Комната страха
Шрифт:
Когда подошла очередь, она наклонилась к окошку. «Что они его так низко делают? Специально, чтобы смотреть свысока на просящих?» – подумалось Еве, злой и смущенной как никогда.
Она попыталась воспроизвести заранее заготовленную и отрепетированную фразу:
– Э-э-э-э-э… Можно мне… Вы не могли бы…
– Что вам? – нетерпеливо и деловито осведомился мальчик («Форменный мальчик ведь! И как таких пускают в аптеку работать – для этого же специальные знания необходимы!» – возмутилась Ева), посматривая на избитую, явно хиппующую девчонку, впрочем, довольно ничего себе, и уже более доброжелательно: – Я вас слушаю.
– В смысле… Нет, ничего, – капитулировала Ева.
Выскочив из аптеки, Ева отдышалась, прислонившись к стене. Тут же, впрочем, отшатнулась от надежной опоры под осуждающим взглядом вышедшей из аптеки посетительницы, дамы возраста Виолы. И понеслась в сторону дома под укоризненное цыканье мегеры.
По пути к спасительному укрытию своей квартиры она заметила неоновые огни винного магазинчика. Всплыли в голове сюжеты прочитанных книг, в которых девочки-подростки пытались скрыть следы раннего полового созревания в виде той самой пресловутой незапланированной беременности. «Мне надо выпить виски. Или водку, или джин. Это, кажется, самое крепкое спиртное». Выбор напитка всегда зависел от страны проживания девочки-подростка. В буфете у Евы была припасена лишь бутылка шардоне.
– Дайте мне, пожалуйста… – Ева растерялась в многообразии этикеток, вполне способном соперничать с многочисленными названиями лекарственных препаратов, – что-нибудь крепкое.
К счастью, в этом мире виски чаще всего назывался виски, а водка – водкой. «Виола всегда предпочитала водку, – не к месту вспомнилось Еве, – или разбавленный спирт – в случае, если рядом приключался доктор Вайс». Несмотря на значимость бренда, в наименовании все же фигурировало название группы или подвида напитка.
– Коньяк, – насколько Ева помнила, крепостью он не уступал водке, обладая почти приятным вкусом, – не самый дорогой.
Забрав покупку, она зашагала домой, с гордостью неся пакет с бутылкой под мышкой. Оказавшись, наконец, дома, она запустила горячую воду в ванну. Это, по всем выкладкам, усиливало эффект от спиртного. Довольная своей осведомленностью, Ева радостно раздевалась под журчание воды. Раздался телефонный звонок.
– Алло, Ева! Я вчера тебе звонила, ты где пропадала?
Голос Марфы был похож на потусторонний глас, настолько он не вязался с текущим моментом. Окольными путями пробираясь из нереального мира, столь любимого Марфой, Ева ответила:
– Была занята. – «Тут, понимаешь, насиловали меня», – подумала Ева. – А ты что?
– Ну мы же договорились. Забыла, конечно! – убежденно сказала Марфа.
– Была занята, – упрямо повторила Ева. – Когда придешь?
– Я уже на подходе, знакомые подбросили. Ты как, примешь?
– Ad libitum [4] .
– В смысле?
– Заходи.
– А! Ну ясно, открывай дверь.
Через считаные минуты в дверь зазвонили и, не надеясь на исправность звонка, забарабанили. Марфа влетела, повиснув у Евы на шее.
4
Ad libitum (лат.) – свободно. В данном контексте – «Как хочешь».
– Здорово! Это что? Бандитские пули? – изумленно оглядывая загипсованную руку, спросила она у Евы.
– Так, пустяки. Проходи.
Озираясь с видом посетителя музея, Марфа прошла в гостиную. Осмотревшись, попутно заглянув в кухню и ванную, Марфа спросила:
– Только что переехала?
– Почему? – не поняла Ева.
– Вообще-то коробок не видно. Ты что, так и живешь в этой халупе?
– Отчего же халупе? – оскорбилась за свою квартиру Ева. – Вполне приличное жилье.
– Ну-ну Понятно… – Марфа с сомнением оглядела комнату.
– Смотри что хочешь, – устало сказал Ева, откидываясь на спинку стула у рабочего стола. Кстати, для этого стул пришлось поднять – он валялся на полу, дополняя представшую перед глазами Марфы картину опустошения и разрухи.
Вглядываясь в предметы, как будто принюхиваясь, та разочарованно вздохнула:
– Нет. Ну, так не интересно. Здесь ничего такого быть не может.
– А я предупреждала, – отозвалась Ева, нетерпеливо постукивая ногтями по рабочему столу.
– Хотя… Это что, это же конинка! Здорово! Это надо оприходовать, – и, набрав номер на телефоне, Марфа закричала: – Супер, супер, ребята! Поднимайтесь, здесь есть чем горло промочить! – а затем обратилась к остолбеневшей Еве: – Мы весь день без заправки, то в одну галерею, то в другую… Ребята устали, а до дома пока доедешь.
Ева, чертыхнувшись про себя, с ненавистью посмотрела на пакет с бутылкой коньяка, забытый у порога.
Почти немедленно в дверь застучали, рискуя снести ее напрочь. Марфа, кинувшись к двери, остановилась – она все равно забыла закрыть ее. Квартира быстро заполнилась людьми. Пока одни озирались по сторонам, другие обнимали Еву, третьи откупоривали бутылку ужасно дорогого коньяка и разливали его по найденным («Откуда столько тары!» – недоумевала Ева) бокалам. Шум и гам заполнил квартиру, которая, казалось, впала в шок от такого непривычного обращения.
Спустя час уставшая Ева лежала в остывшей ванне, рассматривая автографы, оставленные ватагой художников и писателей из свиты Марфы на гипсе. Обещан был, при условии сохранения надписей лет на восемьдесят – сто, не больше, немалый барыш от его продажи. По привычке Ева анализировала особенности написания прописных и заглавных букв, завитков и наклона. Прервавшись, она строго приказала себе немедленно взять себя в руки и задуматься о существующем положении. Борясь из последних сил с расслабленностью и негой, охватившей все ее до крайности утомленное тело, Ева пыталась сосредоточиться на текущих проблемах.
«Итак. Вероятнее всего, я беременна. Изнасилована, это уж точно. И беременна. Это, надо признать, возможно. Принятые меры явно недостаточны. Коньяка выпито всего лишь граммов пятьдесят. Больше мне и не досталось. Этого мало», – вздохнула Ева, печально погружаясь в остывшую воду. По всем подсчетам, надо бы половину литра – причем залпом и в горячей ванне. Но идти в магазин за новой бутылкой коньяка решительно не было никаких сил. «А ведь завтра будет уже поздно», – с каким то равнодушием сказала себе напоследок Ева, прежде чем заснуть.