Комната невесты
Шрифт:
Я поехал в центр города. Он буквально ничем не отличался от окраины. Те же довольно изящные ячеистые постройки с террасами, на которых покоились оперенные реторты. Те же башенки, напоминающие пирамиды, поставленные на острие. Те же вращающиеся на ветру, с золотистым отливом цилиндры, свисающие, как сосульки, с ребер, казалось, готовых упасть пирамид.
Те же золотистые шары, чуть побольше футбольных, по тяжелые, скорее всего из металла, катящиеся среди улиц по иссиня-черным металлическим желобам, никогда не сталкиваясь с другими шарами...
На меня -
Любопытно, но подобное равнодушие не значилось даже в Кодексе Контактов.
Я загородил дорогу парочке воркующих индрян и спросил через лингатрон, где разыскать главу города.
Главу, старейшину, мэра, хозяина, градоначальника, генерал-губернатора, наместника, прокуратора, хоть черта лысого, коли на то пошло. Парочка попятилась от меня, как от прокаженного. Вопрошаемые подняли как по команде правые руки вверх и не без достоинства исчезли в опустившихся под ними квадратных люках. Тут я заметил, что вся улица вымощена такими квадратами.
Два образовавшихся отверстия сразу же перекрылись.
С не меньшим успехом я мог где-нибудь в оренбургских степях поинтересоваться у колосьев ржаного поля, где, мол, здесь главный колосок.
В "челнок" я вернулся в дурном настроении. Спалось плохо. Проснувшись среди ночи, я сходил в рубку и выключил прожектор: с соседних звезд он все равно не заметен, а здесь бесполезен... Поутру сквозь дрему мне чудился гнусавящий, скрежещущий голос, как у неотлаженного робота:
– Кто убивает миллиарды живых существ, тот достоин суровой кары! Как смеешь ты убивать вибрацией элекара наших ползунов, летунов, прыгалок, стрекунов?
...И еще несколько дней, несколько столь же бесплодных визитов в ячеистый город, уже без элекара.
Однажды я принес и оставил под пирамидой возле нежно поющего цилиндра запаянный еще на Земле контейнер. В нем была карта нашей солнечной системы, красочные иллюстрации развития жизни, записи музыки на кристаллических панелях, самовоспроизводящих звуки даже на слабом свету, в общем, скромные дары посланца, не могущего добиться аудиенции неизвестно у кого. Без этих даров идея Контакта представлялась нашим академическим мудрецам нереальной. Что ж, посмотрим...
Едва я повернулся и отошел на несколько шагов, контейнер исчез. "Наконец-то!
– радостно вздохнул я.- Доброе начало полдела откачало". Каково же было мое изумление, когда по возвращении в "челнок" я обнаружил контейнер на его прежнем месте, и притом нераспечатанным. Стало быть, без меня они преспокойно проникли сюда, несмотря на хитроумную систему охраны!
– Кто вламывается в чужое жилище без приглашения, достоин осуждения, сказал я вслух. И задумался. Я, а не они вламывались в чужую жизнь...
Я решил на время оставить бесполезные попытки, Зачем торопить события? Может, им нужен определенный срок, чтобы понять суть моей миролюбивой миссии?
Пожалуйста, я не тороплюсь. Лишь через семь лет согласно закону начальных небесных сил мне двигаться в обратный путь...
Я собирал образцы воды и почвы, растений и минералов. Снял несколько видовых
К утру все образцы исчезали, пленка оказывалась засвеченной, записи кем-то стирались. Они ничего не желали от меня брать и ничего не хотели отдавать...
Я перелетел ближе к экватору. Как выяснилось, тамошние города были точными копиями прежнего. Неотличимыми, как ласточкины гнезда. Одинаковость овальных озер с допотопными медузами и шаров в желобах навела меня на странную мысль: уж не переезжает ли вслед за мною целый город, чтобы усугубить полное ко мне равнодушие Индры...
* * *
Загадку Индры я так и не разгадал. Я ходил среди ее обитателей, вглядывался в лица - спокойные, сосредоточенные, доброжелательные, слушал пение золотистых цилиндров, наблюдал, как индряне поглощают синтетическое желе вроде омлета, запивая синтетическим соком, - и ничего, как младенец, не понимал. Допускаю, что многое прояснилось бы, окажись я внизу, под квадратными плитами, но туда меня вежливо не пускали, хоть я и пытался проникнуть (однажды даже ночью, но...).
Позднее, во время своих бессмысленных странствований по планете, я попытался обобщить накопленный опыт горького, но небесполезного знакомства. Скорее всего здешняя цивилизация с самого истока потекла по руслу принципиально иному, нежели земная. Индряне никогда не употребляли в пищу мя(о. Ни свежее, ни засушенное, ни перемолотое - никакое. На заре своего развития они питались злаками (с добавлением в них растертых в порошок минералов), плодами кустарников и деревьев, медом, травами, овощами.
В их древних легендах Индра была подобием большого животного; они обожествляли все живое и, кажется, понимали язык зверей, птиц и рыб. Болезни они считали величайшим бедствием и умели искусно бороться с ними без хирургических инструментов, прибегая только к настойкам, мазям и отварам трав.
Я, наверное, представлялся им - зачем заблуждаться!
– эдаким космическим громилой, кровожадным монстром. Легко представляю, как в одну из земных гаваней, к примеру в Сан-Франциско или в Находку, причаливает на диковинном суденышке людоед из неведомых земель. С запасом соответствующих консервов на годочек-другой. Сходит на берег, любопытствует, суется во все щели, даже готов поделиться страшными своими мясными припасами. Говорить с людоедом - о чем? Контакты устанавливать - какого рода?
Во всяком случае, когда я переправил в звездолет все мясные и рыбные консервы, отношение ко мне переменилось в лучшую сторону, а именно: от меня перестали шарахаться дети; однако записи в бортжурнале стирались исправно.
Так, подобно Гулливеру, даже хуже, Агасферу, вечному жителю изгнания, пораженному проклятьем того, кому он отказал в кратком отдыхе, скитался я по Индре. Но даже пугающий одним своим видом длинноволосый изможденный Агасфер через каждую сотню лет становился опять молодым, даже у него теплилась надежда на искупление. А на что надеяться было мне?