Комкор М. В. Калмыков
Шрифт:
— Получили два фронта. Жди теперь и третьего… Я к Томину, — пояснил он начальнику штаба Леонтьеву. — А Калмыкову пошлите такое приказание: «Богоявленскому полку с приданными сотнями, оставаясь на занятой позиции, упорно задерживать дальнейшее продвижение противника».
Как ни тяжело было авангардным и арьергардным частям, но Блюхер понимал, что самая главная опасность теперь может возникнуть в центре. Так и случилось. Прибыв в Ирныкши, главком в штабе Томина не застал. Он уже руководил боем, разгоревшимся на западной окраине села. Противник, переправив через Белую
Блюхер оставался в боевых порядках группы Томина до тех пор, пока не наметился решительный перелом. Красные троичане не только отбили у белых охоту брать Ирныкши, но и вышвырнули их восвояси, обратно за реку.
Допоздна в тот день не стихали орудийные раскаты и винтовочная пальба на всем протяжении громадного фронта, раскинувшегося по берегам трех рек: Сима, Белой и Зилима. К исходу суток Блюхер вернулся в штаб, в поселок Архангельского завода. Новые донесения были обнадеживающими. Павлищев пробился за Сим на несколько десятков очень важных метров. Калмыков, хотя и оставил спаленную деревню, но нашел более выгодные позиции и не пустил врага через реку Зилим ни в нижнем, ни в верхнем ее течении. На этом участке противник не имел успеха и во все последующие дни боев. Белые полагали, что имеют здесь дело не с одним, а по крайней мере с двумя, тремя полками.
26 августа основные силы партизан завершили переправу через Сим. Калмыков по вызову главкома прибыл в Бердину Поляну. Десять дней находились они в одном боевом строю, ни на час не теряя связи, но видеться лично возможности не имели.
— Здравствуй, Михаил Васильевич. Спасибо тебе. За твоим полком мы, как за щитом, — не поскупился на похвалу главком. — Я только из-под Слутки. Атака поначалу не ладилась. Пришлось тряхнуть стариной. Был в цепи. Ударили крепко. Затрясутся, поди, теперь и за Уфу.
— Василий Константинович! — попрекнул Калмыков. — Ведь и нам не велите, а сами…
— Надо было, — скороговоркой оправдывался Блюхер. — Надо. Понимаешь, этот удар спутал карты неприятеля. Он будет ждать нас под Уфой, а мы резким рывком бросимся на север. Кулак теперь разожмем, наотмашь станем бить всей пятерней. Штаб заканчивает писать приказ на прорыв через железную дорогу. Наступление поведем на максимально широком фронте, будем перерезать полотно одновременно в нескольких местах. В прорыв пускаю Каширина, Павлищева и Данберга. Томина придержу в резерве, ну а твоя задача, Михаил Васильевич, прежняя.
— Снова пятиться?
— Придет время, находишься и впереди. Кстати, пехоту с переправы двигай сразу на Кольтовку, а конницу придержи. Левый берег минимум сутки должен быть в наших руках.
— Понял.
В ночь Калмыков переправил через Сим все стрелковые роты. Мост, наспех наведенный партизанскими саперами, ходил уже ходуном, держался «на честном слове».
На рассвете 27 августа противник неожиданно повел наступление на деревню Александровскую и Благовещенскую. Конные сотни, занимавшие их, не выдержали натиска и беспорядочно стали отходить к переправе.
Это грозило
Долго не раздумывая, Калмыков развернул замыкавший батальон и повел его обратно к мосту. Там на командира полка налетели конники приданной Оренбургской сотни:
— Пускай, иначе сбросим!
Двое обнажили шашки. Выхватил кольт и Калмыков.
— А ну, наземь! — гневно крикнул на замахнувшегося для удара всадника, поймал за руку, рывком вытряхнул из седла и тут же сам взлетел на коня. — Назад! Все назад! За мной, в атаку!
Мост заполнила пехота. Бойцы с винтовками наперевес бежали навстречу конным. Те пятились, уступая дорогу. Но вот уже один, другой, вздыбив коней, круто развернулись и пустились за Калмыковым.
В следующую минуту уже вся полковая конница дружной лавой неслась в контратаку. Пехота старалась не отстать. Противник, только что рассчитывавший на легкую победу, показал спину и, теряя убитых и раненых, бежал от Бердиной Поляны. Не приложил он никаких усилий и к тому, чтобы задержаться в недавно отбитых Александровской и Благовещенской.
Восстановив положение на левом берегу, Калмыков организованно переправил по мосту за Сим и всю конную группу. Чтобы мостом не воспользовался противник, его разрушили. Поздним вечером того же дня партизанская переправа прекратила свое существование.
Пути назад не стало. Теперь только вперед.
Форсировав Сим, партизаны Блюхера, как могучий поток, размывший плотину, разлились по башкирской равнине и устремились неудержимой волною к стальному полотну Самаро-Златоустовской дороги. Прорыв через нее должен быть одновременным на участке протяженностью в сорок с лишним верст. Так замыслил главком.
Пять мощных отрядов вел за собой Блюхер, но для решающего штурма выбрал ударную тройку. Верхнеуральцы Ивана Каширина должны нанести главный удар, нацеливая его из деревни Алаторка на станцию Иглино. Уральцам Ивана Павлищева наступать правее, брать разъезд Чуваши и деревню Кубово-Чувашскую. Архангельцам Владимира Данберга занимать село Ново-Троицкое, разъезд Кудеевку и разрушать линию к востоку от него.
Резерв левофланговой группы — троичане Николая Томина. Калмыкову предстояло обеспечить надежность тыла Павлищева и Данберга.
За ночь богоявленцы отмерили верст тридцать. Переход от Бердиной Поляны в Кольтовку протекал в обстановке свободного марша. Впервые за все время похода не гремела пальба.
К вечеру 28 августа все партизанские части сосредоточились в исходных районах. На стоянках задымились костры. Повара потчевали бойцов мясными щами, круто сваренной, приправленной салом кашей, хлеба дали по полкраюхи на брата, а к чаю даже и липового меда.
Михаил Васильевич, как всегда, сел за поздний обед вместе со всеми, кто был в тот момент в штабе. Когда посредине появился большой чугунок щей, командир довольно расправил усы и проговорил: