы. Знает, что Хопек до последнего дня находился на свободе. Как же он уедет, не разведав?.. Пусть с нарочным вышлют из Львова в особый отдел фотографию Кострицы. Надо подключить милицию на розыск.
— Посоветую, — согласился Михеев задумчиво. — Как еще он, этот Кострица, не засек встреч Стышко с Осиным и Савельевой? Вот клюква была бы.
— Во Львове, значит, находился…
Снова позвонил Ярунчиков.
— Возьми под жесткий контроль арест. Мало ли что Рублевский может выкинуть, — предупредил Михеев Будникова, одновременно слушая то, что говорил по телефону Никита Алексеевич. Попрекнул его: — Нельзя целиком полагаться на опытность оперработника. Ты бы прежде обсудил с ним все, прикинул… Как ведет себя на допросе Кагарлицкий?.. Отрицает даже знакомство с Осиным? Прохожий, говорит? С очной ставкой подождите до завтра. Хопека тепленького допросите. Сейчас возьмем Рублевского… О Рымаре я переговорю с начальником львовского управления. Посоветуемся, для нас нужен арест содержателя явочной квартиры. Через него ведь Рублевский вызвал Кагарлицкого, а этот прихватил с собой Кострицу. Начнут выкладываться, выдадут оставшиеся связи… Буду говорить с Львовом, попрошу, чтобы вам прислали фотокарточку Кострицы. Размножьте и подключите милицию. Он может проторчать в Киеве, сунуться в Бровцы. Радиста обложите как следует, пусть Плетнев возглавит это дело… Уже послан? Очень хорошо. Если Хопек нацелится километров на десять от Бровцов, как тот раз в Сенчу, берите на ходу, а то еще уйдет. Завтра решим, когда их сопроводить в Москву. Жду доклада. После ареста радиста.
Глава 11
Следственное дело на группу агентов абвера, условно названных «Выдвиженцами», заканчивали в управлении контрразведки. Здесь, в камере под стражей уже находились Рублевский и доставленные из Киева Осин, Хопек и Кагарлицкий (Клим Климович). На свободе оставалась лишь Римма Савельева, но ее пригласили в Москву, посоветовав заодно привезти мать в больницу и побыть с ней первое время, а там уж как она сама пожелает распорядиться своим временем.
При всем этом Анатолий Николаевич Михеев испытывал болезненное огорчение от бесследного исчезновения охранника Кагарлицкого, названного Кострицей. Впрочем, пропавшего не совсем бесследно. Чекисты УНКГБ но Львовской области перехватили телеграмму, адресованную содержателю явочной квартиры Михайло Рымарю, посланную из Житомира. В ней сообщалось: «Отец умер, выезжай похороны. Федор». Телеграмма была явно от Кострицы. Получив ее, Рымарь сразу же покинул дом и уехал на глухой хутор подо Львов к дальнему родственнику. Встреч у него ни с кем не было. Чекисты поняли: Рымарь скрылся от всех, затаился, спасает свою шкуру. Через два дня его арестовали и, допросив, отправили в Москву.
Следствие по делу «Выдвиженцев» велось под непосредственным руководством Михеева, и уже одно это обстоятельство придавало расследованию напряженную и четко налаженную организацию. Доклады поступали один за другим.
Вот и сейчас, после допроса Рублевского, Виктор Иванович Будников информировал Михеева:
— Рублевский служил в штабе шестой армии с августа прошлого года. Точно установлено, что в ту пору он не был связан с абвером. Его завербовали в январе, а точнее — новогодним утром. Подлинная фамилия старшего лейтенанта — Врублевский. Его отец действительно был петлюровцем, злобным врагом Советской власти. Врублевский-старший зверствовал с бандой на Тернопольщине. Его считали зарубленным в последнем, разгромном бою. А он уцелел и теперь состоит на службе у гитлеровской разведки. Врублевский-младший утверждает, что ничего не знал об отце до Нового года. Получил от него с неизвестным человеком письменное поздравление, фотографию отца и подарок — часы. Все это он сохранил и показал при обыске. Поздравительное письмо датировано декабрем прошлого года. В нем есть такие строки, — Будников достал из папки выписку и зачитал: — «Долгие годы я искал тебя, сынок, но мои возможности отсюда были слишком ограничены. Я благодарен моим друзьям, они многим рисковали, пока сыскали тебя. И ты отплати им добром за это, помоги также, если что потребуется. Ты ведь, наверное, как и я, хочешь повидаться. Нам помогут приблизить этот счастливый миг. Надеюсь и уповаю на бога о скором свидании с тобой. Мама не дождалась, умерла, ты поддержи мою веру и надежду».
— И он что же, сразу согласился сотрудничать с ними? — спросил Михеев.
— Ему сказали прямо, что, если он не согласится, отцу будет плохо, да и ему не лучше. В общем, после короткой обработки Рублевский поддался, как он выразился, «под страхом мести и разоблачения его происхождения и причины изменения фамилии». Кстати, исказил он ее по совету покойной тетки, когда получал паспорт. В метриках стерли первую букву. Лишь тогда якобы тетка рассказала ему о прошлом отца-петлюровца, посоветовала скрыть и забыть его. Да он почти и не помнил родителей. Только перед смертью тетка открыла племяннику то, что отец его жив, но где он за границей, не знала. И вот обнаружился отец в новогодний день. Для начала Рублевский позволил сфотографировать свое удостоверение личности, дал расписку в том, что никому не расскажет о состоявшейся встрече и разговоре, написал короткий ответ отцу, в котором подтверждал, что посильно поможет его друзьям. Рублевский указал даты еще пяти встреч с тем же человеком, который при повторном свидании назвал себя Климом Климовичем. Каждую встречу тот использовал для учебы, натаскивая старшего лейтенанта в качестве своего агента. Точно установить все, что передал Рублевский этому Климу Климовичу, теперь трудно. Сам он утверждает, что собственноручно написал короткие характеристики на работников штаба армии, а из оперативных документов успел передать лишь сведения о передислокации частей. Считаю, показания Рублевского соответствуют истине. На первой радиопередаче мы и засекли их.