Комментарий к роману Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»
Шрифт:
Из крупных государственных людей Англии конца XVIII и начала XIX века едва ли не один Питт (Уильям Младший) достаточно проник в существо этой силы и усвоил ее теорию свободы. Но и он, видимо, не понимал, что его попытки, и более или менее удачные (расширение свободы внешней торговли), и вовсе неудачные (расширение политических прав буржуазии), должны были вести к обострению классовых противоречий, а не к сглаживанию их. Предложенный им билль о реформе парламента был отвергнут в палате общин, хотя, как выражаются историки, на его стороне было «общественное мнение», то есть мнение «мануфактуристов», уже тогда имевших в своем распоряжении прессу. Буржуазия уже осознавала себя как класс, но она была еще связана в проявлении своей классовой воли. Парламент преподал среднему сословию наглядный урок, состоявший в том, что оно должно было рассчитывать прежде всего на собственные силы; а отпадение Соединенных Штатов и Французская революция
Война велась на континенте, и Британские острова не подверглись разорительному вторжению неприятельских войск. Но порты Англии были закрыты для иностранных судов, подвоз средств пропитания прекратился, и страна должна была рассчитывать на собственные ресурсы, которых не хватало. Под пашню ушли не только прежде возделывавшиеся, культурные площади, но также менее пригодные для обработки и болотистые земли. Цены на земледельческие продукты, хлеб и мясо поднялись до максимальной высоты. Соответственно росли и доходы прежде всего крупных землевладельцев, но также их арендаторов и даже средних фермеров. Не в худшем положении оказались и английские промышленники и купцы, так как фабричное производство в стране безостановочно росло и совершенствовалось, а господство английского флота на морях, достигнутое еще до окончания войны, открывало широкие возможности для сбыта фабричных товаров.
Когда наконец 18 июня 1815 г. война завершилась победою Англии, для инициативы английской буржуазии, казалось, открылся простор всего мира. Лишь в пределах собственной страны она не пользовалась полнотой прав, так как по-прежнему вся политическая и государственная власть была в руках представителей крупного землевладения. Для нее наступило время заявить свои претензии и предъявить требования. Однако неограниченные экономические перспективы, открывавшиеся перед средним классом, оказались вдруг стесненными в силу тех же реальных исторических условий, в силу которых они появились, — в силу чрезмерного роста промышленной продукции. Подлежащая сбыту продукция превышала наличный спрос на нее, ибо была не по карману обнищавшему потребителю, с вожделением и раздражением взиравшем на изобилие, среди которого он прозябал. Едва ли не впервые в истории в английской промышленности наступил кризис: вскрылось одно из противоречий буржуазного хозяйства с его «фабричной системой», противоречие между избытком производства (перепроизводством) и недостатками распределения материальных благ, которые были недоступны огромным массам рабочего населения страны, возраставшего вследствие продолжавшегося разорения мелких собственников и возвращения на родину распущенной после войны армии.
Английские рынки по окончании войны оказались насыщены и перенасыщены товарами фабричного производства, а заграничные рынки оказались далеко не столь свободными, как рассчитывала английская торговля. Вышедшие из войны государства стали на тот же путь расширения производства новыми методами с применением новой техники. Английский товар все чаще встречал на заграничных рынках конкуренцию товаров, произведенных на местах, и наступил момент, когда избыток английского продукта лег тяжелым бременем на собственную страну. С другой стороны, окончание войны нанесло тяжелый ущерб тем, кто во время войны извлекал большие доходы из английского сельского хозяйства. Ибо как только английский рынок открылся для иностранного хлеба, цена на него начала быстро падать; между тем, в расчете на привычные максимальные цены, были по-прежнему засеяны пшеницей колоссальные площади; вдобавок к этому в следующий за окончанием войны год страну постиг неурожай, разоривший массы фермеров и мелких арендаторов, вложивших в засев (в расчете на большие прибыли) все свое достояние.
ЧАСТЬ 17
Классовые противоречия
Теперь история раскрыла применительно к «среднему классу» то, что уже было известно о классах, представлявших сельскохозяйственную промышленность: очевидно, что в этой последней владелец земель (и средств производства) и производитель (сельскохозяйственный рабочий, батрак) расходились в своих интересах, нуждах и образе жизни. Между ними располагался средний слой фермеров, который в самом существе своем носил внутреннее, скрытое противоречие, поскольку, оставаясь собственником средств производства, он непрерывно находился под угрозой потери своей собственности. Раздираемый таким противоречием, каждый отдельный представитель этого слоя либо с величайшим трудом поднимался кверху по крутой, суживающейся лестнице, либо срывался с нее и скатывался вниз, теряя по дороге свою жалкую собственность, обрывая вместе с ее потерею последнюю связь со своим классом и пополняя
То, что называлось до сих пор «средним классом», — то есть по преимуществу горожанин, мещанин, вообще говоря, всякий предприниматель, промышленник, купец, ремесленный мастер, «хозяин», — в своем целом только условно может быть подведено под одну социальную категорию, прикрывающую внутренне противоречивое содержание и далеко неоднородный классовый состав. Тем не менее в этом своем условном единстве промышленная буржуазия стала теперь в Англии рядом с земледельческим классом как его противник, поскольку старый класс располагал в своем государстве всеми нравами и привилегиями, а новый, — в том же государстве, которое он также считал своим, — был лишен прав, соответствующих его силе. Пришло время, когда он должен был завоевать себе равноправие.
История, однако, показывает, что это не был поединок, который кончается только вместе с гибелью одного из комбатантов. История раскрывает, что категория промышленного производства структурноаналогична той, что образовалась на основе производства сельскохозяйственного. Будто бы единый (по старой номенклатуре) «средний класс» имеет своих магнатов, в чьих руках сосредоточивается обладание средствами производства и чьи интересы не всегда и не во всем враждебно сталкиваются с интересами земельных магнатов, но которые находятся в действительном антагонизме с производителем, лишенным средств производства, фабрично-промышленным рабочим, пролетарием. Пусть одна социально-историческая категория устанавливает отношение между землевладельцем и батраком, а другая — между фабрикантом и пролетарием, — реальная жизненная связь, связь единства интересов, нужд, всего образа жизни, теснее между аналогичными членами разных категорий, чем антагонистическими членами одной категории. Новая социальная категория точно так же включает средний слой — средней и мелкой буржуазии, который является не столько связующим звеном между противоположными ее полюсами, сколько воплощением их непримиримого противоречия. Отдельные представители его могут беспрепятственно переходить в соответствующий слой другой категории и обратно, но они или с трудом будут подниматься к вершине социальной пирамиды своего класса, или с внезапной для них быстротою пополнять ряды пролетариата.
Из сказанного становится ясно, что, когда говорят: английский «средний класс» в данное время процветал, это относится только к его верхушке, — значительная масса его бедствовала, и в ее среде росло недовольство. Если процветание промышленности облегчает для отдельных представителей средней буржуазии переход в разряд буржуазии крупной, то оно же влечет за собою массовое разорение мелких предпринимателей и собственников и их переход в ряды пролетариата. Фактическая сила крупной буржуазии, хотя и нуждалась в правовом признании и закреплении, могла удовлетворять отдельных индивидуумов, обладавших этой силой, и потому делала их мало активными, но они тотчас становились требовательнее, как только выступали выразителями своего класса в целом. Более активная мелкая буржуазия подталкивала более крупную, когда последняя убеждалась, что ей выгоднее опираться на реальную силу своего класса в целом, чем зависеть от благосклонности господствующего земледельческого класса, чья экономическая политика не совпадала с требованиями фабричной промышленности.
С другой стороны, политическая энергия даже мелких собственников связана самою их собственностью, которая, как бы мала она ни была, всегда внушает величайшие надежды. Только угроза полной потери собственности, этой почвы под ногами, потеря социального равновесия толкала мелких собственников, в особенности в городах, на открытые политические выступления, на бунт. И вот те, кто оказывался на грани перехода к пролетариату, нередко примыкали к выступлениям последнего или брали на себя инициативу, всегда находя в нем надежного союзника. Ибо пролетарии, которым уже нечего было терять, кроме жизни, не могли ее ценить при создавшихся условиях и с готовностью шли на борьбу за лучшее существование.
Борьба оказалась длительной. Англия изжила свой первый промышленный кризис, преодолела застой, перешла опять к подъему и, вступив во второй промышленный кризис, стояла накануне революции. Революция была предотвращена только тем, что крупная буржуазия приобрела за это время достаточное влияние, чтобы убедить правящих пойти на уступки и провести политические реформы в интересах «среднего класса». Дизраэли, будущий лорд Биконсфилд и вождь консерваторов, а в начале 40-х годов глава «Молодой Англии», выпустил в 1844 г. роман «Конингсби, или Новое поколение», в котором дает высоко оцененное в английской литературе изображение политических партий эпохи 30-х годов. В романе имеется нижеследующий простой диалог, резюмирующий ситуацию накануне парламентской реформы, — диалог, который ведется между Конингсби, юным представителем наследственных прав земельного магната, и сыном богатого и влиятельного «окаянного мануфактуриста», Мильбенком: