Комиссар госбезопасности
Шрифт:
Михеева это не удовлетворило.
— «Положительно», «усилилось»… Ты конкретнее.
— Начальник политотдела с каждым сотрудником беседовал. Когда узнал, что я в недавнем прошлом политработник и училище имени Фридриха Энгельса закончил, аж подбородок как-то многозначительно поднял. Мне показалось, одобрительно: дескать, чего же я с тобой время трачу. А он говорит: «Как же это, товарищ старший батальонный комиссар, у вас некоторые из года в год одно и то же самостоятельно изучают по марксистско-ленинской подготовке?» И показывает мне прошлогодние и нынешние индивидуальные планы… Замечание сделал даже по чекистской учебе.
— Везде бы так! — воскликнул Михеев. — И спокойно мне было бы за особый отдел в армии.
— Нужда у нас появилась, — воспользовался моментом Пригода, уходя от разговора об учебе в отделе, до которой у него не дошли руки. — Формируется несколько соединений, которые войдут в состав шестой армии. Но укомплектовать их особистами мы не можем.
Михеев шутливо поинтересовался:
— Можно мне по секрету сказать, что это за формирования?
Пригоде понравился такой переход, смягчающий строгую официальность.
— В Золочеве формируется механизированный и подо Львовом танковый корпуса, — доложил он.
— Пиши заявку на руководящий состав, — предложил он Пригоде. — Оперуполномоченных и старших даст округ, я распоряжусь. На месте надо подбирать рядовые кадры, готовить и растить. Не ждите, когда вам приведут помощника оперуполномоченного за руку. Напоминаю, учитывая оперативное значение вашей армии, впредь по наиболее важным вопросам без промедления информируйте меня.
— Есть, информировать!
— В целом деятельность твою одобряю. Правильно ты сделал, что отпросился в армию. Все больше убеждаюсь в этом.
— Приятно слышать, — подобрело лицо Пригоды.
— Вот и потолковали обо всем… А ты говоришь, выходной сегодня. Впрочем, почему бы и нет? Давайте кончать. За город махну, в лес… Мои насели, сыну пообещал, — приложил он руку к груди, — слово держать надо.
Давно был Михеев в Подмосковье, еще в бытность слушателем академии. Тогда они с женой сели в электричку на Рижском вокзале и уехали куда-то за Красногорск, до первого настоящего, как им показалось, леса. Но то была всего лишь широкая роща, лес синел вдалеке, и они пошли к нему через картофельное поле, наткнулись на речку, долго не могли перебраться на противоположный берег, пока не отыскался брод. Когда же подошли к лесу, солнце садилось, и пришлось повернуть обратно.
Сейчас было иначе…
Сидя с сыном на заднем сиденье «эмки», Михеев живо всматривался в нежно зеленеющий, омытый майским дождем лес, близко подступавший к Дмитровскому шоссе; лес вызвал у Анатолия Николаевича нежную грусть, как будто за толстоствольными деревьями ему виделось далекое детство, на побывку к которому наконец-то он выбрался из шумного города.
Связь с прошлым оборвала неоглядная березовая роща — такого на Севере не встретишь. Освещенные солнцем, редко стоявшие высокие березы, казалось, цедили сквозь себя яркие лучи, маня ослепительной, влекущей к себе белизной.
Александра Александровна попросила остановить машину и, позвав сына, направилась в березняк. Следом прошел за ними Анатолий Николаевич, чувствуя, как пьянит свежий лесной воздух, и радостно прислушиваясь к тонкому птичьему разноголосью. Михеев прислонился спиной к березе, с минуту смотрел на ясный голубой просвет неба меж листвы; было непривычно тихо и уютно, покойно, легко. Ему невольно вспомнилась бабушка Алена, ненавязчиво, далеким своим образом, как будто не хотела тревожить его память. Отвлек голос жены. Она стояла в белом платье на фоне берез, стройная, миловидная, с типично русским, простым лицом, обрамленным кудряшками русых волос, наподобие березовых сережек. Анатолию Николаевичу подумалось о том, как сродни человек своей природе.
— Ты чего?.. — подошла Александра Александровна, вопросительно подняв брови.
— Да ничего, остановился вот… Меня в лесу всегда тянет что-нибудь поделать.
— Пилу с топором надо было взять, — с серьезным видом пошутила она и увлекла его к лужайке.
— Родниковой бы водички сейчас из берестяного желоба, — помечталось Анатолию Николаевичу, и он даже оглядел дугообразную рытвину, похожую на оплывший окоп.
— Ты вроде как с родными повидался! — догадливо заметила жена.
Он взглянул на нее, согласно улыбнулся. И рассказал о том, что сейчас вспомнил:
— Сидим как-то с бабушкой Аленой у родника, жуем. Я попить нагнулся и не заметил, как сдвинул желобок. Вода вкривь метнулась, под берестинку пошла. А бабушка начинает мне сказывать: «Шел человечек по лесу, увидел мокринку на бугорушке — водичка книзу сходит. А как ее попить, залежки нет, сыру землю лизать не станешь. Поднял человечек суху ветку и давай на самой мокрине лунку копать. Уладил ее ладошкой, сидит, ждет. Водица-то и набралась, мутнота осела. Попил он и пошел своей дорогой. А через сколько-то времени идет другой человечек, постарательней того, который лунку выкопал. Этот тоже за работу принялся — мала показалась ему ямка с водой. И сделал он ее поширше, лагунком. Отведал воды, почмокал в усладу, утер нос — и дальше отправился. А потом набрел на родник старичок радельный, бородку помял, подумал-прикинул и давай побочины ладить для желоба, а промеж них поддон берестяной настелил. И побежала по нему, веселясь, чиста-студена водица. Старичок снял с ремня баклажку, наполнил ее, испил чуток, усы расправил и спасибо сказал. Ушел он, а следом малец, вроде тебя, явился, ширь носом к воде и свернул родничку хоботочек. Несоблюдно вышло».
— Мудрая старушка, видно, была, — понравилось Александре Александровне.
Подбежал сынишка, одетый по-военному: в гимнастерку, бриджи и детские хромовые сапожки. Затянутый ремнями портупеи через оба плеча, Дима выглядел настоящим служивым парнишкой времен гражданской войны. Это мать постаралась, умело пошила сыну военную форму, перед которой тот благоговел.
— Поехали, — предложил Дима, уперев руки в ремни портупеи.
— Да, поедем, — направился Михеев к машине и добавил: — А лучше бы тут остаться.
— Неловко, Толя, обещали Турковым, ждут же, — напомнила Александра Александровна. Она понимала, почему он не хочет ехать: не любил праздных компаний.
Лично к Герасиму Федоровичу Туркову Михеева влекло. Он уважал в генерале образованность, интеллигентность, его боевое прошлое — тот участвовал в гражданской войне, а за героизм в боях с белофиннами заслужил орден Красного Знамени. Познакомились они еще в Киеве, жили соседями по квартире. Анатолий Николаевич сам не однажды наведывался в гости к заместителю командира танкового корпуса. В прошлом году Турков приехал учиться в Академию Генерального штаба, снял для семьи дачу под Москвой, на станции Марк, и вот уже вторично приглашает Михеевых к себе в гости.