Комиссар
Шрифт:
«Главное — разбить народников, с трерийским сбродом разберемся после», — непомнил себе Салтыков.
— Хорошо, мы вам поможем, — решил он. — Но хотелось бы подробнее узнать, что именно вы намереваетесь предпринять, по каким тропам будем вести наступление, есть ли возможность отступить в случае срыва задумки.
— Прекрасно, — искренне обрадовался Омар. — Мы готовы посвятить вас во все детали.
— Не меня, я дам вам толкового офицера.
— Вы не собираетесь отправиться вместе с вашими людьми.
— Собираюсь, но не как командующий, а как гвардеец. Выступаем мы засветло?
—
— В таком случае, у меня осталось совсем немного времени на подготовку. Простите, Омар, я должен идти, офицера пришлю немедленно прямо к генералу.
— Как вам будет угодно, господин Салтыков.
Сергей знал, что Кирилл был направлен в Гарск и втайне надеялся встретить его во время завтрашней битвы, чтобы перерезать глотку подлецу за предательство. Уверенный, что комиссара направят подавлять силы противника, атакующие во фланг, Салтыков хотел как следует подготовиться к драке со своим бывшим товарищем.
…
Растянувшись длинной лентой, отряд из трерийцев и народоборцев пробиралось в горах под покровом ночи. Салтыков, шедший рядом с проводником, тревожно вглядывался в темноту. Уж очень неудобное положение занимали они на этой горной тропинке. Если народники устроят засаду и ударят из пулеметов, непременно отбросят и рассеют отряд. С неудовлетворением Салтыков посматривал на трерийских юнцов, которых выделили ему в помощь. Неужели для столь важного обходного маневра не могли найти опытных солдат? Или трерийцы были настолько уверены в победе своих средневековых войск?
Какой-то шум впереди. Салтыков жестом приказал остановиться, в одиночку пошел на разведку. Пройдя по тропинке около сотни метров, выбрался на вершину холма. Вроде бы никого. Но он отчетливо слышал что-то. Обернулся — то поднимался отряд.
— Простите, господин Салтыков, но некогда стоять, времени осталось совсем мало, — заявил трериец, приказавший двигаться.
Гвардеец с трудом сдержал негодование и не прикрикнул на наглеца. Отряд растекся по вершине, вслед за проводником двинулся к очередному перевалу. И в этот самый момент застрекотали пулеметы.
Оберег спас Салтыкова, гвардеец успел укрыться во впадине, а вот трерийских офицер, не прислушавшийся к нему, упал замертво вместе с остальными юнцами, возглавлявшими отряд. Остальные попадали на землю, пытаясь укрыться от пуль, но тщетно — холм хорошо просматривался со всех сторон, три пулемета были расположены грамотно, на возвышавшихся над холмом вершинах, добраться до которых можно было только через перешеек. Салтыков оглянулся на свой отряд понял, что с каждой секундой он редеет, те, кто сумел укрыться понадежнее, готовы в поддаться панике и бежать. Срочно нужно что-то предпринять.
Салтыков закрыл глаза, прошептал слова. Морок — точная копия Салтыкова — отчаянно понесся вперед, через перешеек, пулеметчики заметили его, стали пытаться убить, но не могли. Один из пулеметов прекратил пальбу — то ли перегрелся, то ли кончились патроны. Смолк и второй. Нужно было действовать прямо сейчас.
Гвардеец побежал изо всех сил, на хорду выхватил пистолет и меч. Пулеметчик, заметивший его, понял, что обманут, но среагировать не успел — Салтыков достиг противоположной стороны перевала и спрятался. Быстро прошептав слова
Одного гвардеец рубанул в область между шеей и плечом, перерубив артерию, три выстрела сразили замешкавшихся нарармейцев, Оставшийся в живых выстрелил в ответ, но оберег спас Салтыкова, гвардеец тут же убил солдата точным попаданием в голову. Первая огневая точка подавлена.
Снизу донеслись крики «Алла!» вперемешку с «Ура!». Оставшиеся в живых члены его отряда пошли в атаку. Застрекотал один из пулеметов. Салтыков бросился на звук. Спуск, подъем, несколько солдат у него на пути, не заморачиваясь убивает их двумя точными выстрелами, вызывает морок, достигает пулеметчика. Тут всего три человека. Салтыков бьет мечом без разбора, сражает пулеметчика, отвечает на выстрел одного из солдат, убивая того, а после смещается в сторону, уклоняясь от удара меча. Напротив, возникает офицер, которого Сергей узнает сразу же — Кирилл Оболенский. Не обращая внимания на комиссара, Салтыков убивает последнего оставшегося в живых солдата, не стараясь укрыться от выстрелов из пистолета Павлова, оставляет в руках только меч и бросается в бой.
Он жаждал этой встречи, месяцами после революции мечтал о ней. Прикончить предателя и подлеца, убийцу и насильника!
Кирилл легко уклоняется от бесхитростной атаки Салтыкова, стреляет в спину. Оберег нагревается, но Сергей не отступает. Снова завел свою смертоносную песню пулемет, но часть трерийцев и народоборцев уже пересекла перевал, слышны взрывы гранат — они пытаются подавить боевую точку. Тупийцы! Теперь уж народники точно узнают о затеянной атаки, их всех перебьют.
Плевать! Главное прикончить Кирилла, отомстить за предательство, за опороченное имя императорского гвардейца! И пускай после Салтыкова казнят, это не играет никакой роли.
Размашистый удар, комиссар увернулся, бросился бежать куда-то. Салтыков погнался следом. Едва успел увернуться от атаки затаившегося Кирилла. Упал на землю, откатился, сумел вскочить на ноги, хотел ударить мечом, уверенный, что поразит цель, но лезвие рассекло воздух.
Морок! Сплюнув, Салтыков побежал вниз по тропинке, где Кирилл уже начал кромсать растерявшихся трерийцев. Гвардеец бросился на комиссара, Оболенский отошел в сторону, один из трерийцев попал в него, но пуля не причинила вреда. на одной из тропинок появились нарармейцы, завязалась перестрелка, но Салтыкову было на все плевать, он видел только Кирилла, стремился поскорее покончить с ним.
Некогда друзья, а теперь страшно возненавидевшие друг друга враги сцепились не на жизнь, а на смерть, прямо на линии огня. Пули попадали в них, обереги начинали обжигать, но Салтыков настырно шел вперед, нанося и нанося удары. Какие-то Кирилл парировал, какие-то пропускал, но, казалось, его это не сильно заботило. Вообще, если бы Салтыков хотя бы на мгновение стянул с глаз пелену гнева, он бы заметил, что Оболенский не фехтует в полную силу, уделяет больше внимания трерийцам, а не Салтыкову. Но ярость ослепила гвардейца, потому он с безумством, прямолинейно и грубо рубил.