Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'
Шрифт:
Перекликались часовые…
Намек вводит в смысловую картину образ Петропавловской крепости со всем кругом вызываемых ассоциаций.
8 — С Мильонной раздавался вдруг… — Намек на возвращающегося в этот час из театра в свою квартиру на Миллионной (ныне ул. Халтурина), в казармах Преображенского полка, П. А. Катенина. Катенин писал П о первой главе: "Кроме прелестных стихов, я нашел тут тебя самого, твой разговор, твою веселость и вспомнил наши казармы в Миллионной" (XIII, 169). Стихи включали П и Онегина в атмосферу споров на квартире Катенина, который в эту пору был и одним из
XLVIII, 12 — Рожок и песня удалая… — Мнение Бродского, согласно которому имеется в виду роговая музыка крепостного оркестра трубачей (Бродский, с. 112), видимо, ошибочно: "Роговая музыка в России просуществовала только до 1812 года" (Пыляев М. И. Старый Петербург. СПб., 1903, с. 74). Имеется в виду обычай богатых жителей Петербурга в начале XIX в. кататься по Неве, сопровождая прогулку хором песельников и игрой духового оркестра. Ср.: "Хоры песенников, т. е. гребцы и полковой хор, то сменялись, то пели вместе, а музыканты играли в промежутки. Шампанское лилось рекой в пивные стаканы, громогласное «ура» ежеминутно раздавалось" (Пыляев М. И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. СПб., 1889, с. 114).
13-14 — Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
Как и три последующих строфы, — намек на планы П бежать за границу. Зашифрованный характер строфы связан был с упорным желанием П приложить к ней иллюстрацию, на которой, как он настаивал, должны были быть изображены не только поэт и Онегин, но и Петропавловская крепость, расположение же героев делало очевидным, что они находятся на равном расстоянии от "гнезда либералов" на Миллионной и Зимнего дворца. В первых числах ноября 1824 г., готовя главу к печати, П писал брату Л. С. Пушкину: "Брат, вот тебе картинка для Онегина — найди искусный и быстрый карандаш.
Если и будет другая, так чтоб все в том же местоположении. Та же сцена, слышишь ли? Это мне нужно непременно" (XIII, 119). На обороте письма — рисунок с точным указанием места Петропавловской крепости. Рисунок, выполненный А. Нотбеком (гравировал Е. Гейтман), П не удовлетворил не только потому, что был технически слаб, а самому поэту была придана другая поза, но, видимо, и поскольку место действия было перенесено к Летнему саду, то есть удалено от Миллионной и дворца. Октава — строфа из восьми стихов (Ав Ав Ав СС).
XLIX–LI — Строфы посвящены планам побега за границу, обдумывавшимся П в Одессе. В начале 1824 г. П с «оказией» писал о них брату: "Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича <условное наименование имп. Александра I. — Ю. Л.> о своем отпуске чрез его министров — и два раза воспоследствовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости, не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится не в терпеж" (XIII, 85–86). В планы П была посвящена В. Ф. Вяземская и, возможно, Е. К. Воронцова. Маршрут, намеченный в XLIX строфе, близок к маршруту Чайльд-Гарольда, но повторяет его в противоположном направлении.
XLIX, 1–2 — Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас…
Брента — река, в дельте которой стоит Венеция.
6 — По гордой лире Альбиона… — Зд. имеется в виду творчество
14 — Язык Петрарки и любви. — Петрарка Франческо (1304–1374) итальянский поэт. Образы условно-романтической Венеции с обязательными атрибутами: гондольерами, поющими Тассо, венецианками и пр. — были широко распространены. Кроме IV-й песни «Чайльд-Гарольда» П мог запомнить слова Ж. Сталь: "Октавы Тассо поются гондольерами Венеции" ("О Германии"), а также строки А. Шенье, К. Делавиня и многих др. Примечателен контраст между топографически точной, основанной на личном опыте, понятной лишь тем, кто сам ходил по этим местам Петербурга, строфой XLVIII и составленной из общих мест условно-литературной топографией строфы XLIX, ср. также строфу L, вводящую тему двух родин — России и Африки — и поэта — двойного изгнанника, обреченного на одной родине тосковать о другой.
L, 3 — Брожу над морем, жду погоды… — К этому стиху П сделал примечание: "Писано в Одессе" (VI, 192), превращающее условную формулу поговорки в интимное и небезопасное признание — намек на план бегства за границу, вынашивавшийся П в Одессе.
11 — Под небом Африки моей… — В первом издании главы П сопроводил этот стих обширным автобиографическим примечанием:
"Автор, со стороны матери, происхождения африканского. Его прадед Абрам Петрович Аннибал на 8 году своего возраста был похищен с берегов Африки и привезен в Константинополь" (VI, 654–655).
В изд. 1833 г. П сократил это примечание, заменив его ссылкой: "См. первое издание Евгения Онегина" (VI, 192).
LI, 11 — Наследство предоставил им… — См. с. 41–42.
LII, 7 — Стремглав по почте поскакал… — См. с. 107–108.
9-10 — Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман…
Ср. в «Дон-Жуане» Байрона (песнь I, строфа 125, 1–3): "Сладко получить наследство, и это высшее счастье — узнать о неожиданной смерти какой-либо древней родственницы или старого кузена, которому стукнуло семьдесят лет". Отъездом героя в деревню к умирающему дяде начинается «Мельмот-скиталец» Метьюрина.
LV, 7 — far niente (итальянск.) — «безделие», «ничегонеделание». Выражение это встречалось в речи и эпистолярной прозе современников. Батюшков писал Гнедичу 30 сентября 1810 г.: "3 часа упражняюсь в искусстве убивать время, называемом il dolce far niente" (Батюшков К. Н. Соч., т. III. СПб., 1886, с. 101). Перенесение общеизвестного выражения в поэтический текст представляло смелое стилистическое новаторство.
LVI–LIX — Строфы декларируют два новых для П и весьма существенных художественных принципа: отказ от лирического слияния автора и героя и разрыв с романтической традицией, требовавшей создания вокруг поэмы атмосферы интимных лирических признаний автора и вовлечения мифологизированной биографии поэта в сложную игру отношений к поэтическим образам.
LVI, 11 — Как Байрон, гордости поэт… — Ср.: "Байрон бросил односторонний взгляд на мир и природу человечества, потом отвратился от них и погрузился в самого себя. Он представил нам призрак самого себя. Он создал себя вторично, то под чалмою ренегата, то в плаще корсара, то гяуром…" (XI, 51).