Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 2)
Шрифт:
не вытекало, что грузины, финны или латыши не должны были строить самостоятельную партию.
Мне кажется, что надо снова, в том или другом виде, поставить этот вопрос перед Политбюро. Конечно, есть опасность, что, вместо серьезного обсуждения этого вопроса в ИК, сделают фракционную кляузу. Но можно ли молчать, когда дело идет буквально о голове китайского пролетариата?
Л. Троцкий 22 марта 1927 г.
МОЖЕМ ЛИ МЫ ДОСТИГНУТЬ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ?
Прежде всего надо условиться, что понимать под независимостью: замкнутое ли хозяйство, которое само себе довлеет, или же такое мощное хозяйство, которое не поставишь на колени? Что понимать под независимостью или самостоятельностью? Разумеется, между этими двумя толкованиями независимости есть известная внутренняя связь. Нельзя достигнуть экономической силы без развития всех основных отраслей промышленности и без электрификации. Но это вовсе не значит, будто мы должны поставить себе задачей ближайших лет достигнуть такой полноты и пропорциональности всех отраслей хозяйства, чтобы не нуждаться во внешнем рынке и тем самым избавить его от нужды в нас. Если бы мы пошли
Но что в конце-то концов, это развитие должно нас привести к экономической независимости в смысле полного удовлетворения всех своих нужд собственными средствами, -- это совершенно ни из чего не вытекает. Такого самодовлеющего развития не знала ни одна из капиталистических стран. Оно еще менее возможно будет при социализме, ибо социализм основан будет на гораздо менее провинциальной технике, чем капитализм. Если империалистская экспансия (стремление к расширению) означает, что производительным силам тесно в рамках отдельного государства, то в еще большей степени это относится к социалистическому государству. Теория социализма в одной стране реакционна именно потому, что она тянет нас назад от того уровня, которого достиг капитализм, особенно в своей империалистской стадии. Основой интернационализма является не голый принцип, а несоответствие новой техники национальным государственным рамкам. Отсюда вытекают, с одной стороны, империалистские войны, а с другой - пролетарский интернационализм.
Иногда приводят Соединенные Штаты как пример равновесия про
мышленности и сельского хозяйства. Но, во-первых,' задачей социализма является не равновесие города и деревни, а устранение их противоположности, а во-вторых, Соединенные Штаты никогда не представляли собою замкнутого хозяйства, а сейчас представляют его меньше, чем когда бы то ни было. В основе индустриализации Соединенных Штатов лежал большой сельскохозяйственный экспорт. Сейчас финансовый капитал и промышленность Соединенных Штатов требуют внешних рынков. Ставя от себя в зависимость в той или другой степени все страны света, Соединенные Штаты сами попадают в зависимость от мирового хозяйства. Если б пролетариат овладел властью в Соединенных Штатах, он ни в коем случае не мог бы направить это развитие вспять, т. е. в сторону замкнутости. Попытка представить дело так, будто наибольшее развитие наших связей с мировым рынком есть для меня довод против возможности нашего социалистического развития, не только нелепа и недобросовестна, но и бессмысленна. Об этом вопросе я с достаточной определенностью писал около двух лет тому назад на страницах "Правды", где первоначально печаталась моя брошюра "К социализму или к капитализму?". Здесь я вынужден привести обширную цитату, которая сразу введет нас в существо вопроса: "Но не заключает ли в себе процесс нашего "врастания" в мировой рынок иных, более острых опасностей? Не грозит пи нам в случае войны или блокады механический разрыв бесчисленных жизненных нитей? Нельзя же забывать, что капиталистический мир непримиримо враждебен нам. И проч. и проч. Эта мысль копошится у многих. В среде производственников можно найти немало бессознательных или полусознательных сторонников "замкнутого" хозяйства. Надо и об этом сказать несколько слов. Разумеется, и в займах, и в концессиях, и в растущей зависимости от экспорта и импорта имеются свои опасности. Отсюда вытекает, что ни в одном из этих направлений нельзя распускать вожжей. Но есть и противоположная опасность, никак не меньшая: она состоит в задержке экономического развития, в более медленном темпе его роста, чем тот, который допускается активным использованием всех мировых возможностей. А в выборе темпа мы не вольны, так как живем и растем под давлением мирового хозяйства. Слишком голым и абстрактным представляется довод насчет опасностей войны или блокады в случае нашего "врастания" в мировой рынок. Поскольку международный обмен во всех его формах экономически усиливает нас, постольку он укрепляет нас и на случай блокады или войны. Что наши враги могут еще попытаться подвергнуть нас этому испытанию - на этот счет у нас не может быть никаких сомнений. Но, во-первых, чем многообразнее будут наши международные хозяйственные связи, тем труднее будет разорвать их и нашим возможным врагам. А, во-вторых, если это все же случится, мы окажемся несравненно сильнее, чем были бы при замкнутом и потому замедленном развитии". И далее: "Мировое разделение труда не есть такое обстоятельство, которое можно скинуть со счетов. Всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами, вытекающими из условий мирового разделения труда". Эти строки, надеюсь, совершенно точно отвечают на все позднейшие споры по этому поводу и, в частно
сти, на выдумку Бухарина, будто я говорю только о нашей растущей зависимости, игнорируя рост нашей силы.
Почти вся полемика Бухарина против меня, кстати сказать, построена по этому же типу. Он берет не мои мысли, как они у меня изложены в их внутренней связи, а прибегает к методу, который нельзя иначе назвать, как литературным мародерством: схватит фразу или осколок фразы у Преображенского, добавит к ней, что бог на душу положит, объявит, что Преображенский в своей фразе, вместе с бухаринской отсебятиной, есть подлинный троцкизм, вырвет несколько слов из моей невыправленной стенограммы - игнорируя совершенно бесспорный смысл моей речи -- и затем построит из всего этого схему, которая в лучшем случае представляет собою вывороченные наизнанку воззрения самого Бухарина, но ни в коем случае не мои.
Если растущая связь с мировым рынком и зависимость от него означает безнадежность социалистического строительства, то что же означают обвинения в сверхиндустриализаторстве, в стремлении к слишком быстрому темпу для нашего промышленного развития? Что означает вообще спор о темпе, о "черепашьем", с одной стороны, и "сверхиндустриализа-торском" - с другой? Это спор не о том, возможно или невозможно социалистическое строительство, а о том, на каких путях оно обещает успех. Выдвигание и подчеркивание нашей зависимости от мирового рынка нужно мне, во-первых, потому, что она соответствует действительности, во-вторых, потому, что только при ясном понимании этой действительности можно уразуметь вопрос о темпе. "В выборе темпа мы не вольны, - писал я в "Правде" около двух лет тому назад, - так как живем и растем под давлением мирового хозяйства" ("К социализму или к капитализму?", изд. 2-е, стр. 63). Почему борьба против невежественной философии замкнутого хозяйства есть пессимизм? Почему борьба против реакционно-усыпляющей теории "черепашьего шага" есть маловерие? Где же капитуляция перед капиталистическим хозяйством, если основная моя мысль состоит в том, что всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами мирового хозяйства?
Из чего же, собственно, вытекает, что наше развитие ведет к независимости, понимаемой в смысле всесторонней внутренней пропорциональности отраслей хозяйства, освобождающей от необходимости экспорта-импорта? Это ровно не из чего не вытекает. Наоборот, это коренным образом противоречит всем тенденциям мирового и, в частности, нашего собственного хозяйственного развития.
Не так давно мы это понимали. Под этим углом зрения мы оценивали последнюю империалистскую войну и предсказывали неизбежность дальнейших империалистских войн. Под этим углом зрения мы приняли в 1923 году лозунг Соединенных Социалистических Штатов Европы, как вытекающий из логики экономического развития. Мы считали и считаем, что Соединенные Штаты Европы и наш Советский Союз сомкнутся в одно хозяйственное целое. Мы считали, наконец, что Советский Союз явится гигантским мостом между социалистической федерацией Европы и федерацией Азии. Мы не думали и не думаем, что свободная Индия и социали
стическая Англия будет вести замкнутое, независимое друг от друга существование. Обмен ценностями между ними является необходимым условием экономического прогресса. Он сохранится и после низвержения британской буржуазии и будет совершаться в рамках великой федерации. То же самое, скажем, относится и к нашей северной Индии - Сибири. Вскрыть ее естественные ресурсы - это гигантская международная задача. Тут найдут себе применение и немецкая, и английская техника, и датский опыт сельского хозяйства. Но дело идет, конечно, не об одной Сибири. Курские залежи магнитного железняка, уральские калийные залежи и все вообще гигантские ресурсы наши требуют применения интернациональных накоплений и мировой техники. В неменьшей степени это относится к задачам электрификации.
Не так давно мы понимали это. В книжке Скворцова-Степанова об электрификации, написанной, так сказать, под специальным присмотром Владимира Ильича, интернациональный характер социалистического строительства вообще и нашего электрификационного плана в частности, выражен с полной отчетливостью. Вот что там говорится в VI главе:
"Вот как рисовалось дело всего несколько лет тому назад. Какие же изменения произошли с того времени в мировой технике или в мировой экономике, которые позволили бы нам радикально пересмотреть основные наши воззрения и именовать мелкобуржуазным скептицизмом отрицание того самого идеала, который мы сообща четыре-пять лет тому назад называли мелкобуржуазным?
Но, скажут, эти расчеты строились в надежде на быстрое развитие социалистической революции в Европе. Конечно, в отношении социалистической Европы нам не нужно было бы никакой "независимости". Отношения с ней определялись бы братским сотрудничеством на основе наболее эффективного (дающего наилучшие результаты) разделения труда. Другое дело капиталистическая Европа. По отношению к ней нам нужна независимость. Такая постановка вопроса, внешним образом как будто и убедительная, на самом деле ложна. Перспектива ближайшего ряда лет говорит нам о непрерывном росте наших связей с мировым хозяйством не только абсолютно, но и относительно, т. е. о непрерывном увеличении оборота внешней торговли по отношению ко всему хозяйственному обороту. Таким образом, ближайший период будет временем увеличения нашей зависимости от мирового хозяйства и одновременно повышения нашего удельного веса в нем. Когда же это наступит поворот к замкнутости? Сколько нам времени нужно развиваться, "врастая" в мировой рынок, чтобы затем повернуть в сторону замкнутого хозяйства, и не успеет ли Европа повернуть раньше к социалистической революции? И почему сейчас, когда мы экономически еще ужасающе отсталы, врастание в мировое хозяйство не представляет для нас какой-либо смертельной опасности, а через пять или через десять лет, когда мы будем гораздо сильнее, нам понадобится независимость от мирового хозяйства? Из чего это вытекает? Наоборот, дальнейшее развитие производительных сил будет увеличивать из года в год нашу заинтересованность в международном обмене при капиталистическом окружении. Этот обмен будет строго
регулироваться методами монополии внешней торговли. При европейской социалистической федерации обмен получит плановый характер. Между этими двумя системами не будет никакого провала, в течение которого наше хозяйство существовало бы на основах замкнутой пропорциональности своих отраслей. Наоборот, правильно регулируемый рост экспорта и импорта по отношению к капиталистическим странам подготовит элементы будущего товаро- и продуктообмена, когда европейский пролетариат овладеет государством и производством".