Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
Мысли определенно путались.
— У тебя ангина, — сказала она серьезно. — А взрослому человеку от ангины умирать как-то стыдно, что ли…
— Тогда не буду, — просипел Святослав. И улыбнулся. А она положила ладонь на его лоб и тоже улыбнулась.
— Это хорошо… ты не уходи больше, ладно?
И эта просьба была до того жалобной, детской, что захотелось пообещать, что он, Святослав, в жизни никуда не уйдет и ее не оставит. Никогда и ни за что.
Глава 18
Глава 18
Ноябрь
Вот просто взял и пришел, да не один, но с серой мутной пеленой, что затянула небо, с дождем, который шелестел уже третий день кряду и явно не собирался прекращаться, с теплыми вдруг батареями и суетой, к которой Астра прислушивалась настороженно.
Ноябрь она не любила.
Эти вот холод и сырость, спастись от которых невозможно было и под одеялом, да что там под одним, как-то она, желая, наконец, согреться, забралась подо все, что только нашлись в комнатушках, и не помогло. Не любила за сонливость, за желание просто свернуться клубком и лежать, лежать до самой весны.
За запотевшие стекла, за которыми ничего-то не разглядеть.
И лужицы воды, что скапливались на подоконнике. Но главное — за ту тоску, что появлялась в душе, забирая жалкие остатки сил.
Пожалуй, и зима-то переносилась легче, чем этот вот один месяц.
Но он пришел.
И все будто бы замерло.
Маг болел, выбираясь из своей болезни медленно и муторно, пусть больше он и не уходил туда, где пролегала грань между живыми и мертвыми, но и поправляться не спешил. И Анатолий Львович, которому Астра все-таки решилась позвонить — он-то в людях куда больше понимает — лишь покачал головой:
— Тяжелый случай, — сказал он позже, уже на кухне, где был усажен за чай. И ради чая этого появился и старый самовар, и шишки, и жестяная коробка, в которой хранился чай и мандариновые сушеные корки. — К сожалению, организм ослаблен, и не только физически.
На кухне собрались все.
Эвелина вынесла банку икры, которую тотчас подвинула к себе Ниночка, заявив, что никто-то, кроме нее, естественно, не сумеет оную икру на бутерброды намазать.
В конце концов, у Ниночки опыт, а сама Эвелина от дел обыкновенных далека.
Спорить та не стала.
— Всем нам нужен отдых, — задумчиво произнес Анатолий Львович, разглядывая не столько бутерброды с икрой, которые Ниночка раскладывала по тарелке аккуратно, сколько саму Ниночку.
И та, чувствуя внимание, тянула шею.
Задирала подбородок.
Краснела даже, чем вызвала недоуменные взгляды Виктории и Владимиры.
— Но ведь поправится? — уточнила Калерия, занимавшаяся куда более прозаическою колбасой.
— Поправится… с Астрою точно поправится, — и Анатолий Львович вытащил из кармана носовой платочек, которым принялся старательно натирать стекла очков. А потом, глядя в сторону, словно извиняясь, произнес. — Документы пришли… разрешение… и велено кабинет выделить для индивидуального приему.
Астра же кивнула.
И… не почувствовала ничего. Это, конечно, потому как ноябрь пришел. В ноябре тяжело радоваться, даже когда происходит то, чего ты
— Ты ведь вернешься?
— Вернется, — ответила за Астру Ниночка. — Что? Куда ей еще? Она у нас ничего, кроме как лечить, не умеет. Зато лечит хорошо. Жалко, что не все поправить можно.
Ниночка пальцы не облизала, как обыкновенно, но с нарочитой аккуратностью вытерла о салфетку.
И добавила:
— Нет у меня больше жениха…
— Было бы о чем горевать. Может, оно и к лучшему, — сказала Тонечка и первой бутерброд цапнула, с икрою. И отправила в рот.
Она тоже изменилась.
Из-за ноября? Или по другой какой причине? Главное, что вдруг исчезла прежняя светлая веселая девочка, которая всегда-то радовалась жизни, и оказалось, что все снова было не так.
У девочек не бывает морщин, пусть и легких, едва заметных.
Или вот седины, которую Тонечка красит, а она не закрашивается. А еще не пахнет от них иным, беспокойным.
— Может, — в кои-то веки Ниночка не стала спорить, но бутерброд тоже взяла. — Если он сейчас маму ослушаться не посмел, то что потом было бы?
— Сочувствую, — как-то не слишком сочувственно произнес Анатолий Львович и тарелочку поближе подвинул. К Ниночке.
Фыркнула Владимира.
Задумчиво покачала головой Виктория, тронула руку, на которой поблескивало золотое кольцо.
— Странно это все, — сказала Эвелина, которая не ела, не пила, но лишь куталась в длинную белоснежную шаль. Шаль эта была из тех, старых, сделанных еще в ином мире, но за годы не утратила она ни легкости своей, ни теплоты. Вот только Эвелина, кажется, так и не сумела согреться.
Из-за того камня?
Или потому что генерал ее вдруг исчез? Был, был, а потом взял и исчез. И, наверное, ей обидно, больно даже, но она прячет боль, только кольцо, им подаренное, не снимает. Верит?
Сложно верить людям.
— Идем, чего боишься? — на кухню заглянула Розочка, за которой угадывалась серая тень Машки. — Чай пить будем… что? Да ладно, никто тут не злится…
— Никто, — подтвердила Калерия. — А чай пить надо, с вареньем.
Астра не удержалась, поцеловала Розочку в макушку, над которой уже поднималось серебристое облако волос, и потому сама Розочка походила на одуванчик. В сад девочки так и не ходили.
И… не надо.
Астре спокойнее, когда они здесь, в квартире, когда она чувствует и слышит обеих. И может унять, заговорить Машкины страхи, которых слишком много для одного ребенка.
— Варенье я люблю. Здрасьте, дядя Толя… а у нас вот! Машка есть! — Розочка потянула подругу за руку. — Она хорошая, только боится. А когда Машка боится, то и все вокруг тоже боятся. А дядя Свят говорит, что это потому…
Звонкий Розочкин голос доносился с кухни.
Астра же…
Она тихо вошла в комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать происходящее. Она подобралась к кровати на цыпочках, стараясь не шуметь, но маг все равно проснулся, открыл глаза и сказал: