Комната с видом на звезды
Шрифт:
Я присела за прилавком и задумалась. Борис сказал, что это поджег. Но кому потребовалось совершать такое? Хотя, кто знает, может, подставить как раз пытались Освальда Павловича. Ведь первым, на кого Артемьев подумал, был его отец. Все же, это нешуточное дело, и придется ждать разбирательств. Да и сам Борис вряд ли будет сидеть на месте, наблюдая, как его кофейня в упадничестве, а мы процветаем.
– Нужно быть осторожными, - проговорила я, и Освальд Павлович закивал.
– Ты тоже думаешь, что он будет мстить?
– усмехнулся старик.
– Судя по тому, как он ворвался сюда сейчас, безусловно, - кивнула я.
– Его можно понять, он винит вас во всех своих бедах.
– Винить он должен только
– Я надеялся на него. А он меня бросил...
– Что, если у него были на то причины?
– предположила я.
– В конце концов, прошло уже так много лет. Вы же можете забыть обо всем этом.
– Нет, не могу!
– воскликнул хозяин лавки.
– И ему не нужно мое прощение.
– Он сказал, что вы выгнали его из дома, - вспомнила я.
– Это правда?
Освальд Павлович повернулся ко мне, и стало видно, что его глаза покраснели от выступивших слез. Воспоминания снова разбередили былые раны.
– Отчасти, - без тени сожаления признался старик.
– Но я не растил его предателем. И не растил его убийцей брата. Он заслуживает всего, что произошло с ним.
Я долго смотрела на Крезу, повторяя про себя его последнюю фразу. Смысл ее был очевиден, но именно поэтому так легко ускользал от меня. Я ничего не понимала.
– Ладно, - кивнула я и, полная решимости, двинулась к двери. Не шевелясь, Креза безучастно смотрел на меня. Я повесила табличку "закрыто" и, заперев дверь, повернулась к Освальду Павловичу.
– Или вы немедленно рассказываете мне все, что случилось между вами и вашим сыном, или я больше никогда не приду в лавку!
– решительно заявила я. Похоже, это и в правду возымело действие над моим упрямым работодателем, поэтому он не стал сопротивляться и, едва заметно кивнув, побрел в жилую комнату.
***
Жизнь Освальда Павловича была размеренной и спокойной. До определенного момента. Но, пока он еще не настал, Креза жил в обеспеченной семье, приближенной к власти, получал хорошее образование в Москве и по праву считался тем, кого в наше время называют золотой молодежью. В те советские годы его ждала судьба типичного состоятельного человека с хорошими связями. На третьем курсе экономического факультета Ося, как ласково прозвала его мать, встретил девушку. Ее звали Ирина, и тогда она показалась Крезе самым очаровательным и милым созданием на свете. Она была умной и веселой, а именно беззаботного веселья Осе и не хватало. Такая красивая пара, они довольно скоро поженились, и уже через полтора года у них родился их первый сын, Олег. Все это казалось чудесным сном для молодой пары. Освальд с упоением наблюдал за тем, как крохотная частичка его самого растет и крепнет с каждой минутой. Любая улыбка, любая мелочь из жизни Олега неимоверно трогала его родителей.
Спустя три года Ирина снова забеременела, и у Олега появился младший брат. Его назвали Борисом в честь деда Освальда. Молодая чета с нетерпением и любовью ждала рождения ребенка, но никто не мог представить, что этот день обернется страшной трагедий для всей семьи. Жена Освальда умерла в родах от внезапно развившегося кровотечения. Врачи ничего не смогли сделать.
Олег тогда был еще слишком мал, чтобы остаться без материнского тепла. Боря же и вовсе не успел познакомиться с матерью. Но хуже всех пришлось Освальду. Доля скорби и страданий опустошили его молодую душу, полную надежд и стремлений, что угасли так рано, даже не успев как следует разгореться. Он буквально не знал, как жить дальше. В отчаянье Ося целыми днями просиживал в бывшей супружеской спальне. Дом находился в запустении, как и Креза.
Скорая успела. Врачи откачали молодого мужчину на месте, предложили обратиться к психиатру, другим специалистам, но мать отказалась. Едва очнувшись, из пелены глубокого обморока и мелькающих вокруг предметов ясно он увидел лишь одно, - глаза матери. Она смотрела на него с немым горестным укором, и Креза почувствовал, как что-то сломалось между ними навсегда. Еще одна незримая нить оборвалась, и он будто услышал в голове этот несуществующий сухой звук разрыва.
За весь вечер мать не сказала Освальду ни слова, не спросила его ни о чем. Лишь на утро она вошла к нему в спальню, словно набралась сил для трудного разговора. Она застала его там же, где и намедни.
– Как ты мог так поступить со своими детьми?
– глухо спросила она.
– Я думала, тебе нужно время. Но тебе нужно только это, - сидеть в пустой комнате и жалеть себя. Она умерла, ты не можешь изменить прошлое! Будь мужчиной, Освальд, возьми себя в руки!.. Мне надоело смотреть на все это. Завтрашним утром я забираю мальчиков и уезжаю к себе.
Освальд слышал, как до полуночи щелкали застежки чемоданов и гремели вешалки в шкафах. Утром мать встала рано. Ей было больно бросать сына, но больше она не может остаться здесь, у нее своя жизнь, она нужна мужу, и есть мальчики, которых надо взрастить в обстановке, полной любви и счастья, а не с мрачным отцом, который не в состоянии даже подняться с постели.
Она вышла на кухню, чтобы выпить кофе, но с удивлением увидела там своего сына. Освальд стоял у плиты и жарил яичницу.
– Я подогрел смесь для Борьки, - глухо сказал он, почувствовав спиной, что пришла мать. Сперва она не знала, что ответить, лишь молча кивнула и не двигалась с места. Но она уже поняла главное. Ее сын вернулся. Пробыв с ним еще несколько дней, женщина убедилась в том, что может доверить ему детей, поэтому уехала. Теперь вся забота о семье легла на плечи Освальда.
Борю он увидел впервые только в то утро, когда мать собиралась уехать с его сыновьями. До того момента Освальд не фокусировал взгляд ни на одном предмете. Борис родился крепким, здоровым мальчиком, удивительно похожим на мать, особенно глазами и смехом. Но вот странное дело, каждый раз, когда Освальд ловил взгляд малыша, он не мог радоваться тому единственному, что осталось у него от жены. Он вспоминал лишь ее мертвое тело в морге, равнодушное к его просьбам вернуться. Освальд напрягал все внутренние силы, стараясь скрыть свое отчуждение, но побороть это чувство ему не удавалось.
Чем старше становились мальчики, тем сильнее разнились их характеры. Олег, уравновешенный и преданный, всегда был готов помочь отцу с любым делом. Борис же оказался другим. В нем жила удивительная способность спорить и задавать вопросы, чем он нередко навлекал на себя хмурый взгляд отца, а то и подзатыльник. На все мальчик имел свое мнение и не стеснялся его высказывать. Противоречия между отцом и сыном были негласными, ни один не мог бы назвать их причину, но со временем и Борис понял, - они с Освальдом чужие люди.