Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Глупая девчонка, — ворчала Серафима Афанасьевна, вытирая пот со лба. — И упрямая. Неможно такой упрямою быть, слышишь?
Было жарко.
И холодно.
Снова жарко. Жар этот мучил, не желая отпускать Астру, и она рвалась, скидывала, что тяжелое одеяло, что тулуп драный, которым ведьма придавливала ее к лежанке. А оставшись голой, Астра тотчас замерзала. И казалось, что скоро все кончится.
Но ведьма не позволила уйти.
— Пей, — сказала она, поднося к губам морщинистую руку, с которой сбегали темные, показавшиеся черными, капли. И Астра, не
Драконье пламя причиняло боль.
То есть, тогда-то Астра ничего не знала ни про пламя, ни про драконов. А может, знала, но забыла, главное, что она прекрасно помнит это ощущение жара, огня внутри, всепожирающего, злого, поглотившего все иные огни.
И болезни.
Вот теперь снова. Огонь разгорался, капля за каплей, и ей уже было жарко. И наверное, будь она человеком, вспыхнула бы.
Но человеком Астра не была.
— Идем, — она шагнула за порог.
И дети с нею.
Не позволят оставить. Ему они нужны не меньше, чем Астра.
— Почему? — этот вопрос не то чтобы мучил ее, но молчание казалось мучительным.
— Не туда, — он решился коснуться ее плеча и руку одернул, будто ожегшись. А потом отступил, огляделся воровато и толкнул дверь в свою комнату. Отступил, махнул приглашая. Когда же Астра вошла, то дверь прикрыл.
Не на замок.
— Погоди… знаешь, дом этот старый… настолько старый, что никто уже и не помнит, каким он был прежде.
Комнатушка была узкой и тесной до того, что, казалось, стены ее того и гляди сомкнуться, раздавят, что Астру, что вот хозяина.
— Ты помнишь?
— Помню, — он протиснулся мимо Астры и девочек, оказавшись перед несуразно огромным шкафом. Резные дверцы его, украшенные единорогами и поблекшим перламутром, не открывались полностью, упираясь с одной стороны в тумбу, с другой — в стену. — Этот дом принадлежал моей семье.
— Расскажешь?
— А ты и вправду хочешь знать?
— Понятия не имею, — честно ответила Астра, нисколько не удивившись, увидев в шкафу не старые куртки с костюмами вместе, но узкую лестницу, с которой тянуло дымом. — Наверх?
— Чердак, — согласился тот, кто давно был уже мертв, но так к тому и не привык.
А драконья кровь разгоралась. И подумалось, что в этой-то сил было куда больше, нежели в той, которой когда-то наполнили Серафиму Афанасьевну. Эта вот кровь не ослабла за годы, но напротив, сделалась ярче, живее.
Выйдет ли с нею совладать?
— Как тебя зовут? На самом деле?
— Александр. Александр Платонович Бестужин, — он слегка поклонился, и поклон его был должным образом изящен. — Граф Бестужин… был когда-то.
Лестница узкая.
Ступени высокие. И страшно. Не за себя. Но оставить… оставить детей Астре не позволят. Они тоже нужны.
— Лейб-гвардия… — он идет последним, держится на расстоянии, то ли соблюдая тот, древний, этикет, то ли просто оттягивая момент, когда придется убивать.
Ему не хочется убивать.
Но и иного варианта он не видит.
— Я был верен царю. До последнего…
Он говорит тихо, но голос его не тонет в толщине древних стен. А дом помнит хозяина. Дом рад возвращению, и спешит скрипеть, жаловаться на нынешних жильцов, которые не понимают, какое чудо им досталось. Которые взяли и переделали этот дом по собственному усмотрению.
Разрезали бальные залы перегородками.
Устроили… непотребство.
— Какими они были?
— Кто?
— Драконы, — а вот это Астре хотелось бы знать, потому что пламя бушует и гореть ему еще долго. А ей — мучиться, сдерживая его.
— Обыкновенными, — это слово падает в тишине. — Говоря по правде, ничего-то драконьего в них не осталось… внушали трепет, это да. И сильны были… огненные маги, но… просто маги, понимаешь?
Нет.
И да, пожалуй.
— А еще безумцы… они все сходили с ума, рано или поздно. И сперва это безумие было незаметным, оно проявлялось раздражительностью, и тогда все-то упирали на дурной нрав, на возраст. Однако раздражительность сменялась апатией. Я видел, как это происходило. Те, старые, они долго держались. То ли кровь сильнее была, то ли просто… царевич родился больным.
Дверь.
И отворяется беззвучно, стоило только чуть коснуться ее. За дверью — ковер, из тех, тонких, сотканных из шелка и солнечного света, что хранят тепло.
И тишину.
На чердаке было сумрачно.
Глава 28
Глава 28
— Сейчас, погодите… — Александр оттеснил Астру и скрылся в сумраке, чтобы вернуться со старым канделябром. Серебро потемнело, почернело, а вот свечи были сделаны недавно. И пожалуй, человеком, который весьма отдаленно представлял себе процесс изготовления. — Присядьте пока, погодим… надо подождать, пока остальные придут. Если я не ошибся, то ждать недолго… тропы… в моем нынешнем состоянии есть свои преимущества. И главное из них — время. Времени у меня было много. Достаточно, чтобы подумать.
Придумать.
— В чем проявилось его безумие?
— Чье? А… сложно сказать. Мне порой случалось встречаться… первое время он был среди сестер и нянек, конечно, никто бы не позволил мне приблизиться. Кто я, и кто он? То-то и оно, но находиться рядом с ним долго было просто-напросто невыносимо.
Его передернуло.
— Ходили слухи, но осторожные… потом слегла младшая из великих княжон. И не встала… прочих отослали. Слухов стало больше. Кто-то обмолвился, что цесаревич страдает приступами гнева, что даже едва не убил какого-то лакея. Для того, чтобы приступы контролировать и приставили к нему упыря, чтоб тянул излишек сил, не позволяя скапливаться. Что будто бы дар таков, что простому смертному с ним не сладить, а вот драконы… драконов в мире давно не осталось.