Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Не претендую.
— Но и не поможешь?
— Чем?
— Поговорить. Боюсь… она несколько предвзято относится к нашей конторе, а потому, если заговорю, несмотря на свою разумность, сбежит. Ищи ее потом по всему союзу… — он произнес это с усмешкой, но Свят чувствовал за этой вот усмешкой легкую неуверенность.
И страх?
— Скажи, что прошлые ее дела нам не интересны. Она получит полную амнистию и вообще… пусть сама скажет, на каких условиях готова сотрудничать. Если нужно время подумать — пускай, главное,
Лицо его слегка поплыло, и Алексей отряхнулся всем телом, приводя его в соответствие с образом.
— Извини, долго держать как-то не приходилось, особенно в присутствии посторонних.
— Сумеречник? — о них Святослав только слышал. А вот Алексей осклабился.
— Точно…
— Антонина?
Он чуть склонил голову, подтверждая догадку.
— Нам сложно пару найти, но раз уж вышло, я ее упускать не хочу. А она молодая, нервная, еще глупостей натворит…
— Остальные здесь… тоже из ваших?
Алексей задумался, правда, ненадолго.
— Нет. С Крамским будь осторожнее. Он, конечно, в отставке, только эта отставка — видимость одна, его под новую службу готовят. Что за она, сам не знаю, а знал бы… извини, — он развел руками. — Мишка из Тониных подопечных, мелкая сошка, случайно попал. Заказ у него от одного из партийных, нужно бумаги кое-какие найти и уничтожить, на непролетарское происхождение.
Святославу подумалось, что теперь эти бумаги, о которых, быть может, никто и понятия не имел, точно будут найдены. А вот уничтожены — вряд ли.
Пригодятся.
— С Чудновым толком не разобрался. Мутный человечишко. Ученый, это да.
— Личность?
— Подтверждена. Проверили сразу. Но… понимаешь, с ними сложно. Вот ты разбираешься в функциональной магометрии?
— Нет, — вынужден был признаться Святослав, который о подобной-то науке и слышать не слышал.
— И я нет. И вот одни говорят, что он гений, а другие, что совсем даже наоборот, что идеи его противоречат идеалам партии, что вредоносны они по своей сути. Его из института выжили, точнее перевели сюда, но он и поехал. А чего ему от дивы твоей нужно — не скажу.
— Путятин? — осталось последнее имя.
— У него своя проблема… — улыбка Алексея стала еще шире, а вот зубы заострились, да и лицо вновь поплыло. — Деликатного характера. Бабы ему не нравятся. А за другое, сам понимаешь…
Статья.
И срок немалый, до конца которого он вряд ли доживет. А про то, что станет с карьерой, и говорить не стоит.
— Давно…
— Да давно, еще со времен учебы. Там у него роман был с одним из наших… что кривишься? Думаешь, нам охота в дерьме ковыряться? Только всю эту вот вольницу вот где держать надо, — Алексей сжал кулак. — А то тоже… свобода им, идеи высокие… не понимают, что эти идеи к развалу страны ведут. Вот и приходится искать тех, кто…
…за молчание окажет услугу.
Сперва одну, затем другую, а там,
— Мы его и подвинули. Или думаешь, и вправду такой талантливый?
— Понятия не имею.
— Сюда он и поехал, потому что ведьмины камни без ведьмы использовать неможно. А молодой красивый да богатый — хорошая приманка. Ведьмы в целом — твари расчетливые. И ваша Ниночка не исключение… надеялись через неё к Савожицкой подобраться, уж больно темная особа, но не успели. Что до Путятина, он как про диву-то узнал, так вбил себе в голову, что она ему поможет.
Стало быть, еще одно совпадение.
И выводы верны.
— Вреда он не причинит, не тот типаж. Плакаться станет, грозиться, но на большее его не хватит. Да и… если и вправду может помочь, то пускай. Что? Я тоже человек. Отчасти… и Путятин — мужик толковый, дерьма в нем немного, а что уродом уродился, так не его вина. Ему тоже без радости, считай, почти до края дошел. А того, кто на краю, использовать опасно. Понимаешь?
И как бы ни противно было признать, Святослав действительно понимал.
— Поможешь?
И пусть маячок в ладони горел угольком, да и Казимир Витольдович вряд ли обрадуется этакому помощнику, но и отказываться Святослав не станет.
Будто…
…предчувствие было нехорошим.
— Постараюсь…
Это слово повисло в тишине. Такой яркой, оглушающей тишине, которая просто-таки невозможна. Где-то далеко, на грани слышимости, лопнула струна. И Алексей, еще недавно улыбавшийся, вдруг покачнулся. Лицо его исказилась, треснула маска, ломая человеческие черты, из-под которых выглянуло нечто серое, туманное.
Он устоял на ногах.
Губы раскрылись, но тишина была слишком тяжелой и всеобъемлющей, чтобы позволить звуку родиться. И Святослав увидел, как на губах безопасника вспухает кровавый пузырь.
Будто детский шарик надувается.
Красивый, алый шарик.
А потом лопается, обдавая горячими брызгами. В полном безмолвии. И заваливается набок тело. Святослав пытается его подхватить, но с ужасом понимает, что не способен пошевелиться.
— Тише, — шеи касаются теплые руки. — Не сердись, так было нужно. Потом ты поймешь.
Аннушка трется щекой о плечо.
— Когда я тебя увидела, то сразу поняла, что ты — именно то, что нужно…
Она больше не кажется красивой.
Она страшна настолько, насколько может быть страшна одержимая безумием ведьма. И бледные волосы ее завиваются змеями, они ложатся на шею Святослава, захлестывают его петлей.
— Он обещал, что ты будешь моим.
— Нет, — у него получается шевельнуть губами. И ведьма смеется. Странно, что тяжелый смех ее не разбивает тишину, напротив, он роднится с нею, дополняя, связывая.