Комната №11
Шрифт:
Детьми мы с сестрой жили в одной комнате, сейчас я спал в одном помещении с отцом, она – в другом, с матерью.
Ситуация, дикая для нормальных людей, соответствовала родителям – бесполым мокрицам, которым не имело разницы, где спать.
Говорить о возможности личной жизни в нашем доме не приходилось.
Результат был налицо.
Сестра обладала приемлемой внешностью, но перевалила через двадцать пять лет, а замужество ей так и не светило.
Женихи с квартирами искали невест, у которых имелось нечто большее,
Сестра перебивалась случайными связями, встречалась с мужчинами где попало. Это наливало ее желчью и делало замужество все более проблематичным.
Мне, конечно, было проще: в нынешнем возрасте семья еще не требовалась. А женщин от случая к случаю я имел легко, особенно после того, как заимел машину.
Но тем не менее и я задумывался о будущем. И с тоской понимал, что мне тоже не светит ничего хорошего, поскольку при всех физических достоинствах дети нищих интересны только нищим.
А связывать себя с девушкой из помоечной семьи я не хотел, мне хватало нищебродов родителей.
Наташа казалась перспективной.
Ее семья была нормальной, дочери предназначалась квартира какой-то бабки. Несколько лет назад старуха откочевала на тот свет, жилище освободилось и сделало Наташу завидной невестой.
Я нравился и ей и ее родителям, что не казалось удивительным: я был высок, строен, приличен и обладал специальностью, которая могла кормить в будущем.
Сама Наташа была уныла, в ней не имелось ничего, что делает из женщины женщину, а не просто существо противоположного пола.
Но я умел видеть приоритеты.
Перспектива оказаться в другом доме – навек забыть постылые рожи отца, матери и сестры – теоретически окрыляла.
Будучи человеком не до конца бесчестным, я решил, что сконцентрирую помыслы на Наташе, попытаюсь найти в ней достоинства, могущие дарить радость жизни.
Возможно, они в самом деле имелись, но пока я их не видел.
Прежде всего, Наташа была девственной и собиралась хранить себя до законного брака.
Такой взгляд шел вразрез с современными установками, но ради жизни без кровных родственников стоило наступить себе на горло.
Конечно, однокомнатная квартира не решала всех проблем, но лучше было жить в одной постели с женой, чем спать в одной комнате с отцом, который не пользуется дезодорантом.
Тем более, что погуляв с Наташей некоторое время, я все-таки добрался до ее тела.
И теперь, встречаясь на квартире покойной бабки, мы занимались тем суррогатом секса, который на западе принят в детском саду. Наташа не позволяла над собой большего, но получала от варианта удовольствие.
Я терпел, убеждал себя в том, что после женитьбы у нас все станет по-другому.
Но мне было не семьдесят лет, терпение оказалось
В преднамеренном монашестве около Наташи я прожил целый год. Он дался нелегко.
Я продержался даже в самое тяжелое время: вытерпел весну, когда сокурсницы – равно как и прочие женщины – сняли шерсть и облачились в капрон. Вид первых ног на заснеженных улицах бил кулаком и отзывался в теле, но я это пережил.
Лишь когда настал по-летнему жаркий май и девицы разделись догола, я понял, что лишаю себя нынешней жизни ради призрачной будущей.
Вспомнив былое, я нашел в университете Андрея – с которым тоже целый год не общался – и спросил, не женился ли он.
Приятель остался холостым, квартира не перестала быть вертепом, но я колебался, разрешил себе поблажку в самый последний момент.
Не признаваясь, я надеялся, что появлюсь слишком поздно, все девицы будут разобраны и мне придется уехать, не солоно хлебавши.
Но я нашел Веру и эпизод вернул силы.
Точнее, отрезвил в понятиях.
Я понял, что жизнь не поддается регулировке. И что Наташа Наташей, но потерянное в чувственном плане не восполнится никогда.
Я решил, что поступил правильно.
Хотя, возможно, это было не так.
Вера на насытила меня, лишь разожгла аппетит.
Сейчас она уехала в общежитие пить чай с деревенской сестрой, а я чувствовал, что до потери пульса хочу женщину.
За год я растерял своих интимных подружек, а на проститутку – не грязную шлюху, а приличную девушку – у меня не было денег, жизнь шла на грани возможностей.
На бензин мне кое-как хватало, а на платную любовь – нет.
Пока я сидел и думал о жизни, пропел домофон, на крыльце Андреевского подъезда появилась староста Таня.
По собранному, приличному виду никто бы не догадался, откуда она идет.
– Ты меня подвезешь? – спросила она, увидев меня. – Устала как не знаю кто.
– Не могу, – с оттенком злорадства соврал я. – Машина не заводится.
Подвезти Таню я мог запросто, но мне не хотелось тратить на нее ни времени, ни сил.
То, что было когда-то, кануло в прошлое, повторения не предвиделось, а благотворительствовать я не любил.
Состроив снисходительную гримасу, Таня пожала плечами и молча зацокала прочь.
Зад ее, обтянутый дорогими джинсами, был гораздо меньше Вериного.
Я достал телефон и открыл книгу контактов.
Нужный номер находился далеко, из-за редкого обращения быстрый набор не был настроен.
Я не помнил, когда в последний раз его вызывал.
Эльза была бывшей одногруппницей, близкой подругой сестры и – по совместительству – моей первой женщиной.
Как возник последний факт, я затруднялся сказать.
Хотя помнил все так, будто не прошло восьми лет.
Посторонний человек вряд ли понял бы, почему Эльза оказалась первой, с которой я проявил настойчивость.