Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Случалось. Я ведь просто дива и… не всегда выходит помочь. Кто-то слишком тяжелый, а кто-то просто не желает возвращаться. Есть такие, уставшие.
…как маг.
— Такие сначала не кажутся тяжелыми. Наоборот, попадают со всякой ерундой, с той же ангиной…
— Я не устал.
Устал. Просто упрямый и не признается. Но усталость в нем накопилась, и Астра понятия не имеет, что с ней делать. Она может подправить сердце. И легкие вновь укрепить, запирая в них очнувшуюся было заразу. Она заставит почки выводить отраву,
Она сделает кровь легче.
И вообще наполнит мага той звенящей силой, которую теперь ощущает в себе постоянно. Но вот с чужой усталостью ей не справиться.
— Спи, — сказала Астра. — Когда проснешься, станет легче. Хочешь, я еще что-нибудь расскажу?
И не дожидаясь ответа, — как его дождешься, если маг опять уснул — она заговорила:
— Давным-давно, когда мир только-только появился, магии в нем было много. Она наполняла и травы, и деревья, и птиц, и животных, и не было создания, чья природа не несла бы в себе этого следа силы.
Дыхание было ровным.
И сердце работало. И все-таки… она не знала, что и маги способны уставать. И, наверное, здесь она бессильна, но впервые собственное бессилие воспринималось не чем-то вполне обыденным, но злило несказанно.
— Магия проникала в мир через пуповину, что связывала его с Великим Древом…
…вспомнилось вдруг, как матушка садилась на край кровати. И та прогибалась под матушкиной тяжестью. Тогда Астра приоткрывала глаз, а матушка притворно хмурилась и говорила:
— Спи.
И начинала рассказывать.
Про мир.
И про созданий, что существовали не только в нем, но свободно перемещались среди иных миров, которых на великом древе было множество.
— Но мир взрослел и, взрослея, отделялся от Древа и прочих миров. Он возводил стены, и силы становилось меньше…
Астра пощупала лоб.
Жар вернулся, а с ним и лихорадка. Сбивать? Надо будет воды принести теплой. Напоить. А потом и бульоном куриным. Правда, курицы нет. Если она позвонит по тому телефону, который ей оставили, и попросит принести курицы или бульона, это будет совершенной наглостью или еще не совсем?
Она ведь не для себя…
— …драконы оказались заперты в этом мире, как в ловушке. Драконам нужно много силы, куда больше, чем прочим, поэтому со временем они становились слабее и слабее, пока вовсе не перестали быть драконами…
Глава 17
Глава 17
Святослав брел по болоту.
Вязкое.
Зеленое.
Куда ни глянь, эта зелень яркая расстилается от края до края. И края не видно. Небо плоское, вдавленное, и солнце на нем повисло желтою лампой.
Жарко.
И парит нещадно. Но надо идти. Он и идет. Ноги проваливаются в болотную мякоть, и высвобождать их приходится силой. Мышцы ноют, особенно спина. В груди и вовсе будто штырь
В лесу база.
И Святослав должен добраться во что бы то ни стало, должен донести…
…что?
За плечами мешок, обыкновенный, солдатский, трофейный, с которыми многие ходят. Этот грязный, пару раз Святослав проваливался по пояс. Болота коварны.
Люди тоже.
…надо предупредить.
И идти.
Остановиться. Это сон. Морок. Бред. И стало быть с ним, Святославом, неладно. Что случилось? Сложно. Мысли от жары путаются, а штырь в груди ощущается острее. Он, этот штырь, предупреждает, что Святослав на грани.
Может, сорвался?
Случается со всеми. Мишка вон, балагур и весельчак, до последнего нормальным казался. Их ведь и прятаться учили. Он и прятался, пока совсем с катушек не слетел.
Пятеро погибли.
Задержанный и конвойные тоже. Мишке вдруг показалось, что и они к тому делу причастны.
Святослав потряс головой и заставил себя прекратить движение. Болото тотчас отозвалось протяжным всхлипом. Засасывает. И если не двигаться, точно сожрет.
Нет.
Его не существует, этого болота. Оно рождено его, Святослава, воображением на основании собственных страхов и памяти. Память дерьмо, но с разумом он справится.
Или все-таки…
…Мишка молчал. Сидел, уставившись в одну точку, и молчал. Улыбался. На него нацепили браслеты и все, кажется, надеялись, что рано или поздно, но Мишка очнется, придет в себя. Святослав знал правду — не придет. Где бы он ни был, там Мишке было хорошо.
Ни войны.
Ни, мать его, болота.
Святослав с раздражением выдернул ногу, и болото всхлипнуло, жалобно так.
Нет, болото — это, если подумать, даже хорошо. Он идет, а следовательно, не утратил желания выбраться. Было бы куда хуже, окажись Святослав в месте, покидать которое не хотелось бы. Так, что он помнит?
Диву.
И свое возвращение под утро.
Разговор…
Казимир Витольдович тоже устал. Он давно без сна, и резкий запах бодрящего зелья, которое он держит в столе, пропитал комнату. Плохо. Надо отдыхать. Особенно тем, чья сила завязана на разуме. Разум коварен. Как болото.
Может?
Нет, чересчур уж прямая ассоциация.
— Первоочередная задача — присмотреть за дивой, — Казимир Витольдович прячет пальцы, скрывая мелкую дрожь их. А Святослав ощущает его неспокойствие, и само это заставляет нервничать. — Боюсь, если с ней что-то произойдет, даже случайно, мы упустим последний шанс помириться с ними…
Он все-таки встает.
И садится.
Снова встает, чтобы повернуться к окну.
— Восставший, ведьмы… с этим разберемся. А вот дива… она тебе доверяет. Это хорошо. Очень хорошо. Бывшего ее ищут, но хитрый, засранец. Дома не объявлялся, стало быть, предупредить успели. А значит, что?